Дело табак - Терри Пратчетт

– Какой вы внимательный, ваша светлость. Каждый год у нас, отшельников, отпуск на неделю. Нельзя же постоянно жить в полном одиночестве у реки, питаясь улитками и травами.

Ваймс деликатно намекнул, что им пора идти, и предоставил отшельнику осторожно возвращать семейную реликвию в грот, где бы тот ни находился. Когда они вышли за пределы слышимости, он развел руками и спросил:

– Зачем? В смысле… зачем?

– О, некоторые старинные семейства содержат отшельников, сэр. Раньше считалось очень романтичным иметь грот с собственным отшельником.

– От него попахивает, – заметил Ваймс.

– Если не ошибаюсь, им запрещено мыться, сэр, и, кстати говоря, сэр, он получает содержание в виде двух фунтов картофеля, трех пинт слабого пива или сидра, трех буханок хлеба и одного фунта свиного жира в неделю. Плюс все улитки и травы, которые он сумеет добыть. Я видел счета, сэр. Неплохой рацион для садового украшения.

– Вполне сносно, если добавить фрукты и немного слабительного время от времени, – заметил Ваймс. – Значит, предки Сибиллы захаживали к отшельнику поговорить, когда сталкивались с философским дилеммом, так?

Вилликинс явно удивился.

– Помилуйте боги, нет, конечно, сэр, я даже не представляю, чтобы кому-нибудь из них такое пришло в голову. Ни одна философская дилемма никогда не представляла для них ни малейшего затруднения[8]. Они же аристократы. Аристократы не обращают внимания на философские дилеммы, они их попросту игнорируют. Философия предполагает возможность того, что ты ошибаешься, а настоящий аристократ, сэр, знает, что он всегда прав. Это не тщеславие, изволите видеть, это врожденная абсолютная уверенность. Порой аристократы бывают безумны, как мартовские зайцы, но при этом они абсолютно и несомненно безумны.

Ваймс восхищенно уставился на него.

– Черт возьми, откуда ты все это знаешь, Вилликинс?

– Я за ними наблюдал, сэр. В старые добрые времена, когда был жив дедушка ее светлости, он требовал, чтобы вся челядь с Лепешечной улицы приезжала летом сюда вместе с его семьей. Вы и сами знаете, что образования мне недостает, как и вам, по правде говоря, но когда растешь на улице, учишься быстро. А если не учишься, то погибаешь.

Они шагали по красивому мосту, под которым, вероятно, протекал пресловутый форелевый ручей – приток Старой Изменницы, как полагал Ваймс. Происхождение этого названия ему еще предстояло осмыслить. Двое мужчин и маленький мальчик шли по мосту, который мог вместить целую толпу, с лошадьми и повозками. Мир утратил равновесие.

– Видите ли, сэр, – продолжал Вилликинс, – уверенность аристократам придают деньги и земли. Иногда, конечно, она их подводит. Один из внучатых дядюшек леди Сибиллы однажды потерял виллу и две тысячи акров лучшей земли, поскольку был абсолютно уверен в том, что гардеробный номерок может сойти за козырного туза. Его убили на дуэли, которая за этим последовала, но, по крайней мере, он был несомненно мертв.

– Это снобизм, и он мне не нравится, – сказал Ваймс.

Вилликинс потер нос.

– Нет, командор, не снобизм. По моему опыту, настоящие аристократы этим не страдают. Кто по-настоящему уверен, не беспокоится о том, что подумают соседи, и спокойно расхаживает в старой одежде. Потому что он уверен в себе. Когда леди Сибилла была моложе, ее семья приезжала сюда на стрижку овец, и старый лорд Овнец возился в навозе вместе с работниками, засучив рукава, а потом ставил всем парням пиво и пил с ними вместе, кувшин за кувшином. Обычно он предпочитал бренди, поэтому пиво ему было что водичка. Так вот, он не волновался из-за того, кто он такой. Отец леди Сибиллы был порядочный человек, и дедушка тоже. Они никогда не теряли уверенности.

Они некоторое время шли по каштановой аллее, и наконец Ваймс мрачно произнес:

– Ты хочешь сказать, я не знаю, кто я такой?

Вилликинс поднял глаза и задумчиво ответил:

– Похоже, в этом году будет много каштанов, командор, и, с вашего позволения, я посоветовал бы привезти сюда Юного Сэма, когда они созреют. В детстве я много лет был чемпионом по «крысиным каштанам», пока не выяснил, что на самом деле они растут на деревьях и не хлюпают, когда их давишь. А что касается вашего вопроса, – продолжал он, – я думаю, Сэму Ваймсу лучше всего, когда он уверен, что он Сэм Ваймс. Господи, как рано они в этом году завязались!

Аллея закончилась, и впереди простирался яблоневый сад.

