Азбука семейной жизни. Детектив - Маргарита Макарова

Надо… придется сидеть тут до смерти, пока есть хоть какие-то силы.

Элла посмотрела в сторону темного проема, ведущего в коридор.

Коридор… Пустой коридор выглядел страшно и напоминал вчерашний день.

Похороны. Вчера похоронили Сашу. Актер, режиссер, – он был моложе ее почти на 6 лет… Как он мучился… Рак. Как он цеплялся за жизнь, как до последнего не верил, надеялся, что не умрет. Саша Авлов. Великий тусовщик.

Сколько женщин у него было, и как все его хотели. Он тоже все… хотел… хотел все и сразу… все работал и работал… Все снимался, снимал, все бегал по рыбалкам, футболам и вечеринкам.

Когда сказали, что у него рак – никто не поверил. Он сам в это не верил. Такие, как я, не умирают.

Все так говорят.

А еще никто не остался в вечности…

Ну не вечность… но в 54 года…

Может, и ее ждет такой же точно конец.

Она вспомнила, как Авлов несколько лет назад внезапно прилетел на день рождение Равнининой. Его уже никто не ждал. Он был на спектакле в Питере. И вдруг. Он входит. Весь в белом… Великолепен, как всегда…

Оказалось, что он до спектакля позвонил кому надо, чтобы задержали самолет. И самолет три часа ждал окончания спектакля, и вот… Он в Москве на дне рождении. Как он был жаден до впечатлений. Метался и туда, и сюда… Все хотел ухватить за хвост. Боялся не успеть что-то, не увидеть, не услышать, не получить, не сыграть.

Элла вдруг ясно и отчетливо представила самолет, поздний рейс. Ночной. Между Питером и Москвой, и лететь-то всего ничего. И вот… уже ночь, все сидят и ждут, когда вылетит самолет, чтобы оказаться дома в своих кроватях. И вот целый самолет три часа ждет актера Александра Авлова….

Она невольно зажмурила глаза. Весь самолет в тот момент проклял его. И неоднократно. Проклинали, наверное, каждые полчаса.

Да, последние годы он не сходил с экрана. Почти как я, – не удержалась от сравнения Элла…

Она опять зажмурила глаза. Потекла предательская слеза. Опять придется поправлять грим.

Чем больше мелькаешь – тем осязаемее конец.

Может, и так. Но что это меняет?

Она все равно не оставит тут дочь одну. Она не может оставить ее тут одну. Если уходить – то вместе.

Нет, не так. Уходить придется вместе. Сейчас уже все катится под откос. Уходить придется вдвоем.

Почему-то опять в голове раздался голос Авлова. Зачем он стал звонить по редакциям? Что за шило сидело у него в заду? Он и ей зачем-то позвонил.

– Я не лечусь козьим дерьмом. Это неправда. Зачем вы пишите это. Люди будут следовать этому и…

Элла покачала головой. Всего неделю назад. Он звонил. Люди будут следовать этому… Чему?

Везде кланы. Все держатся друг за друга. У Авлова был свой круг. Круг друзей, которые всегда готовы были ему помочь, достать денег, сценарий, дать роль, задержать самолет.

А вот жизнь задержать не смогли….

Она снова вспомнила, как он все собирался в монастырь. И его друзья звонили, чтобы оповестить о времени посещения…

О времени посещения…

О времени ухода оповещает не Авлов…

Тягучая боль в области сердечной мышцы напомнила о себе. Она была привычной, но странной. Странной, потому что… Наверное, тоже надо ложиться в больницу. Но выйти из струи – и все… – больше в этот поток не войти. Как в Греции. В одну и ту же реку нельзя войти дважды…

Но сейчас дело не в ней. Дело в ее дочери. Она еще молода, чтобы остаться вне потока.

На краю канавы, – вдруг почему-то подумалось Разиной.

Странно. Такие ассоциации. Но канава – да, все это стало напоминать ей сточную канву.

Пропадет девка, ох пропадет тогда. Куда мне уходить, – тяжелые, мрачные мысли наваливались, морщили лоб. Столько пластики. Сколько операций она сделала. Все зря.

Больше нет. Хватит. Сил нет. Так будет доживать. Она все же примадонна. Имеет право быть любой.

Она вспомнила, что у Авлова осталась годовалая дочка. Только женился, только обзавелся ребенком.

Да, жизнь выбирает момент, чтобы ударить как можно более остро.

Почему мы не умеем даже умирать достойно? – искры мыслей в голове уводили не туда, куда должны были бы.

Вот умер человек. Моложе ее. Известен всем. Неужели нельзя было спастись?

Не верится. И он не верил. Он всемогущий, все может, а тут умирать. Нет.

Умереть достойно. Это как?

Наверное, без суеты.

