Хожение за три моря - Афанасий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот рассказ о почти непрерывной скачке воинов по не отягощенной дорогами Руси и бездорожному Дикому полю пугает даже на слух. Князь не хвастался, говоря, что «из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни (это 140 км. – А. Б.). А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших». – То есть даже тот список походов, который нас столь сильно поражает, был неполон! Таков был «великий путь» воина, – неведомо, более или менее опасный, чем хожение паломника.
Говоря: «Се написах свое грешное хожение за три моря», Афанасий Никитин скорее отличает свои приключения от воинского похода, чем старается уподобить его истинному хожению по святым местам. Поэтому относить его сочинение к жанру хожений по самоназванию и ждать особого сходства с другими письменными «хожениями» не приходится. Для торговой поездки, в которую купец отправился, литературного термина не было. Первоначально Афанасий шел по Волге в компании дипломатов и купцов, вооруженным, но судьба распорядилась так, что он остался один среди моря чужеземцев, как настоящий паломник.
Назвать сочинение Никитина «записками путешественника» также невозможно. В путь шествовали, с XVIII в.[37], когда появилось это название, дворяне-кавалеры, наследники воинов Святослава Игоревича и Владимира Мономаха. Вспомним хотя бы «Фрегат Паллада, очерки путешествия Ивана Гончарова», незабвенного автора «Обломова». Даже тут «путешествие», хотя в море, где корабль в бурных волнах одинок, как паломник, – ходят. Не очень понятно, правда, к кому относилось в Средние века и раннее Новое время слово «путник», если он не «шествовал». Но то, что «записки путешественника» – явление поздней дворянской культуры, несомненно.
Купец Афанасий не путешественник; он, если нам вдруг полюбится позднейшая лексика, странник. Которого сама судьба влечет по белу свету.
Рукописи запираются
А что, если «Хожение гостя Василия» – вовсе и не труд будущего дьяка Василия Мамырева? – Спросит читатель. Действительно, это только возможное, но не подкрепленное фактами предположение. Судя по сочинению, гость Василий был человек книжный, прилежающий к языкам, каким с юности был и дьяк. Паломничеством по святым местам, как и торговым интересом, его миссию назвать трудно: разведывательные, военно-политические цели очевидны из его маршрута и круга интересов.
Но прямой связи с дьяком Василием ни содержание, ни рукопись «Хожения гостя Василия» не дают. Непонятно даже, из какого этот гость княжества или вечевой республики (ни Великий Новгород, ни Вятка в 1465–1466 гг. еще не были покорены Москвой). А рукопись с «Хожением гостя Василия» из поля зрения ученых надолго пропала, как будто ее состав был абсолютно неинтересен. Причем пропала она не случайно.
Филологи, увлеченно переиздававшие хожения последние десятилетия, упорно дистанцировали их от рукописного окружения. Когда они сами понимали, что откуда пошло, то не уделяли этому внимания в тексте. Но и понимали не всегда. «Самые ранние записки русских путешественников известны нам по летописям, – пишет, например, Н.И. Прокофьев. – С развитием литературы на Руси хожения широко распространились отдельными рукописными текстами». Однако уточнить, откуда нам ведомы конкретные сочинения, не спешит. «“Хожение гостя Василия” известно в двух списках. – констатирует он. – Оно издано по списку XVI в. в «Православном палестинском сборнике» (Т. II. Вып. 3. Кн. 6. СПб., 1884), откуда и взято для настоящего издания»[38]. В Словаре книжников и книжности древней Руси, вопреки правилам этого издания, рукописи «хожения гостя Василия» вообще не упомянуты[39].
Двух списков в издании архимандрита Леонида (Кавелина), откуда взял текст «хожения гостя Василия» Н.И. Прокофьев, мы не обретаем. Великий археограф XIX в. точно указывает: «Единственная, известная доселе, рукопись хожения находится в московской синодальной библиотеке под № 420, на стр. 450–468, в 4 д(олю) л(иста), письма XVI в., и хотя известна была археографам (см. у Строева), но напечатана не была, за исключением весьма кратких из нея извлечений, помещенных А.Н. Муравьевым в его Путешествии по Святым местам в 1830 году 5 изд. СПб., 1848 год стр. XXXV»[40]. Действительно, известный паломник и историк Русской Православной Церкви А.Н. Муравьев сравнивал свои впечатления от Святых мест с собранными им «хожениями», в особенности с «Проскинитарием» Арсения Суханова как крупнейшем из них[41]. Он использовал именно синодальный, а не иной список «хожения купца Василия»[42].
Сборник с этим списком[43] описал архимандрит Савва (Тихомиров, впоследствии архиепископ), который и присвоил ему № 420[44]. А.Д. Седельников в рукописном «Описании сборников Синодального собрания» (М., 1924–1927) подчеркнул, что это «единственный известный список». В «Описание рукописей Синодального собрания» Т.Н. Протасьевой вкралась досадная ошибка: «Хожение гостя Василия» описано как «Хожение гостя Василия Гагары в Иерусалим» в 1466 г.»[45], хотя путешествие казанского купца Василия Яковлевича Гагары в Святую земли проходило в 1634–1637 гг.[46], – датировать сборник с ним XVI в. было бы никак нельзя. Вдобавок опытный археограф поместила начало «хожения» на л. 350 (вместо 450). Состав сборника описан поверхностно, но его нетрудно уточнить.
Аккуратно переписанный сборник середины XVI в. включает подробное оглавление (л. 1–4 об.) и состоит из церковно-исторических сочинений. Среди них (л. 5–167) – «Слово о житии и учении» Стефана Пермского, написанное Епифанием Премудрым, по преданию, сразу по кончине святого в 1395 г. (реально может быть и в начале XV в.), в основной редакции. Прославленный гуманист и просветитель зырян Стефан был почитаем еще при жизни и причислен освященным собором к лику святых в 1549 г.; тогда же его уникально яркое житие работы Епифания было включено митрополитом Макарием в Великие Минеи Четьи под 26 апреля[47]. Список издан Н.И. Костомаровым[48]. Сборник также содержит (с л. 266 об.) минейную редакцию Жития Симеона Сербского (13 февраля), повесть о новгородской иконе Знамения (с л. 344 об.) и Послания Нила Сорского к Вассиану Патрикееву, Гурию Тушину и Герману Подолному (л. 277–312), которые Протасьева приняла за одно послание[49].
Уникальный список «Хожения гостя Василия»
