Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь ХХ века - Людмила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Музыка всегда лезет прямо в душу. Недаром же в соборах без нее никуда. Мне кажется, твой оркестр далеко пойдет. Будет настоящий лом.
– Понимаешь, я хочу продолжать свинговать, но чтобы при этом под нашу музыку было легко танцевать.
– Именно – танцевать! Слишком многие музыканты гонятся за сенсацией и ускоряют темп настолько, что под него просто невозможно двигаться! – подхватил идею Фрэнк.
– Мы делаем упор на средний темп и при этом сохраняем свинг.
– Похоже, вы и про внешний вид не забываете. Обалденные костюмы!
– Мне нравятся, – пожал плечами Гарри. – Я вообще поклонник цирка, всяких забавных трюков…
Оркестранты Гарри носили красные, расшитые блестками пиджаки и белые галстуки. Сам Гарри освоил особую манеру игры на трубе: он так надувал щеки, что, казалось, они вот-вот лопнут. В Синатре он уловил нечто большее, чем вокальное мастерство. Голос парня брал за душу, а это дорогого стоит, научить такому нельзя – либо есть, либо нет.
– Выходит, ты готов заключить со мной контракт? – Прищурившись, Гарри в упор посмотрел на Фрэнка.
– Запросто! Это вонючая конура в Инглвуде мне осточертела. У вас другой полет. – Он оглядел великолепный зал. – Высший пилотаж!
– Лучшая концертная площадка в Нью-Йорке. Увы, мы не всегда работаем здесь. Но и на помойке не валяемся. По рукам? Постой, вот только одно меня не устраивает – твое имя. Извини, но его совершенно невозможно запомнить. Надо придумать что-то броское, короткое.
– Э нет! Мое имя останется при мне. Оно как родимое пятно – не отмоешь. Бери меня вместе с ним или… – Фрэнк грозно выдвинул вперед подбородок с милейшей ямочкой.
– Ого, ты горячий парень. О’кей! Фрэнк Си… Синатра. После «си» хорошо бы пустить «до», ну уж ладно.
«Она шагает по пятам, твоя судьба!»
Свои первые композиции новый вокалист записал с бэндом Джеймса в июле того же года. Это были песни From The Bottom, Of My Heart и Melancholy Mood, ставшие впоследствии настоящими шлягерами.
Оркестр Джеймса хорошо принимала публика, о нем писали первоклассные специалисты.
– Твоя похвала в адрес моей трубы и бэнда выше всяких ожиданий. А как тебе мой вокалист Синатра? – спросил однажды Джеймс критика, ведущего колонку в музыкальных журналах.
– И не знаю, что сказать, – развел тот руками и, заметив огорчение Гарри, поспешил заверить: – Понимаешь, он, безусловно, хорош, но сыроват. Его исполнение в общем можно назвать музыкально удовлетворительным, но песни звучат натянуто и даже слегка робко. Как у юноши на первом свидании, когда он толком не знает, что сказать своей девушке.
– Он только начал серьезно петь. И я сделаю все возможное, чтобы этот парень нашел, что сказать девушке. А пока, будь другом, поддержи его. Он нуждается в хорошем отзыве печати больше, чем кто-либо другой. Запомни: Фрэнк Синатра.
Гарри был не только настоящим музыкантом, но и отличным другом.
Фрэнк принес домой «Музыкальное обозрение». Женщины смотрели телевизор. Нэнси, просветленная и спокойная на первых месяцах беременности, вязала нечто крошечное из пушистых ниток. Долли чистила пучок ревеня, положив на ковер газету и почти не отрывая глаз от экрана, на котором очаровашка Гарри Купер бегал по банкетным столам, «оплевывая» фрачных гостей салатным соусом.
– Все сюда! – Фрэнк хлопнул в ладоши и выключил телевизор. – Где отец?
– Сегодня в клубе Бронкса какой-то турнир по боксу, – недовольно откликнулась Долли, не поощрявшая бывшее увлечение мужа.
– О’кей! Старик почитает потом сам. Слушаем все! Статья ведущего музыкального критика Америки. Вот что он пишет: «У солиста Фрэнка Синатры очень приятный вокал и легкая фразировка…» – Он замолчал.
– А дальше, что дальше? – засияла Нэнси.
– Ну… все. Дальше идут похвалы оркестру. Тут сплошные восторги о нашем джазе и прочем.
– Не понимаю, вы что, играете джаз? – Долли считала себя образованной женщиной.
– Да не только! Гарри хочет, чтобы помимо свинга бэнд играл танцевальные мелодии, даже вальсы, танго и румбы. Ведь именно этого ждет публика. У Гарри несколько прекрасных инструментальных солистов – альтист Дэйв Мэтьюз, тенорист Клод Лэйки – первый класс. Великолепный тромбонист Дальтон Рицотти. А как звучит пианино у Джека Гарнера! Отличная команда! Мы высоко взлетим, почтенные синьоры! Нас знает весь Нью-Йорк! А скоро мы отправимся в Лос-Анджелес. Гарри получил ангажемент в шикарный ресторан под названием «Виктор Гюго». Нэнси, вытаскивай нарядные шмотки, ты едешь со мной!
