Пляска смерти. - Эрих Керн

— Это жена нашего сельского священника, — пояснил юноша сочувственно. — Когда части Красной армии шли на фронт, комиссары согнали всех «неблагонадежных» селян и расстреляли их.

Женщина на носилках не сводила с меня пристального взгляда.

— Среди них были наш священник и его двое сыновей. Младшему было восемь лет. От потрясения она впала в беспамятство и разбита параличом. Теперь она хочет, чтобы вы, немцы, тысячекратно отомстили за ее детей.

— Пушек! Пушек! — вновь заревела толпа, мужчины и женщины, все вместе.

Взволнованный силой проявленных ими чувств, я пожал множество протянутых ко мне рук и удалился.

Мы ехали всю ночь напролет, на этот раз курсом на юг. Пехотные части уже вышли форсированным маршем на ближние подступы к Киеву. Мы миновали все еще дымящийся Житомир. Противник оказывал яростное сопротивление всеми имеющимися средствами, и несколько последующих дней его артиллерия и авиация превратили нашу жизнь в сплошной ад. В один из этих дней в ходе боя я познал еще одну, дотоле неизвестную мне сторону моей натуры. В тот момент вражеские бомбы снова с жуткой аккуратностью рвались в наших порядках, и рядом со мной вздымались к небу фонтаны земли. Среди металлического воя разлетавшихся над головой осколков я вдруг услышал умоляющий зов: «Дайте индивидуальный пакет!» Автоматически я сунул руку в карман. Последний! Мы перевязывали раны весь день, и, хотя я утром предусмотрительно захватил три пакета, я уже все израсходовал, кроме одного. Я заколебался. А если мне понадобится перевязка самому? Но затем я взял себя в руки, подполз к раненому солдату и отдал ему пакет. От стыда за свою мимолетную слабость я не мог взглянуть ему в лицо.

Один за другим, в быстрой последовательности, мы заняли населенные пункты Медоваду и Зипанановку. В последнем я узнал, что Макс Амон, с которым мы вместе призывались, убит — первый из моей старой части. У Зипанановки мы по-настоящему поняли, с каким ожесточением с обеих сторон велась эта война на Востоке. Мы были вынуждены временно оставить этот населенный пункт, а когда вновь захватили, то обнаружили могилы наших солдат разоренными и оскверненными. Продолжая наступать, мы очистили от войск противника Ново-архангельск.

Неприятель окопался на окрестных холмах и отчаянно сопротивлялся, по всей видимости решив во что бы то ни стало удержать свои позиции в качестве основы всей оборонительной линии. Особенно нас донимала батарея легких гаубиц, расположившаяся за невысокой складкой местности в пологой ложбине, в нескольких сотнях метров от наших передовых позиций. Отказываясь отходить, она вела интенсивный огонь по нашей наступающей пехоте, нанося ей тяжелый урон. Командир приданной нам 6-й зенитной батареи, быстро оценив обстановку, выдвинул одно из своих орудий (на солдатском жаргоне «антон») в боевые порядки пехоты, и началась захватывающая дуэль между верным «антоном» и батареей русских.

Снаряды за снарядом вылетали с грохотом и воем из раскалившихся стволов. Увидев нашего фельдфебеля стоявшим на снарядном ящике и корректирующим огонь «антона» с биноклем в руках, советский командир батареи тоже стал, расхаживая взад и вперед й не обращая внимания на сыпавшиеся вокруг осколки, руководить огнем стоя. Первый снаряд «антона» — недолет, второй — перелет. Поразить цель в низине было не так-то просто. Мы страшно переживали за нашу зенитку, окруженную вздымавшимися фонтанами разрывов. Третий снаряд упал ближе к цели, а четвертый, должно быть, накрыл батарею: она умолкла, но вскоре возобновила огонь с удвоенной силой. Затем снаряд «антона» угодил прямо в центр ложбины. В небо взметнулись исковерканные части пушек и человеческих тел. Советский командир завершил свою борьбу за мировую революцию. Немецкая пехота перешла в наступление и уже вечером закрепилась на холмах.

Когда я вернулся в село, на поля подсолнечника опустилась ночь и только постукивание телеграфных ключей нарушало первозданную тишину. На обоих наших флангах мы не имели контакта с другими германскими частями и подразделениями. Не успел я лечь спать и укрыться одеялом, как услышал зов дежурного офицера: «Связной!»

Мне предстояло отправиться в 17-ю роту и передать ей приказ отойти назад на пятьсот метров, чтобы не допустить просачивания русских через незащищенное пространство между ротами. Мы ехали на мотоцикле без света и то и дело натыкались на воронки от снарядов, оставшиеся от последнего боя, происходившего накануне. Вскоре водитель остановился и заявил:

— 17-я находится прямо перед нами.

К несчастью, связной 17-й роты еще в полдень был ранен, а мне было неизвестно место нахождения других рот, кроме своей. Итак, я пошел прямо вперед, шатаясь от усталости и спотыкаясь о борозды и мертвых русских. Иногда я падал и, поднимаясь, старался придерживаться взятого направления. Я хотел закурить, но победила осторожность, и я положил сигарету снова в карман. Царила мертвая тишина, но шестое чувство подсказывало: в любой момент что-то может произойти.

И это произошло. Внезапно я понял, что заблудился, и на мгновение запаниковал; я брел в кромешной темноте по меньшей мере с полчаса и по-прежнему не слышал ни

звука. Издалека слева доносилось эхо нескольких разрывов, но вокруг меня все было тихо. Я лег плашмя и прижал ухо к земле. Еще в детстве я читал, что земля проводит звуки лучше, чем воздух. Но землй молчала. И тогда, вставая, я ясно осознал, что окончательно и полностью потерял ориентировку. Внезапно я уловил какой-то звук и стал напряженно прислушиваться, вглядываясь в темноту. Звук повторился уже более отчетливо: группа людей шла в мою сторону.

Я было двинулся им навстречу и уже приготовился их окликнуть, когда услышал: «Нет, нам нужно вправо…» В ужасе я замер и затем тихо укрылся в ближайшей ложбинке. Вероятно, это был русский разведывательный дозор, прощупывавший немецкую оборону. Вот они приблизились, я услышал звяканье оружия. Их сапоги прохрустели по обе стороны, всего в нескольких шагах от моего укрытия. Сердце в груди неистово колотилось, и я боялся: вдруг враги услышат, как оно стучит. Я только тогда понял, что патруль прошел мимо, когда раздалась команда «направо!». Я с усилием поднялся и крадучись последовал за ними. Судя по всему, патруль состоял не более чем из десятка людей. Шли минуты, но все оставалось спокойный

— Стой! Кто идет? — внезапно кто-то спросил по-немецки.

— Осторожнее! Здесь русские! — крикнул я, падая и выпуская длинную автоматную очередь.

Почти одновременно со мной открыл огонь и пулемет. Практически весь русский разведдозор был уничтожен, только нескольким русским, воспользовавшись темнотой, удалось скрыться. А я наконец нашел 17-ю роту.