Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека - Василий Бабков

«Вести из будущего» осаждали сознание. Невольно мысль переносилась в будущее, когда рука рабочего построит подводные дворцы для изучения глубин моря; на горе Богдо гордо подымется замок для исследования неба Лебедии – осада человеческим разумом тайн звездного мира; бесчисленные колодцы, вырытые в пустыне, покроют сыпучие пески садами и зеленью…

Думалось, что у устья Волги встречаются великие волны России, Китая и Индии и что здесь будет построен Храм изучения человеческих пород и законов наследственности, чтобы создать скрещиванием племен новую породу людей, будущих насельников Азии, а преследование индусской литературы будет напоминать, что Астрахань – окно в Индию…»

В словах поэта, как в капле воды видимый мир, отражается настроение эпохи. Здесь звучит тема массового человека – в смысле Ортеги-и-Гассета. Тема восторженного увлечения новой наукой – она уже намекает на свою грозную мощь, но еще не противопоставляет себя человечеству. Наконец ренессансная тема рационального преобразования природы – в политике она обернулась большевизмом и гитлеризмом с проигранной войной, в хозяйственной жизни процессами, приведшими к Великой депрессии и экономическому кризису, в культуре она проявилась национальными вариантами того, что в СССР называлось соцреализмом. Это – общие предпосылки для различных вариантов гальтонианской евгеники.

На оформление интересов европейских евгенических движений, включая русское, наложила печать мировая война, нарушившая демографическое строение населения воевавших стран Европы и выдвинувшая задачу наиболее эффективного использования людских ресурсов. Для демографических сдвигов в России также огромное значение имели революция и Гражданская война. Атмосфера пореволюционного взрыва разнообразных интересов дала дополнительную энергию идее Нового Человека и колоссальному числу проектов восстановления национальной экономики.

При наличии развитой структуры здравоохранения, высокого уровня преподавания на медицинских факультетах университетов, богатой периодической и повременной медицинской печати, с одной стороны, и быстрого развития передовой экспериментальной биологии, с другой, – резкие социальные сдвиги не могли не привести, среди прочего, и к возникновению евгенического движения.

Умственный фон обсуждения идей евгеники был весьма своеобразным. В России в 1910-е и 1920-е гг. к евгенике тяготели различные околомедицинские и околобиологические рассуждения. Они касались таких вопросов, как фатальность вырождения расы (под влиянием книги Макса Нордау), биологическая трагедия женщины (отчасти отклик на книгу Отто Вейнингера), зависимость гениальности от размера и структуры мозга (видимого внешнего, затем тонкого строения коры), связь гениальности и помешательства (вслед за Чезаре Ломброзо), мысль о возможности управления физическими и умственными способностями с помощью гормонов и тому подобное.

После отмены цензуры в 1905 г. в Россию хлынула волна оккультизма, и значительная часть литературной и художественной публики была под влиянием антропософии д-ра Р. Штейнера, теософии Е. П. Блаватской, оккультных кружков и философии Ницше, давших своеобразную окраску идее о стремлении к Новому Человеку, который победит смертную природу и превзойдет богов. Экзальтированная часть публики была готова включить популярные в Европе евгенические идеи в круг мутноватых оккультных и околонаучных рассуждений. В качестве, так сказать, интеллектуального санитара выступил Н. К. Кольцов.

Обсуждение возможностей евгеники, совпавшее по времени со стартом и быстрым развитием генетических исследований в России, он поставил на мощные традиции русской медицины и биологии. Возглавлявший русское евгеническое движение Н. К. Кольцов обладал достаточным влиянием для поддержания в нем высоких научных стандартов и этических норм. Любое отклонение от строгого научного мышления в сторону недостаточно обоснованных фантазий встречало уничтожающую критику в его «Русском евгеническом журнале».

Движение было либеральным по характеру. Либерализм означает первенствование интересов личности над интересами группы. Поэтому программа социальных действий Ф. Гальтона, с негативным и позитивным направлениями, имевшими целью улучшение человеческого племени, была исключена из задач движения (разумеется, русские евгенисты старались знакомиться с тем, что об этом писали на Западе). Его деятельность строилась вокруг исследовательской программы Гальтона, и русские евгенисты обсуждали проблемы генетики человека и медицинской генетики, включая популяционный аспект проблемы.

