Дело табак - Терри Пратчетт

– Но я-то не считаю, что в чем-то значительнее их! – огрызнулся Вайсмс.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, и это делает тебе честь, право слово, – продолжала Сибилла, – но говоришь ты чушь. Ты герцог, командор городской Стражи и… – она помедлила.

– Дежурный по Доске, – машинально добавил Ваймс.

– Да, Сэм, и это величайшая честь, какой только мог удостоить тебя король гномов, – глаза Сибиллы сверкнули. – Ваймс, Дежурный по Доске! Тот, кто стирает написанные слова. Человек, который уничтожает то, что было прежде. Вот кто ты такой, Сэм. Если ты погибнешь, правительственные канцелярии всего мира содрогнутся… и, к сожалению, Сэм, они не содрогнутся от смерти горничной.

Она вскинула руку, потому что Ваймс открыл рот, и продолжала:

– Я знаю, что лично ты бы содрогнулся, Сэм, но, хоть они и чудесные девушки, их смерть, боюсь, опечалит лишь родных, да еще, возможно, какого-нибудь молодого человека, в то время как остальной мир об этом никогда не узнает. И ты, Сэм, понимаешь, что я права. Но если тебя убьют – да, эта мысль ужасна, и, клянусь, я дрожу всякий раз, когда ты уходишь на службу, – о случившемся немедленно узнает не только Анк-Морпорк, но и весь мир. Начнутся войны, и я подозреваю, что положение Ветинари слегка пошатнется. Ты гораздо значительнее, чем служанки. Ты значительнее, чем кто бы то ни было в Страже. Ты просто путаешь значимость с ценностью.

Сибилла поцеловала встревоженного мужа.

– Кем бы ты ни был раньше, Сэм Ваймс, с тех пор ты поднялся, притом заслуженно. Сам знаешь, сливки находятся сверху.

– И мусор тоже, – машинально ответил Ваймс – и тут же пожалел об этом.

– Как ты смеешь так говорить, Сэм Ваймс! Пускай ты был необработанным бриллиантом, но заметно отполировался! И, как ни поверни, муж мой, хоть ты и перестал быть одним из многих, зато стал одним для многих, и я думаю, всем от этого только лучше, ты слышишь?

Юный Сэм обожающе взглянул на отца, пуская лошадку-качалку в галоп. Против объединенных сил жены и сына у Ваймса никогда не было шансов. Вид у него был такой подавленный, что госпожа Сибилла, как обычно делают жены, попыталась его утешить.

– В конце концов, Сэм, ты же требуешь, чтобы стражники выполняли свои обязанности, не так ли? Вот и экономка ожидает, что служанки будут выполнять свои.

– Это совсем другое, честное слово. Стражники наблюдают за людьми, и я никогда не говорил им, что на работе они не имеют права ни с кем общаться. В конце концов, так можно добыть ценные сведения…

Ваймс понимал, что теоретически прав, но всякий, кого на большинстве городских улиц уличили бы в общении со стражником по более серьезному вопросу, нежели «который час», вскоре вынужден был бы питаться через соломинку. Но аналогия в любом случае была верная – так он подумал, ну или подумал бы, если бы слово «аналогия» входило в его активный словарный запас. Если ты кому-то служишь, это еще не значит, что ты должен вести себя как заводной солдатик…

– Объяснить тебе, почему служанки так вращаются, Сэм? – спросила Сибилла, когда Юный Сэм обнял огромного плюшевого мишку, который напугал его своим рычанием. – Это правило ввели во времена моего дедушки по распоряжению его жены. В те дни Овнецы принимали по праздникам десятки гостей. Разумеется, в их числе было множество молодых людей из лучших городских семейств. Хорошо образованных и полных, так сказать, сил и задора.

Сибилла взглянула на Юного Сэма и с облегчением убедилась, что мальчик выстраивает на полу игрушечных солдатиков.

– Служанки же, естественно, малообразованны, и, к моему прискорбию, они бывают чересчур податливы в присутствии людей, которых привыкли считать вышестоящими, – она покраснела и указала на Юного Сэма, который, к счастью, по-прежнему не обращал внимания на родителей. – Несомненно, ты уловил мою мысль, Сэм? Вижу, что да. У моей бабушки, которую ты почти наверняка возненавидел бы, были благородные побуждения, поэтому она приказала, чтобы все служанки не только воздерживались от разговоров с гостями мужского пола, но и не смотрели на них под страхом увольнения. Возможно, ты скажешь, что она была жестока, но не настолько уж, если хорошо подумать. В результате служанки уходили из Холла с хорошими рекомендациями, и им не приходилось смущаться, надевая на свадьбу белое платье.

– Но я счастливо женат, – возразил Ваймс. – И вряд ли Вилликинс рискнет вызвать гнев Пьюрити.

