Мама, я доктора люблю - Алина Зарайская

Полина разлила по бокалам вино, раскрыла журналы, зашуршала конфетными обертками, и Анжелка действительно забылась, глядя на умопомрачительные наряды и потягивая терпкое вино, дополняемое тающим на языке шоколадом.

— Вы зря смеетесь! Она замечательная, правда, замечательная.

— Что ж ты тогда до сих пор с ней только закатами любовался?

В комнате было душно и накурено. Открытое окно, выходящее во двор, почти не давало прохлады, потому что снизу доверху заросло плющом. Мужчины громко разговаривали и смеялись.

— К ней подход нужен. Да я и хочу от нее гораздо большего, чем месяц-два постели. Мне кажется, я заслужил немного отдыха и заботы. Анжела — это именно то, что для этого нужно. Добрая, ласковая, горячая, душевная — настоящая русская баба. И внешность тоже очень славянская: длинные русые волосы, крупные черты, высокая и не тощая, как сейчас модно.

— Есть, в общем, за что подержаться!

— Да-а-а, есть еще женщины в русских селеньях.

— Вот именно. Характер исключительный. Тихая и скромная, но уж если полюбит — всю себя отдаст, никаких трудностей не побоится.

— Может, ты жениться на ней собрался, раз так тщательно не только тело, но и характер выбираешь?

— О! Нашли о чем говорить! О женитьбе! Что, повеселей тем нет? А, Володька?

— Это не я, это Пашка про женитьбу спросил. Я ему о прекрасном толковал, а он… — Владимир трагически опустил голову.

— Эй вы, записные сердцееды! Водку будете? Или вам болтовни о женщинах достаточно?

— А кто принес горячие пирожки?

— Тебе бы только поесть — ни водка, ни женщины не нужны. Зайцев пирожки принес, он у нас водку холодным не закусывает.

Над столом, вокруг которого столпились мужчины, повисло облачко дыма и тоненько, зазвенели рюмки.

— Ничего ты не понял, Павлик. Я ее привязать к себе хочу, — продолжал Владимир под звяканье вилок и стаканов, — так, чтобы она на все ради меня готова была, везде бы за мной пошла. Я хочу быть в ней абсолютно уверен. Мне надоели бесконечные постельные и интеллектуальные романы. Хочу отдохнуть. К тому же умственной деятельности мне на ближайшие полгода с головой хватит, а вот тепла, душевности и простого полноценного секса как раз недостает. И, поверьте, лучшего варианта, чем Анжела, мне все равно не найти. Над ней поработать надо, но она того стоит.

— По-моему, ты больше времени потратишь на «работу», чем на наслаждение плодами своих трудов. Ты же в конце августа уезжаешь.

— Я ее и в Питер возьму. Только не сразу, а когда устроюсь. Там она будет просто незаменима. Ведь иногда (особенно, если чем-то серьезно занят и отвлекаться на случайные связи не с руки) хочется, чтобы дома ждала любящая жена, вкусный обед, теплая постель. А искать этого у петербурженок — дело гиблое. Там у меня просто времени не хватит, чтобы приручить какую-нибудь барышню. Да и глупо делать из женщин, самой природой созданных для игр и страстей, домашнюю утварь, когда в российской провинции полно баб, душой и сердцем стремящихся к роли домашней принадлежности.

— Что вы там про вкусный обед из рук столичной кокетки говорили? — вынырнул откуда-то из клубов табачного дыма Димка. — Знал я тут одну барышню, успевшую в Москве пожить и тамошних манер нахвататься. Полина Ордынцева, не слышали? В пединституте на инязе работает. И зачем сюда вернулась, кому она здесь с таким нравом нужна, неужели сама не понимает? Вроде ведь умная баба.

— Это ты про свою последнюю интрижку рассказываешь? — Олег хлопнул Димку по плечу. — Поучительная история, ничего не скажешь. Только для женщин. А нам-то что? Наше дело маленькое.

— Так и что же эта твоя Полина?

— Да вроде всем хороша. В постели — сущий бесенок. И не глупа, хоть, несмотря на свой иняз, и не очень образованна. А только чего-то не хватает. Как бы это сказать?.. В общем, от одного лагеря отбилась, к другому не пристала. Наших обычных баб она явно переросла, а до столичных не доросла. Хотя, может, кто-нибудь из местных выпендрежников с претензиями и польстится на такую экзотику и простит ей неподобострастный взгляд и барские замашки.

— Да-а-а, вот так поживешь, как вы, в юности в столицах, а потом будешь всю жизнь в родном провинциальном городке страдать. Идите лучше водку пить, эстеты хреновы.

— Идем. Володь, так я что-то не понял, если ты свою славянку приручить-привязать хочешь и вся она такая добрая да душевная, зачем же ты ей этот трагический спектакль с отъездом устроил?

— Драмы сентиментальной душе всегда полезны. Сейчас пострадает, а зато когда я через недельку появлюсь и скажу, что отъезд переносится, — так обрадуется!

Глава восьмая

Анжела, благодаря стараниям Полины и бесконечным хлопотам на грядках немного успокоившаяся за прошедшие дни, возилась с попорченными какой-то гусеницей кустами крыжовника. Она что-то негромко напевала и с удовольствием подставляла солнцу голую спину. В калитку кто-то постучал. Анжела поднялась с корточек, машинально откинула с лица только что высохшие после купания распушившиеся волосы и хотела было позвать маму, к которой как раз должна была прийти соседка, но вдруг ахнула и прижала руку к груди. У калитки стоял Владимир, а на дороге у забора — его бежевый «Опель».

«Неужели он никуда не поехал?! Остался здесь из-за меня? Или пришел, чтобы забрать меня с собой, в Питер? Или что-нибудь случилось?» — терялась в догадках Анжела, еще не веря своим глазам и не двигаясь с места.

Наконец она сделала по направлению к калитке несколько неуверенных шагов. Владимир широко улыбнулся ей и пошел навстречу. В его улыбке и взгляде было столько радости, столько тепла и ласки, что Анжела не выдержала, подбежала и повисла у него на шее. Тут же она почувствовала, как на горячей от солнца спине сомкнулись прохладные нежные руки, а через мгновенье уже сидела в машине, едущей куда-то далеко из Коринки.

— Мой отъезд перенесся на конец августа. Это стало точно известно только вчера вечером, когда мне удалось напрямую связаться с моим научным руководителем. А так все передавалось через кого-то — там упустили, здесь перепутали. В общем, испорченный телефон. А я, как дурак, всю неделю ни за что не мог толком взяться — ни за работу по-человечески, ни за диссертацию. А уж как с тобой быть, и вовсе было непонятно. С одной стороны, обидно не видеть тебя, если есть еще время до отъезда, а с другой, зачем зря тебя тревожить — приехать раз-два, разбередить душу и опять прощаться? Этого мне тоже очень не хотелось. Вот и ждал, когда все окончательно прояснится, чтобы уж или уехать, или к тебе приехать, но уже надолго.

Анжела почти не разбирала слов, которые говорил Владимир. Она сердцем поняла, что он никуда не исчезнет еще какое-то время, а остальное было неважно. И теперь девушка просто упивалась звуками любимого голоса, не обращая внимания на смысл произносимых им слов, с замиранием сердца смотрела на красивый профиль и наслаждалась ощущением его близости.