Вампир, мон амур! - Анна Ольховская

Если не оставить котел в покое, не дать ему остыть.

Но Мария Евгеньевна этого не знала. Она, как и все мамы, просто увидела, что ее ребенку плохо, что доченька расстроена и глазки у нее красные, и носик опух.

– Солнышко мое, что случилось?! – немедленно захлопала крыльями она, стремясь заслонить своего цыпленка от всех бед и проблем. – На тебе же лица нет!

– А что, на мне голый череп остался? – Юля скинула туфли, отшвырнула сумку и стремительно прошла в свою комнату.

– Девочка моя, да что такое? – мать устремилась следом. – На работе неприятности?

– На работе все нормально, отстань.

– Да какое нормально, я ведь не слепая, вижу, – Мария Евгеньевна присела рядом с упавшей на кровать дочкой и ласково погладила по плечу. – Что, редакторша твоя опять ругала, да? Ничего, милая, потерпи, ты пока пролетарий телевидения, до вершины еще добраться надо…

– Пролетарий?! – Юля развернулась к матери и раздраженно заорала: – А я не хочу быть пролетарием, поняла? Согласно древнеримскому праву, пролетарии – это люди, живущие за счет государства и не способные ни к чему, кроме воспроизведения себе подобных! Вот ты свою жизнь так и прожила, почтовый пролетарий, а я не хочу! Я способна на многое!

– Я вижу, – голос матери похолодел, она медленно поднялась, пару мгновений смотрела на дочь, а потом, не произнеся больше ни слова, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Из бурлящего внутри Юли варева вырвался на поверхность стыд, но практически сразу снова пошел на дно. Подумаешь, обиделась! А что, не правда, что ли? Всю жизнь проработала на почте, то есть жила за счет государства, а сама ничего так и не добилась. Даже квартиру получила от того же государства. Ребенка вот только и родила, да и то без мужа. И вообще.

Ничего, переживет. А сейчас надо все же сообразить, что делать завтра.

Но бурлящее варево удушающих эмоций сообразительности не способствовало. Совсем. Разум, похоже, покоился на самом дне, рядом со стыдом и совестью.

Больше всего хотелось сейчас разнести всю эту дурацкую девичью комнатку в клочья. Устроила мамаша домик Барби – обои в розовых финтифлюшах, белая мебель, занавесочки, цветочки, вазочки – фу, противно! Сходила маменька на курсы флористов, и теперь по всей квартире цветочные композиции натыканы!

Юля вскочила с кровати, схватила ближайшую вазу с изящным букетом засушенных цветов и швырнула ее об стену. Ваза вскрикнула и разлетелась на осколки, стеклянным пеплом просыпавшиеся на ломкие стебли собранных прошлым летом цветов.

Девушка протянула было руку к следующей вазе, но вдруг поняла, что не может больше. Она, рука, не поднимается. На ней камнем повис все-таки сумевший вернуться стыд.

Что ж ты творишь, дрянь такая?

Что хочу, то и творю.

Но извержение негативного вулкана уже пошло на убыль, крушить и громить расхотелось. Однако прощения просить Юля не собиралась. В конце концов, она правду сказала, а на правду умные люди не обижаются!

Ладно, пора и в Интернет наведаться, побродить там, успокоиться окончательно. К тому же всегда есть надежда на новое письмо от Жреца. Сама написать неведомому осведомителю девушка не могла, Жрец в самом начале своего послания предупредил, что связь односторонняя и писать на тот электронный адрес, с которого отправлено письмо, категорически не рекомендуется.

Юля села за стол и включила компьютер. Но удобно устроиться перед монитором помешала матерная тирада со стороны желудка. Бурчание было достаточно громким и внятным, чтобы различить в нем отдельные слова. Нелитературные слова, смысл которых сводился к одному – ты что, хозяйка, совсем «ку-ку»? Забыла, когда мы с тобой ели в последний раз? Правильно, утром. А сейчас что? Вот молодец, вспомнила!

ВЕЧЕР, мозгля доходяжная, ве-чер! Пора организму энергии подбросить, тот же мозг вялый подпитать, глядишь, и мысли в гости придут.

М-да, не мешало бы, конечно, заглянуть на кухню, посмотреть, что там мать на ужин приготовила, но как-то не комильфо. Сначала наехала, а потом жрать пришла.

Юля, стараясь не обращать внимания на бурчание желудка, открыла свой почтовый ящик. И тут же забыла обо всем, в том числе и о скандальном органе пищеварения.

Потому что ее ждало новое письмо от Жреца! К тому же с подробнейшими инструкциями по поводу дальнейших действий!

Оказалось, что ее сегодняшняя архивная эпопея была совершенно напрасной, адрес психиатрической лечебницы, где содержалась Дина Квятковская, имелся в письме Жреца, как и схема проезда. Но кто же знал, что оно, письмо, придет! В конце концов, журналистский опыт приобрела, способность быстро соображать потренировала, доказала, что не такая уж тямтя-лямтя, кое-что может.

