Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь ХХ века - Людмила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насовав уезжающим гастролерам кульков со снедью, она прослезилась, но все же не удержалась – лягнула колесо отъезжающего автобуса и крикнула сыну вслед, перекрикивая фырканье мотора: «Можешь не возвращаться, засранец! Я не буду ждать, когда тебя шуганут под жопу!»
… Фрэнк шагал под звездами и молился о том, чтобы Господь никогда больше не позволял ему петь. Ну разве на свете больше нечего делать? Завтра же он найдет себе другое занятие. Будет работать в конторе с девяти до пяти и жить, как нормальный человек. Да, как нормальный!
– Деньги забыл! – Его догнал запыхавшийся Санни. – Бегаешь ты, как лось, я все жиры растряс. Думаешь, мы совсем скурвились, гонорар зажмем? – Он протянул солисту зажатую в потной ладони десятку.
Возвращались они вместе. Фрэнк обнимал за плечи плакавшего от радости толстяка.
На следующий день «Четверка» выступала в приличном клубе в зале для дансинга. Вертелся зеркальный шар, нарядные куколки танцевали возле самой сцены и посылали артистам воздушные поцелуи. После выступления девчонки буквально атаковали музыкантов. В их гостиничном номере до утра не утихало веселье.
«Пожалуй, игра стоит свеч…» – думал Фрэнки, засыпая рядом с рыжей пампушкой, показавшей ему в постели высший класс.
Вскоре женское внимание – восторги, улыбки, флирт и конечно же секс стали своего рода допингом, дающим силы и энергию на новые выступления. Фрэнк заметил, что его пение действует на прекрасный пол одурманивающе. Со временем он понял, как надо подавать ту или иную песню, где подпустить лирики, где затянуть паузу и вести мелодию мягче, так, словно шепчешь на ушко в постели: «Красотка моя, луна над нами, прижмись теснее и послушай мой блюз…» Синатра и не заметил, как сыграло ему на руку отсутствие хорошего музыкального слуха – он пел мимо нот, и с годами такое исполнение стало его «фирменным знаком». А слабый вокал с лихвой компенсировался искусством сводить с ума женщин.
Они путешествовали по стране на автобусах и давали по три-четыре концерта в день. Иногда их площадкой были небольшие клубы с приличной публикой, но чаще приходилось петь в грязных кабаках, где посетители дули пиво, свистели, топали во время стриптиза и не стеснялись в выражениях, прогоняя со сцены непонравившихся артистов. Гримерками музыкантам служили зловонные туалеты, пропахшие блевотиной, мочой и дешевыми духами. Гонорар иногда выдавался в виде несъедобного обеда, а иногда достигал пятнадцати баксов на каждого.
Очень скоро ребята поняли, что Гарри из цирка был прав: без шуточек такую публику не зацепишь. После удачного выступления в клубе «Лосиная усадьба» они потягивали виски в углу за служебным столиком и обсуждали только что завершившийся концерт.
– Пруха пошла! – Престо щелчком подозвал официанта: – Жрачки, шеф. На всех…
– Фрэнки спас дело. Вы поняли, мужики? Честное слово! – Круглая физиономия Ларго сияла от возбуждения. – Как он сегодня разразился речью насчет клозетного турне – народец заинтересовался!
– Так задолбали же! Куда ни приедем – везде вонища и звуки спускаемой в унитазах воды. – Фрэнк чувствовал себя героем дня.
– Если честно, мне все это до жопы. – Со смиренным видом Бено перебирал четки. – Главное, чтобы телки были.
– А меня волнует, да, волнует творческий успех! – разволновался Ларго, не принимавший участия в сексуальных разминках. Пока друзья срывали цветы наслаждений, Санни, забившись в угол, спал как сурок.
– Да какой тут творческий успех?! Не в консерватории выступаем. И мы – не оркестр Бенни Гудмана и не воздушные акробаты. Мы даже на элементарный стриптиз не тянем. – Фрэнк с оживлением принялся за принесенное официантом рагу.
– Ну мы-то с Бено еще можем раздеться, – Престо скривил тонкие губы. – Но Ларго и тебе, Синатра, не советую. Придется, старик, нажимать на анекдоты.
– Заткнись! – Фрэнк сатанел, когда шуточки касались его внешности – «метр с кепкой», «соплей перешибешь»… – Я солист! Бабы клюют на меня! И без меня вам хана, парни. Выеживаться будете сами. – Толкнув стол, он попер на Престо с кулаками.
– Ай, какие мы гордые – вискарь на штаны льем! – Престо подхватил упавший от толчка стакан и встал перед Синатрой. – Мышиный жеребчик!
Фрэнк в мгновение ока обрушил графин на его голову. Но шляпа спасла Престо и на этот раз…
Спустя несколько минут разговор вновь потек по мирному руслу. Было понятно: успех «клозетного турне» сильно зависит от публики. Если в зале собираются преимущественно мужики, успевшие здорово поддать, лирикой их не прошибешь – нужны шутки.