Вот и награду какую-то пошел в кремль получать. На фига ему эта награда нужна была? Что она ему жизнь продлила? Зачем ему нужен был это визит в кремль, этот звонок в редакцию?

Интересно, что человек и правда считает себя кумиром и легендой. Откуда приходит это чувство собственной значимости и значимости?

Почему нет? Вот она же, Элла Разина, считала себя легендой отечественной эстрады. И он хотел быть легендой.

Хотел стать легендой, или быть легендой.

Настоящие легенды, наверное, об этом не задумываются.

Наверное, истинные легенды просто живут и умирают достойно.

А все остальное уже сатира, пародия… картография…

Элла поежилась. Ей вдруг стало холодно… как будто смерть дотронулась до нее своим ледяным лезвием.

Рак… Что надо делать, чтобы остаться здесь, на земле…

Такая длительная и мучительная смерть – это, конечно, наказание… Но за что. За славу… Но ведь раком болеют не только…

Надо будет менять все. Круто менять жизнь. Если у тебя рак – надо просто менять жизнь. Если ты был везде – тебе надо уходить, запираться, закрываться, уходить… менять…

Но зачем менять, если все равно умираешь? Еще чуть-чуть пожить… Это хочется всем…

А может, они просто не верят в чудо?

Обыкновенное чудо… Элла верила. Она верила, что…

А если ты наоборот, был заперт и вел уединенный образ жизни, ученый, иль отшельник? Тогда что? Нужно идти в люди получать по мозгам?

Эллочка скривила губы. Получать по мозгам. А что еще можно было ожидать чужаку, пришедшему в мир?

Здесь никто никого не ждал. С распростертыми объятиями. Никто и никого. Будь ты супер-пупер, талант расталантище. Везде уже все было схвачено, везде все было занято. Все теплые местечки были поставлены на контроль – везде была очередь.

Очередь была даже на место у гроба.

Разина вспомнила вчерашний скандал на похоронах Авлова. Его друзья отгоняли его молодую жену.

– Ты кто такая, чтобы тут стоять!

Кто это сказал?

Ответный крик молодой женщины до сих пор звенел в ушах.

Кто же так цыкнул на нее?

Вот она жизнь. Друзья. Отгоняющие вдову от гроба. Драка за место у гроба.

– Ты кто такая, чтобы его хоронить.

Абсурд. И кто тут идиот? Жена, или друзья?

А на нее еще говорят – мафия. Ну какая она мафия?! Она всего лишь старая, больная женщина, которая не может отойти от сцены, потому что хочет, чтобы ее дочка не оказалась у разбитого корыта.

И что – неужели она не заслужила этого? Не заслужила, чтобы ее дочка была пристроена – прикормлена, чтобы у нее было куда пойти, что надеть, кем быть?

Не так уж плохо она и пела. Временами и вовсе хорошо.

Получше многих сейчас. Конечно – не так, как она когда-то.

Драка у гроба стояла перед глазами.

Какая чушь лезет в голову.

Похоронили и забыли. Жизнь, смерть. Главное, чтобы костюмчик сидел. Главное, чтобы ты был успешным, состоявшимся, чтобы тебе все завидовали, чтобы ты делала то, что хочется, чтобы ты была… была кем-то…

Вот и дочка… Сейчас она певица. А что будет делать, если с ней что-то случится? Ну что?

Руки опять предательски вздрогнули.

На ее место тоже уже стояла очередь. Примадонна.

Мест было мало.

А талантов… А где они таланты?…

Коротенькое платье, как обычно – колокольчиком, сегодня было из белого шифона. Белое немного омолаживало лицо, отбрасывая дополнительный свет и создавая игру бликов, отвлекающую от ничем уже не скрываемых дефектов.

Толстый слой грима затушевывал и заштукатуривал мелкую сеточку характерных морщин, свойственных артистам.

Кожа становилась как древний пергамент. Вялой, блеклой, вислой, как тряпка… половая… От грима, от плотного слоя этого профессионального грима было еще жарче.

На ее место…

Смешно. Место примы. Место главной певицы страны. Место бесспорного и заслуженного таланта.

Да, голоса у нее уже не было. Тот хрип, что раздавался из нее теперь, трудно было даже рядом…

Но все же она пела… она пела еще. Она могла петь.

А главное – петь хотела ее дочь.

Но на все эти места уже стояла очередь.

И люди в ней стояли очень серьезные.

Смешно, она боялась человека, который сейчас выйдет из «Звездного зазеркалья».

Смешно. Но смешно – это когда ты ничего не знаешь. Не знаешь, кто и как стоит за этим Гиршманом.

Когда Разина думала об этом, у нее потели ладони.

Она вытянула руку. Пухлые пальцы дрожали. Старательно наведенный маникюр, длинные ногти лишь усиливали предательское дрожание пальцев.

Страх…

Страх остаться в стороне, если не сделать то, что требуют.