У фортуны скверный характер. Даже своих любимчиков она порой окатывает ледяной водой…
В Лос-Анджелесе музыканты поселились в приличном отеле. У входа в ресторан «Виктор Гюго» висели афиши. Присмотревшись, Нэнси ахнула:
– Ты видел? «Вокал – Ф. Синатра». Огромными буквами!
– Ну, совсем не огромными и не первым номером. В общем перечне музыкантов.
– А мне кажется, что только твое имя и бросается в глаза. Ну, правда же! – Она повисла на руке мужа.
– Сегодня этих лос-анджелесских снобов ждет музыкальное потрясение. Уж мы зададим жару! – адреналин бурлил в крови Фрэнка. Он ощущал себя на взлетной площадке, еще мгновение – поднимется к облакам. – И денежки сорвем нешуточные. После концерта завернем могучий банкет! Я уже сейчас голодный, как волк… – Он нарочито бурно, страстно урча, облапал жену.
Оркестр играл в полную силу, Фрэнк пел восхитительно. Нэнси, в лиловом шелковом платье и с желтой атласной розой в волосах, заливалась слезами радости, сидя на стуле у входа в зал. Потом она ждала мужа у служебного подъезда вместе с женами музыкантов. Они решили, что на гонорар устроят банкет – и непременно в этом шикарном ресторане! Теплая летняя ночь, афиши в обрамлении мигающих лампочек, вечерние наряды – все опьяняло. Шелест океана, пальмы и знаменитости, встречающиеся то тут, то там – только поглядывай. Волшебный город!..
Через час они все собрались в номере Синатры. Нэнси варила на электроплитке спагетти. Даже на сосиски денег не хватило. Одна бутылка виски на всех и поникшие физиономии.
– Нет, уму непостижимо! – в который раз заводился Джеймс. – Кто мог вообразить что-нибудь подобное? «Вы играли слишком громко, вы распугали публику. У хрустальных люстр оборвались подвески. Я не могу выплатить вам гонорар и расторгаю контракт!» Какой-то трясущийся псих в смокинге! Главный администратор!
– Мерзейший тип! – злился Фрэнк. – Зря я не набил морду этому фраеру, босс.
– Тебе польстили, старик! От твоего голоса осыпались люстры! – похлопала его по плечу Маргарет, жена Гарри. – Однако денег ни у кого нет. Это и впрямь цирк, господа артисты…
«Дружище, поживей вертись! Ленивому мешает даже ветер»
Голос Синатры был очень важной составляющей оркестра Джеймса. Джек Мэтиас писал специально для него аранжировки, в которых ему подпевал весь бэнд. Многие специалисты считали, что две песни – It’s Funny To Everyone But Me и All Or Nothing At All, созданные Синатрой с оркестром Джеймса, – лучшие вокальные исполнения Синатры, ставшие бестселлерами. А запись итальянской песни Ciribiribin была непревзойденной среди всех, сделанных им с Джеймсом.
Фрэнк обожал Гарри. Он называл его «босс» – в пику дружеской атмосфере, связывавшей оркестрантов. И все же ушел от Джеймса, проработав у него только полгода…
Однажды, когда бэнд репетировал в Нью-Йорке на Пятой авеню, Синатру услышал ударник из оркестра Томми Дорси… У Дорси как раз возникла проблема с певцом. Ударник рассказал ему о молодом парне, работающем у Джеймса. Томми послушал Синатру и немедленно предложил ему работу.
– Что делать, Гарри? Сам знаешь: Томми Дорси – величина. Нэнси ждет ребенка, а наши заработки не шикарны… – виновато мямлил Фрэнк.
– Думать тут нечего – иди!
– Но мой контракт с твоим оркестром кончится только через пять месяцев.
– Плевать на контракт. Ты должен думать о своем будущем. – Гарри загасил сигарету и закашлялся.
– Босс… спасибо. – Фрэнк поднялся. – Но учти: стоит тебе позвать – я появлюсь в любую минуту. Только свистни – и я уже стою на сцене.
В доме было натоплено – Нэнси простудилась. Долли боялась, что болезнь отразится на беременности. Фрэнк загулял, Мартин спал. Кто после этого скажет, что мужчины – основа семьи? Долли ежеминутно подходила к окну, отодвигая штору, смотрела на освещенную фонарем улицу. Пусть только явится, уж она задаст этому блудливому коту хорошую трепку. Нэнси – курица. Все прощает, не может постоять за себя, совсем парня распустила. Вот он и сел на голову…
Внизу хлопнула дверь, и вскоре Фрэнк, гордый и сияющий, стоял на пороге, словно джекпот выиграл. Куртка нараспашку, белый шарф перекинут через плечо, в руке толстый журнал.
– Где тебя носит? У Нэнси температура. Я издергалась! – выплеснула накопившееся мать.
– Температура? – Он ворвался в спальню, сел в ногах кровати, взял жену за руку: – Малышка моя, что с тобой?