– Яблоки на снегу, – вдруг произнес Вилликинс, когда Ваймс и Юный Сэм зашагали через дорогу, вздымая тучи белой пыли. Ваймсу показалось, что этим словам недостает логики, но Вилликинс, видимо, придавал саду очень большое значение.

– Мальчику понравится, – с энтузиазмом сказал он. – Я сам это видел, когда служил подручным. Мой взгляд на мир полностью изменился. У третьего графа, Безумного Джека Овнеца, был брат по имени Вулсторп, возможно посланный ему за грехи. Он был ученым, и его послали бы в университет учиться на волшебника, если бы старший граф не объявил, что лишит наследства при помощи топора любого из своих братьев, кто выберет профессию, предполагающую ношение платья. Тем не менее юный Вулсторп усердствовал в изучении натурфилософии, как и полагается джентльмену: он раскапывал подозрительные захоронения, какие попадались по соседству, наполнял ящик всевозможными редкими образцами и высушивал цветы, какие успевал найти, прежде чем они становились исчезающими. История гласит, что однажды в теплый летний день он задремал под яблоней и проснулся, когда ему на голову свалилось яблоко. Как выражается биограф, человек меньших способностей не увидел бы в этом ничего особенного, но Вулсторп предположил, что, поскольку яблоки и практически все остальное всегда падает на землю, мир в конце концов утратит равновесие, если только в природе нет противодействующей силы, которую еще не открыла натурфилософия. Он не теряя времени привел в сад одного из своих лакеев и приказал под страхом увольнения лежать под деревом, пока на голову ему не упадет яблоко. Вероятность этого события увеличилась, когда Вулсторп приказал другому лакею что есть сил трясти дерево. Сам Вулсторп намеревался наблюдать за экспериментом со стороны. И вообразите его радость, когда яблоко неизбежно упало, и тут же второе яблоко сорвалось с дерева и стремительно полетело в небеса, подтвердив тем самым гипотезу, что поднявшееся должно упасть, а упавшее подняться. Тем самым обеспечивается равновесие вселенной. К сожалению, правило работает только с яблоками с одного этого дерева, сорта «малус эквилибрия». Говорят, кто-то открыл, что яблоки на верхушке наполнены газом и взлетают, когда яблоню трясут, чтобы рассеять семена на расстоянии. Удивительная штука природа. Страшно жаль, что на вкус они как собачье это самое, – добавил Вилликинс, когда Юный Сэм выплюнул кусок яблока. – По правде говоря, командор, я и двух пенсов не дам за большинство аристократов, которых мне доводилось видеть, особенно в большом городе, но кое-кто из старой деревенской знати и правда меняет мир к лучшему. Например, Турнепс Овнец, который произвел революцию в сельском хозяйстве…

– Я про него слышал, – перебиsл Ваймс. – Он, кажется, как-то связан с выращиванием корнеплодов? Именно так он и получил свое прозвище?

– Почти в точку, сэр, – сказал Вилликинс. – На самом деле он изобрел сеялку, что обеспечивало надежный урожай и помогало экономить посевное зерно. Но внешне бедняга был похож на клубень турнепса. Люди иногда бывают жестоки, сэр. А его брат, Резинка Овнец, изобрел не только резиновые сапоги, но и прорезиненную ткань, еще раньше гномов. Он очень интересовался резиной, как я слышал, но мир был бы скучным местом и притом весьма странным, будь мы все одинаковы, а особенно если бы мы все походили на Резинку Овнеца. Сухие ноги и сухие плечи, сэр, – вот о чем молится каждый фермер. Как-то я подрабатывал на сборе капусты, сэр, погода была холодная, как благотворительный суп, и дождь лил так быстро, что дождинкам приходилось выстраиваться в очередь. Тогда я благословил память Резинки Овнеца, ей-богу, даже если правда то, что говорят про юных девиц, хотя, по слухам, им вообще-то очень нравилось…

– Ну ладно, – сказал Ваймс. – Но это не оправдание для глупых, напыщенных…

На сей раз Вилликинс перебил хозяина:

– Ну и, разумеется, летающая машина. Покойный брат ее светлости вложил в нее столько сил, но она так и не оторвалась от земли. Он мечтал летать без метлы и заклинаний, но, к сожалению, умер во время эпидемии кризмы, бедолага. Кстати говоря, модель аппарата стоит в детской. Она работает на резиновых лентах.

– Наверное, этого добра здесь полно, если только Резинка Овнец не прибрал за собой, – заметил Ваймс.

Прогулка продолжалась по лугам, на которых паслись коровы (насколько мог судить Ваймс), вдоль полей, где росла пшеница. Они осторожно обошли ха-ха, на почтительном расстоянии миновали хо-хо и не обратили никакого внимания на хе-хе, затем поднялись по узкой тропке на холм, на котором росла буковая рощица и с которого открывался вид на много миль вокруг, до самого горизонта (если бы не буки). Ваймс разглядел даже облако дыма и испарений, поднимавшееся над Анк-Морпорком.