Посол Урус Шайтана - Владимир Малик

Заметив прибывших, от костра поднялись двое, придержали коней у Чернобая и сопровождавшего его татарина.

— Али, — обратился к нему Чернобай, — смотри товар, у меня времени мало.

С этими словами он кивнул парням, чтобы сняли с коней девушек. Бледные от страха и переживаний, они испуганно смотрели на татарина, который зацокал языком и расплылся в радостной улыбке.

— Ай-вай! Якши! Дуже допре! — путал он татарские и украинские слова. — Якши ханум![13] Ага[14] знает толк! Недаром моя делал такой опасный поход. Будет чем продавать в Кафу![15]

Он подошёл к девушкам, грязными пальцами поднимал их подбородки и, цокая языком, заглядывал в глаза. Несчастные онемели от страха, вздрагивали от омерзения, но Али не обращал на это никакого внимания.

— Ай-вай! Якши ханум, — удовлетворённо повторял он. — Спасибо, мий дорогой труже, спасибо, ага Петро!

— Товар для ханского гарема, — сказал Чернобай. — Плати деньги, Али!

Покрытое оспой лицо татарина сразу стало суровым, непроницаемым. Глаза сузились.

— Сколько?

— По полторы тысячи цехинов![16]

Али проглотил слюну, словно подавился.

— По пятьсот.

Чернобай отрицательно покачал головой.

— По шестьсот. — Али облизал языком пересохшие на морозе губы.

— Ты выручишь по три тысячи, Али. Я знаю. Таких девчат ещё никогда не продавали ни в Кафе, ни в самом Стамбуле. Они стоят больше, чем все твои невольники. — Чернобай скосил глаза в ту сторону, где ясырь. Мне они тоже не даром достались…

— Знаю, каждый охотник, выходя на охоту, рискует… Но денег ты за них не платил.

— Не стоила б овчинка выделки… Так какое твоё последнее слово?

— По восемьсот — и ни цехина больше!

— Хорошо, — согласился Чернобай. — Но в случае опасности… сам понимаешь, они должны навек замолкнуть. Я рискую головой!

— Зачем такая разговор! — обиделся Али. — Не маленькая я, знаю. Удар саблей — башка с плечей!

Из-под полы засаленного тулупа достал мошну, отсчитал деньги, потом кивнул на Звенигору:

— А этого за сколько?

— Этот не продаётся, — сердито ответил Чернобай.

— Жаль. Видно, крепкая казак. Дуже допре работника могла стать. Бакшиш за него дала бы большой! Может, продашь?

Чернобаевы парни переглянулись. Один из них крякнул, очевидно желая что-то сказать. Но Чернобай поспешно отрезал:

— Нет, он мне самому нужен. Прощай, мурза. Наш договор остаётся в силе?

— Конечна. Моя думает, будут ещё на Украине красивые девчата? — Али хихикнул. — Прощай, ага Петро! Пусть бережёт тебя аллах!

Чернобай вскочил на коня, ещё раз махнул рукой, прощаясь с Али, и небольшой отряд из пяти всадников нырнул в темноту.

Промёрзшая земля звонко гудела под копытами коней. Шелестел колючий обледеневший бурьян. Щербатый месяц раскачивался посреди неба, словно пьяный, и казалось, вот-вот сорвётся и трахнется лысиной об крутой холм. И тогда настанет тьма.

Звенигора знал, что не месяц качается, а он сам колышется в седле. Тело совсем занемело. Туго связанные руки и ноги затекли, он перестал их чувствовать. Жёсткий кляп ободрал ему и язык и рот, приходилось глотать собственную солоноватую кровь. Нестерпимо хотелось пить.

Его везли на смерть. Он знал об этом. Но где произойдет казнь и какую лютую смерть придумал Чернобай, его уже не интересовало. Лишь бы скорее все кончилось…

У высокого кургана, что виднелся на фоне синего неба, Чернобай остановился.

— Митрофан, на вершине много камней… Пойди принеси каменюку для этого байстрюка. Да не мешкай! — Парень бросился к кургану, а Чернобай обратился к Звенигоре: — Только не думай, чёртово отродье, что мы тебя утопим. Нет, голубчик, это была бы слишком лёгкая смерть для такого… Мы посадим тебя на кол и подождём, пока он вылезет у тебя через горло… Вот какой смертью помрёшь, голубчик!.. Зато и на том свете закажешь всем за тридевять земель обходить Чернобая!.. А потом привяжем тебе на шею камень и кинем в озеро, на корм карасям. Чтоб и следов не осталось!.. Ну как? Нравится?.. Нет?.. То-то же!

Он говорил бы и дольше, так как картины предстоящих мук врага доставляли ему удовольствие, но парень вернулся с камнем, и отряд тронулся дальше.

Через час они выехали на торную дорогу.

— Скоро озеро, хлопцы, — сказал Чернобай. — Ещё вёрст пять…

Вдруг он замолк и начал прислушиваться.

— Вы ничего не слышите?

Все остановились.

— Будто всадник скачет, — неуверенно произнёс долговязый Митрофан.

— Не будто, а действительно всадник, — подтвердил другой парень, в белом башлыке. — О-о, слышите? Приближается сюда… Кажись, один.

Вдалеке слышался звонкий топот — конь мчался галопом.

— Кто-то спешит в Чернобаевку, — сказал Чернобай и обратился к тому, кто в башлыке: —Отъезжай с этим за кусты, а мы тут подождём — узнаем, кто это скачет…

Хорь дёрнул коня Звенигоры и остановился тут же, за кустом.

Топот приближался. Вот показалась тёмная фигура всадника — он мчался во весь опор. В мёртвой тишине ночной степи громко звенела мёрзлая дорога.

Заметив на дороге незнакомцев, всадник осадил коня.

— Кто такие? — выдохнул тревожно.

— А ты кто и куда направляешься? — в свою очередь спросил Чернобай.

— Я еду в Чернобаевку.

— К кому?

— К Петру Чернобаю.

— Я и есть Петро Чернобай. Что случилось? Что за спешка? Подъезжай сюда.

Всадник подъехал поближе, пристально вглядываясь в незнакомцев, готовый при малейшей опасности повернуть коня назад.

Но вот Чернобай поднял голову, и месяц осветил его лицо. Из груди всадника вырвался облегчённый вздох.

— Ф-фу, так и есть — хозяин! — Он подстегнул коня и приблизился вплотную: — Я от полковника…

— Что с отцом? — вскинулся Чернобай. — Ему хуже?

— Помирают… Просили, чтоб вы немедля прибыли к нему. Едем!.. Дорога каждая минута!

— Матерь божья! — вскрикнул Чернобай. — Успеем ли? У меня конь совсем загнан…

— Авось ещё поспеем. Однако мешкать нельзя!

— Едем! Герасим, ты со мной! А ты, Митрофан, с Хорем… — Он что-то шепнул ему на ухо и с места послал коня вскачь.

Герасим и посланец погнали коней за ним.

Хорь, ведя на поводу коня Звенигоры, выехал на дорогу и спросил:

— Что он сказал, Митрофан?

— Чтоб мы сами сделали с этим все, что надо.

— Черта лысого! Мне надоело таскаться по степи! Было бы хоть за что… Чернобай положил в карман полный кошель денег, а нам — кукиш с маком!.. Вернёмся домой — не на что будет и горло промочить.