Но письмо все-таки было очень кстати. Все мучительные раздумья по поводу «что дальше» оно отправило на фиговое дерево.

Кем бы ни был этот Жрец, стоило сказать ему спасибо. Это же не голова у человека, а Государственная дума в полном составе! Даже еще эффективнее! Так детально проработать все нюансы, продумать план действий до мелочей!

Зачем это ему надо и почему бы ему самому не заняться расследованием? Да какая, собственно, разница? Опасности никакой нет, не на Кольский полуостров надо ехать, а всего лишь в Подмосковье, так что вариант маньяка отпадает. Может, Жрец чисто физически не способен сам заняться расследованием, какой-нибудь инвалид лежачий или что-то вроде того.

А что, между прочим, вполне логичное объяснение.

Юля несколько раз перечитала письмо, стараясь запомнить все детали, пока не сообразила распечатать его на принтере.

А потом удалила письмо из почты. Зачем? Так надо было, Жрец попросил.

До чего же здорово все складывается! Практически безо всяких усилий со своей стороны Юля в ближайшие дни станет обладателем ценнейшей информации, носителем которой сейчас является Дина Квятковская, а потом – потом все будет просто прекрасно!

Вот прямо завтра Юля и отправится в тот самый город, где ее ждет удача. Тем более что проблем с билетом не будет, электрички туда ходят ежедневно, утром и вечером. Потом – на автобусе тринадцатого – ужас какой, ага – маршрута она доедет от вокзала до остановки «Больница», выйдет, пройдет сто метров вперед по улице, увидит высокий глухой забор, выкрашенный в зеленый цвет, обойдет его по периметру, дойдет до КПП. Там скажет, что она – Юлия Носова, двоюродная сестра пациентки Дины Квятковской, свидание разрешено лечащим врачом. Главное – не забыть паспорт, а то не пропустят.

И диктофон с видеокамерой не забыть, чтобы ни одно слово Квятковской не пропало.

Юля вскочила из-за стола, подхватила с кровати плюшевого мишку и, весело напевая, закружилась с Тедди по комнате. И вовсе у нее не дурацкая комната Барби, а очень милая и уютная, и мамочка у нее самая лучшая, самая добрая!

Ой, надо же с ней помириться. Ведь скоро в их жизни все изменится, Юля станет богатой и знаменитой, купит большой дом на Рублевке, перевезет туда мамусю, пусть рулит прислугой. А как же, не самим же по дому горбатиться! Обязательно надо нанять кухарку, горничную и садовника, а потом они посмотрят.

Юля вернула слегка офонаревшего от кружения мишку на место и выпорхнула из комнаты.

– Мамуля!

Тишина.

– Мамочка, ну не обижайся! Прости меня, дрянь бессовестную, пожалуйста!

Ни звука. Сердце вдруг сжалось в тугой комочек. Господи, а вдруг маме плохо стало?! Юля вихрем промчалась по квартире – никого. Да где же она?

У входной двери одиноко горбились мамины домашние тапочки. Ушла? Но куда? Зачем?

Юля вдруг вспомнила свои ощущения почти двадцатилетней давности, когда она, трехлетняя, потерялась в магазине, засмотревшись на большую куклу. Говорят, что мы не помним себя до пяти лет, возможно, но тот панический ужас, то ощущение пустоты и холода Юля запомнила на всю жизнь.

И что-то похожее ощутила сейчас.

В носу снова засвербело, глаза переполнились слезами, захотелось, как тогда, в магазине, зарыдать во весь голос, сорванно крича: «Мама, мамочка!»

И в этот момент в замке закряхтел ключ.

Дверь распахнулась, и Юля, судорожно всхлипнув, повисла у мамы на шее:

– Мамочка, родненькая, прости меня! Я дура, я дрянь, не слушай меня! Ты самая лучшая, самая добрая, самая-самая! А я сволочь капризная!

– Ну что ты, что ты, – Мария Евгеньевна даже растерялась немного, мгновенно забыв про обиду на дочь, – успокойся.

– Успокоюсь, если простишь! Я больше не буду, честно-пречестно!

– Двадцать три года, – ласково улыбнулась мать, – а словно три. Только шкоды совсем не детские.

– Прости-и-и-и!

– Ну ладно, забыли.

– Спасибо, мамусик! Я тебя люблю!

– Я тебя тоже, солнышко.

ГЛАВА 7

– Мамулик, – Юля еще раз проверила содержимое небольшого рюкзачка – все ли взяла, ничего не забыла, – можно, я твой мобильный возьму?

– Зачем? – вопросительно подняла брови Мария Евгеньевна.

– Да мой что-то заглючил, надо в салон наведаться. А мне сегодня без связи никак нельзя, в небольшую командировку еду.