– Вот вам свежая история. Она произошла с нашим аккордеонистом толстяком Ларго – вот с этим ушастым симпатягой. Ларго – по-итальянски «медленно». А наш толстяк никогда не торопится. – Фрэнк похлопал по плечу покрасневшего парня и продолжил доверительным тоном: – Ларго очень любит свою утку. Он взял ее в турне и везде таскает с собой. Вчера он даже прихватил ее в кино. Кассирша возмутилась: «С уткой нельзя!» Тогда наш маэстро зашел за угол, запихнул утку в портки, купил билет и прошел в зал. Фильм идет, Ларго забыл обо всем… Утка начала беспокойно возиться, и наш жалостливый музыкант расстегнул ширинку, чтобы птичка могла высунуть голову и подышать. Ну а рядом с ним сидела дама с мужем. Симпатичная крошка, да, Ларго? Видите, он покраснел! Так эта леди повернулась к мужу и говорит: «Ральф, этот тип рядом со мной выложил наружу свой пенис». Ральф ей: «Он что, пристает к тебе?» Она: «Нет». «Ну и прекрасно! Не обращай внимания и смотри фильм». Через несколько минут крошка снова толкает мужа в бок: «Ральф, его пенис…» Муж: «Я же сказал тебе – не обращай внимания!» Жена: «Не могу – он клюет мой попкорн!»
Хохот из зала был наградой шутнику. Контакт с публикой установлен, можно переходить к пению. Фрэнк чувствовал себя на сцене все свободней. Постоянно подмигивал кому-то в зале, всячески подчеркивал свой интерес к зрительницам. Поклонницы не давали ему прохода – в постели тщедушный Фрэнк превосходил самые пылкие их ожидания. В детстве все хихикали над худеньким мальчонкой и он не понимал почему. Пока во дворе мальчишки не объяснили: «У тебя причиндал как у взрослого дяди». Вначале он стыдился такой анатомической особенности, потом понял: выпячивающие под животом брюки – это клево! И девчонки визжали, замечая это. Пришлось, правда, купить брюки пошире, чтобы избежать конфуза на сцене.
«Смелее, парень, и не думай свернуть с пути. Хватай удачу за загривок»
«Клозетное турне» завершилось. От гонораров, после расчета со Стюартами, осталась даже некая сумма, позволившая Фрэнку приодеться и купить подарки в дом – новенькую радиолу и красивый мексиканский ковер в гостиную. Неделю «Четверка» почивала на лаврах в родном городе и устраивала шумные вечеринки.
А потом Фрэнк загрустил. Перестал есть, разогнал всех подружек. Валялся на диване или бродил где-то. Ему исполнился двадцать один год, и перспектива всю жизнь провести в «клозетных турне» его не радовала. Он уже понял, что умеет завести зрителей. В конце концов, чем он хуже Кросби? На магнитофонной записи не отличишь. Пусть только выпадет случай – они все узнают, чего он стоит…
Весной 1937 года Фрэнк принял решение: он будет петь один.
– Прощайте, парни, я получил выгодное предложение, – сообщил он своей тройке. – Сольники. Это круто!
Приглашение последовало от владельца ночного клуба в Инглвуде.
– Фрэнк, не знаю, что сказать про твой голос… – Хозяин клуба Том Уоринг, одетый под ковбоя, снял шляпу с загнутыми полями. – Но тебя любят бабы. И у тебя есть то, без чего творческая карьера невозможна… – Он опустил взгляд ниже пояса Фрэнка.
Тот вспыхнул. Уоринг наступил на больную мозоль. Жирный «ковбой» зашел слишком далеко… Удар Фрэнка был направлен в челюсть. Но Уоринг ловко увернулся:
– Ну-ну, петушок, я на ринге семь лет ломался…
После они посидели в пивной, и Фрэнку был предложен контракт на работу в ночном шоу за тридцать пять долларов в неделю. Выступать он должен был с бэндом Харольда Арлена из «Растик кэбин». Главное, что прельстило Фрэнка, – из клуба Уоринга велись прямые радиотрансляции, которые могли бы стать для него хорошей рекламой…
Конечно, на поверку все оказалось не так уж радужно. Вскоре стало ясно, что за эти деньги Фрэнку приходилось не только петь, но и пахать за бармена, кельнера и конферансье.
Вечером он стоял перед публикой.
– Кто знает, как писает эскимос? – Выдержав паузу, Фрэнк расстегнул молнию на брюках. Оттуда посыпались кусочки льда. В зале раздались хохот, топот, визг…
Удерживали его в Инглвуде лишь радиотрансляции. Их передавали по всей Америке! Программа была дурацкой, но чем черт не шутит?
Хотя от нового места работы до родного дома было всего полтора часа на автобусе, Фрэнк навещал родителей редко. Закрутился с дамами – уж слишком много красоток теряли от него голову, а он не мог равнодушно пройти мимо очередной жертвы своих чар.
