Кризис на Вулкане - Брэд Стрикланд

– Да. Потому что я был другим.

– Но разве ты не видишь? Поступая так они признавали свои эмоции. Просто большинство родителей вулканцев несколько снисходительны, когда их дети слишком малы. Они не обучают их способам управления эмоциями, пока они не станут старше. Но Сарек начал твое обучение как только ты научился говорить и понимать. Помнишь свое падение, когда тебе было четыре года? Мы были в Тасканских горах и ты сорвался с крутого склона.

Спок покачал головой.

– Не могу вспомнить.

– Ты ушибся и поцарапался, когда я добралась до тебя, но не плакал. Я спросила не поранился ли ты. – Аманда тихо рассмеялась. – А ты ответил мне короткой лекцией о психологической пользе боли, которая помогает организму выживать, распознавая потенциальную угрозу.

– Я все еще не понимаю.

Аманда коснулась его щеки.

– Все в порядке. Дело в том, что любой нормальный вулканский ребенок кричал бы от боли и испуга. В четыре года ты был слишком дисциплинированным. Спок, ты когда-нибудь читал о стоиках?

– Философская дисциплина древней Земли?

– Это стоицизм, – поправила Аманда. – Стоики это те, кто занимался дисциплиной. Они полагали, что все чрезмерные эмоции это плохо – слишком много горя, слишком много радости. Они тоже верили в контроль над эмоциями. И хотя их ключом был контроль, они смогли изжить эмоции не больше, чем можешь ты. Или твой отец.

Спок вздохнул.

– Однако то что я почувствовал, когда команда «Энтерпрайза» говорила обо мне хорошо, было тревожно. Знаешь, они очень отличаются друг от друга, не так как мы. Я имею ввиду, – Спок нетипично растерянно подыскивал слова. – Я имею ввиду, все взрослые вулканцы похожи: безмятежные, скучные. Люди на «Энтерпрайзе» другие: разного опыта, разных убеждений, разных позиций. И все они были честолюбивы. Но все же они прекрасно работали вместе, и каждый принимал других.

– Словно IDIC, – мягко предположила Аманда. – Бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях.

– Это применимо к гармонии вселенной, – сказал Спок о вулканском филосовском принципе.

– Это применимо и к людям тоже. – Аманда встала. – Я иду внутрь. Подумай о том, о чем мы говорили, Спок. Ты можешь поговорить со мной об этом в любое время.

Она оставила его под сенью золотой паутины. Та он и сидел, пока тени дня наконец-то не удлинились и заострились. Его мысли все еще были неясными в некоторых моментах, и он погрузился в себя. А следующим утром Сарек сбросил на него бомбу. Сарек попросил Спока зайти в свой кабинет после завтрака. Совик, помощник Сарека и его кузен, тактично оставил отца и сына наедине.

– Чтож, Спок, – сказал Сарек, – ты был центром внимания на «Энтерпрайзе». Могу представить насколько трудно это было для тебя.

– Отец, капитан Эприс считал, что мятежники могли на самом деле попробовать похитить тебя, – сказал Спок. – Я подумал, что помощь команде была необходима.

– Понимаю. – Сарек сел в свое кресло. – Сын мой, я понимаю, что все дело в напряжении. Но должен сказать, что несмотря на все твои годы дисциплины, ты испытал эмоции удовольствия от реакции команды на твое достижение. Это досадно.

Спок опустил глаза.

– Отец, я пытался контролировать это.

– Конечно ты пытался. Чтож, все-таки ты наполовину человек. Ошибка вроде этой не имеет особой важности, хотя это прискорбно. Однако ты должен понять, что «Энетрпрайз» с его недисциплинированной человеческой к.

вои годы дисциплины, ты испытал эмоции удовольствия от реакции команды на твое омандой это одно. Вулканская Научная Академия – другое.

– Я понимаю.

– Понимаешь? Спок, ты всегда должен быть начеку. Демонстрация эмоций в вулканской академии разрушит твое будущее. Этого нельзя допустить. – Сарек взял со своего стола распечатанный сертификат и посмотрел на него. – Именно поэтому я устроил так, чтобы ты стал временным студентом академии на следующие четыре недели.

Спок наклонил голову.

– Но следующий семестр начнется не раньше вершины лета; начиная с этого времени больше четырнадцати недель.

– Точно. Я подумал, что этот опыт в академии перед очередным семестром позволит тебе акклиматизироваться. Позволит оценить насколько серьезно ты должен взяться за свои занятия. – Сарек передал сыну сертификат. – Как видишь, это углубленный четырехнедельный семинар по системам искусственного интеллекта. Там с тобой будут родственники, и ты встретишь других вулканцев своего возраста. Я хочу, чтобы ты целиком отдался учебе – но также и обращал внимание на то, как ведут себя другие вулканцы.