– Да, дорогой, и я побеседую с миссис Сильвер. Но это провинция, Сэм. Здесь живут по старинке. И вообще, почему бы тебе не погулять с Юным Сэмом и не показать ему реку? Возьми с собой Вилликинса, он знает дорогу.

Юного Сэма не нужно было усиленно развлекать. Более того, он развлекался сам, получая огромное удовольствие от окружающего пейзажа, от сказок, которые он слушал вчера на ночь, и от мимолетных мыслей, мелькавших у него в голове. Наконец, он безостановочно говорил о мистере Свистке, который жил в домике на дереве, а иногда превращался в дракона. Еще у мистера Свистка были большие сапоги, он не любил сре́ды, потому что они странно пахли, и носил зонтик.

Иными словами, Юного Сэма совершенно не беспокоила деревня; мальчик бежал впереди Ваймса и Вилликинса, показывая на деревья, овец, цветы, птиц, стрекоз, забавные облака и человеческий череп. Находка его совершенно не напугала, и Сэм побежал показать ее папе, который уставился на череп, как будто увидел… ну да, человеческий череп. Несомненно, он пробыл в таком состоянии уже долгое время, и за ним явно ухаживали, в частности полировали.

Пока Ваймс вертел череп в руках, опытным взглядом ища признаки преступления, в кустарнике послышалось какое-то шлепанье, сопровождаемое драматическим монологом на тему о том, что следует сделать с людьми, которые воруют чужие черепа. Когда кусты раздвинулись, незнакомец оказался человеком неопределенного возраста и количества зубов, в грубом коричневом одеянии, с такой длинной бородой, какую Ваймс еще не видывал – а он часто бывал в Незримом Университете, где считалось, что мудрость воплощена в бороде, согревающей колени. Данная же борода неслась за своим владельцем, как хвост кометы, и поравнялась с ним, когда остановились огромные ноги, обутые в сандалии, – и по инерции свернулась в клубок на голове. Возможно, в ней и впрямь заключалась некоторая мудрость, поскольку незнакомцу хватило сообразительности, чтобы немедленно затормозить, увидев взгляд Ваймса. Настала тишина, не считая хихиканья Юного Сэма, любовавшегося бородой, которая словно жила собственной жизнью и лежала на плечах у незнакомца, как снег.

Вилликинс откашлялся и сказал:

– Я полагаю, это отшельник, командор.

– Что ему тут делать? Я думал, они живут в пещерах в пустыне, – Ваймс сердито уставился на оборванца, который явно почувствовал, что от него ждут объяснений, и намеревался предъявить их, не дожидаясь расспросов.

– Да, сэр, я знаю, сэр. Это распространенное заблуждение, и лично я сомневаюсь насчет пустыни, потому что там трудно найти банные принадлежности и все такое. То есть за границей, где солнце и много песка, наверное, еще можно как-то устроиться, но для меня это не годится, сэр, право слово.

Видение вскинуло грязную руку, как будто состоявшую из одних ногтей, и с гордостью продолжало:

– Меня зовут Отрез, сэр, и мне нечасто отказывают наотрез. Это шутка, сэр, ха-ха.

– Понимаю, – ответил Ваймс, не меняя выражения лица.

– Да, сэр, – продолжал Отрез. – Моя единственная шутка. Я занимаюсь благородным ремеслом отшельника уже почти пятьдесят семь лет, исповедуя благочестие, трезвость, целомудрие и стремление к истинной мудрости, как это делали мой отец, дедушка и прадедушка. Вы держите моего прадедушку, сэр, – бодро добавил он. – Здорово блестит, правда?

Ваймс умудрился не выронить череп из рук. Отрез продолжал:

– Боюсь, ваш сынишка забрел в мой грот, сэр. Не обижайтесь, сэр, но деревенские ребята иногда шалят, и всего две недели назад мне пришлось снимать дедушку с дерева.

Только у Вилликинса хватило душевных сил спросить:

– Ты хранишь череп своего прадедушки в пещере?

– Да, джентльмены, и отца тоже. И дедушки. Семейная традиция, понимаете ли. Нерушимая традиция отшельничества на протяжении почти трех сотен лет, распространение набожных мыслей и сознания того, что все пути ведут к могиле, ну и других благочестивых соображений. Мы делимся ими со всеми, кто ищет мудрости, – впрочем, в наши дни таких немного. Надеюсь, сын пойдет по моим стопам, когда вырастет. Его мать говорит, он растет очень серьезным юношей, поэтому я живу надеждами, что в один прекрасный день и он меня хорошенько отполирует. На полке в моем гроте еще достаточно места, что весьма приятно.

– Твой сын? – переспросил Ваймс. – Кажется, ты упомянул про целомудрие.

– Какой вы внимательный, ваша светлость. Каждый год у нас, отшельников, отпуск на неделю. Нельзя же постоянно жить в полном одиночестве у реки, питаясь улитками и травами.