Благодаря этим характерным чертам русского евгенического движения в его рамках был выработан прочный фундамент для создания в России в 1930-х годах медицинской генетики.* * *

Печатаются две заметки М. В. Волоцкого о предыстории евгенического движения в России, статьи Ю. А. Филипченко о пропаганде евгеники в школе и Т. Моргана о наследственности у человека (в переводе Е. К. и М. Е. Эмме) и архивная рукопись С. Н. Давиденкова.

Эмблема евгеники Евгенического отдела Московского Музея Социальной Гигиены

Антропотехнические проекты Петра I (историческая справка) [33] М. В. Волоцкой

Известно, что отдельные евгенические идеи не были чужды и нашим предкам. Указывая на этот факт, проф. Н.К. Кольцов, в одной из своих публичных лекций, иллюстрировал его несколькими чрезвычайно характерными отрывками дошедшей к нам из глубокой древности Шехеразады. В частности, у нас в России, при Петре I, именно 12-го апр. (стар. ст.) 1722 г., был опубликован Сенатом один закон, касающийся запрещения вступать в брак слабоумным, содержание которого также может представить некоторый интерес при изучении истории развития евгенических идей. Приблизительно с этой точки зрения и рассматривают его некоторые немецкие и французские авторы – Валлон и Мари в «Revue de psychiatrie» (1899 г., стр. 495), и Неке – в «Archiv für Kriminal-Anthropologie» (1899 г. 3. Band, стр. 72). В. Шалльмайер в первых главах своего труда, «Vererbung und Auslese» (3-e изд. 1918 г.), в историческом очерке, также указывает, что в России уже существует закон, запрещающий, вступление в брак с безумными и сумасшедшими, но, по мнению автора, этот закон не носит какого-либо расово-гигиенического характера, так как преследует исключительно лишь интересы ныне живущих, а не будущих поколений.

Существовавший до последнего времени русский закон гласил следующее: «Запрещается вступать в брак с безумными и сумасшедшими» (т. X, часть 1, ст. 5), и действительно не носил евгенического характера, так как запрещение это основывалось на неправоспособности страдающих этими болезнями лиц, а ввиду этого и недопустимости заключения с ними брака, поскольку брак является юридической сделкой. Произведенная мною под любезным руководством проф. А. М. Винавера экскурсия в историю этого закона показала, что корни его кроются в другом, существовавшем еще при Петре Великом законе. Насколько основные мотивы этого первоначального закона содержат в себе заботу о потомстве, а вместе с тем и элемент евгеники, предоставляю судить читателям. Закон, о котором идет речь, называется «О свидетельствовании дураков в Сенате», и гласит следующее: «Понеже как после вышних, так и нижних чинов людей, движимое и недвижимое имение дают в наследие детям их таковым дуракам, что ни в какую науку и службу не годятся, а другие, несмотря на их дурачество, но для богатства отдают за оных дочерей своих и свойственниц замуж, от которых доброго наследия и Государственной пользе надеяться не можно (курсив мой. – М. В. ), к тому же и оное имение получа, беспутно расточают, а подданных бьют и мучат; и смертные убийства чинят, и недвижимое в пустоту приводят: того ради повелеваем как вышних, так и нижних чинов людям, и ежели у кого в фамилии ныне есть, или впредь будут таковые, о таковых подавать известие в Сенат, а в Сенате свидетельствовать; и буде по свидетельству явятся таковые, которые ни в науку, ни в службу не годились, и впредь не годятся, отнюдь жениться и замуж иттить не допускать и венечных памятей не давать, и деревень наследственных и никаких за ними не справливать, а велеть ведать такие деревни по приказной записке, и их негодных с тех деревень кормить, и снабдевать ближним их родственникам, а буде родственников не будет, то ближним же их свойственникам. А ежели по тому свидетельству явятся не таковые, как об них по известии будет написано, то употреблять оных в службы и в науку, кто к чему будет способен, а движимое и недвижимое имение по наследству им отдать, и жениться по урочным летам допускать». (Полное Собрание Законов Российск. Имп., том VI, ст. № 3949, стран. 643.)

Как видим, довод, что «доброго наследия к Государственной пользе надеяться не можно», стоит в этом законе на первом плане. В сущности, мы имеем здесь дело с проектом создания контрольной комиссии вроде тех практически евгенических комиссий, которые теперь возникают в С.А.С.Ш.