Спок прочитал сертификат. Сарек наверняка упорно потрудился, чтобы убедить администрацию Научной Академии Вулкана допустить его: семинар был для студентов второкурсников.

– Спасибо, отец, – сказал он.

Сарек кивнул.

– Пожалуйста. Спок, помни, что на нашем языке слова наука и философия происходят от одного корня. Обе дисциплины должны быть чистыми, логичными, и свободными от эмоций. Это твой шанс восполнить пробел. Сделай это как можно лучше.

– Сделаю, отец, – сказал Спок, надеясь что Сарек не сможет обнаружить сомнение, которое начало расти в нем наподобие одного из растений Аманды. Возможно это началось с крошечного семения, но лоза стала сильнее. Спок чувствовал это внутри как давление на его сердце, как боль, которая предупреждала его об грядущих неприятностях.

Глава 6

Вулканская Научная Академия, подумал Спок, была возможно самым рационально спроектированным учебным заведением на всей планете. Сложный комплекс сверкающих серебристых и белых куполов и шпилей обладал такой же логической элегантностью, как и замысловатое упражнение по трехмерной геометрии. Симметрия и функциональность, математическая точность и строгая логика диктовали повороты и изгибы зданий. Все внутренние комнаты получали естественный свет, что экономило энергию и обеспечивало достаточно освещения для для их простых функций.

Логика диктовала взаимосвязь между комнатами и зданиями. Снаружи галереи и переходы никогда не следовали озадачивающими случайными курсами, а естественно и логично вели от одного места к другому. В вулканской академии всегда было известно, где находишься. К тому же в Академии легкость и гармоничность сочеталась с рукотворными парками в округе. Лужайки состояли не из травы, а из голубовато-зеленых вулканских растений, которые давали тот же самый эффект. Хотя их не требовалось стричь, лужайки были ровными, однородными, идеальными квадратами, прямоугольниками, кругами и трапециями. Вулканские деревья, некоторые из которых по биологической классификации фактически были гигантскими травами, подставляли небу безупречно сферические кроны. На Земле такое совершенство было бы результатом нежного внимания и многих часов заботливой стрижки. Здесь деревья выращивали столетиями так, чтобы добиться желаемого вида. Ножницы их никогда не касались.

Спок миновал симметричную группу из пяти деревьев. Перед ним дорожка огибала круглый фонтан – роскошь на природно засушливой планете. Водные струи принимали различные геометрические формы: конусы, параболы, гиперболы. Тихий плеск был почти музыкальным и вызывал удивительно успокаивающее ощущение. По правде говоря, думал Спок, я должен был принять все это как само собой разумеещееся и приятное. И все же… И все же.

Вздохнув, Спок повернул налево у фонтана и вошел в одно из одноэтажных студенческих общежитий. Хотя все они были идентичны по форме и размеру, ниодно из них не имело ни названия, ни метки. Так же как не нумеровались внутри комнаты. Ведь вулканцы замечали более тонкие различия в отличающихся оттенках цвета, ориентации коридоров, что служило даже лучше, чем надписи и номера, неуклюже приделанные к двери.

Одна из этих ничем не отмеченных дверей ощутила приближение Спока, и беззвучно открылась. Он вошел в прохладную темную комнату отдыха, которую делил с Сироком, своим дальним кузеном. Сирока нигде не было видно. Поскольку дверь его личной комнаты была закрыта, Спок пришел к выводу, что его старший кузен находится в своей комнате, вероятно занимается или медитирует. И то и другое было равновероятно.

Спок направился в свою личную комнату. Она была строгой, простой и неукрашенной: простая кровать без изоляционного покрытия (с совершенным температурным контролем покрывала и одеяла были нелогичны), стол с глянцевым треугольным компьютерным паддом, и – единственный штрих индивидуальности – изящная изогнутая вулканская арфа. Он прикоснулся к струнам, извлекая не музыку, а скорее тихий, спокойный, вибрирующий, мерцающий звук, который одновременно был притягательным и немного – хотя это было эмоциональным словом – грустным.

Спок сел на кровать, и задумался о последних нескольких днях. Зная что Сарек не одобрил его реакцию на происшествие на «Энтерпрайзе», Спок отправился в Научную Академию с твердым намерением доставить удовольствие отцу. Он приступил к занятиям в Академии, решив делать все в соответствии с пожеланиями своего отца. И все же… И все же первая встреча с кузеном показала ему, что это будет нелегко.