Дилогия об изгоняющем дьявола - Уильям Питер Блэтти

Я воспринимаю смерть, как она есть, и все. Какого черта ты вздумала говорить об этом?

Крис пожала плечами.

— Не знаю,— медленно произнесла она. Бросила кусочек льда себе в стакан и задумчиво наблюдала за ним.— Да... да... я думаю, это что-то вроде... как сон в момент пробуждения. Я хочу сказать, что именно так мне показалось... что смерть... именно такая. Я имею в виду конец, конец, я раньше никогда об этом не думала.— Крис потрясла головой.— О Боже, меня даже в дрожь бросило! Мне показалось, что я падаю с нашей проклятой планеты со скоростью сто миллионов в час.

— Чушь! Смерть — это покой,— вздохнул Дэннингс.

— Но только не для меня, дорогой мой.

— Твоя жизнь будет продолжаться в твоих детях.

— Перестань! Мои дети — это не я.

— Да, и слава Богу! Одной такой вполне достаточно.

— Нет, Бэрк, ты только вдумайся! Никогда больше не существовать! Это...

— О Господи помилуй! Приходи на факультетское чаепитие на следующей неделе, и, может, священники тебя успокоят.

Бэрк поставил стакан.

— Давай лучше выпьем.

— Знаешь, а я и не догадывалась, что они пьют.

— Ты просто глупая.

В его глазах сверкнула злоба. Бэрк приближался к агрессивной стадии опьянения. Крис задумалась. Ей показалось, что она задела его за живое.

— Они ходят исповедоваться? — спросила она.

— Откуда я знаю? — неожиданно взревел Бэрк.

— А ты разве не учился на...

— Где этот проклятый джин?

— Хочешь кофе?

— Не будь дурой. Я хочу выпить.

— Выпей кофе.

— Ну перестань! Давай, налей на дорожку.

— Что-нибудь полегче?

— Нет, никакой дряни. Терпеть не могу пить всякую пакость. Ну, давай же, наливай, в конце концов!

Бэрк протянул стакан, и Крис плеснула ему немного джина.

— Может, мне пригласить двух или трех священников к себе?

— Кого?

— Я не знаю.— Она снова пожала плечами.— Ну, кого-нибудь поважнее, повыше рангом.

— От них потом не отвяжешься. Все они ворюги и зануды,— выпалил Бэрк и залпом осушил стакан.

«Да, он начисто забывается». Крис быстро переменила тему. Она рассказала о новом сценарии и о том, что ее приглашают на съемки в качестве режиссера.

— Неплохо,— пробормотал Дэннингс.

— Но я боюсь.

— Ерунда. Самое главное — это заставить всех поверить в то, что поставить фильм было очень сложно. В первый раз я не понимал этого, зато теперь я, как видишь, на высоте. Это элементарно.

— Бэрк, если говорить честно, то именно сейчас, когда мне сделали такое предложение, я чувствую себя очень неуверенно. И особенно в отношении технической стороны дела.

— Послушай, предоставь это другим. У тебя будут операторы, редакторы, сценаристы. Подыщи хороших специалистов, и они обо всем позаботятся. Самое важное — это работа с актерами, а здесь ты справишься превосходно. Ты ведь можешь не только на словах объяснить им, к:а к двигаться и произносить реплики, милая, но и показать. Вспомни Пола Ньюмена в «Рэчел, Рэчел...» и не впадай в истерику.

Крис по-прежнему переполняли сомнения.

— И все-таки как насчет технической стороны дела, подбора актеров и вспомогательного персонала? — обеспокоенно спросила она.

Пьяный или трезвый, Дэннингс был как-никак одним из лучших режиссеров, и Крис очень нужны были его сонеты.

Битый час она вникала в таинство режиссерского искусства.

В принципе, все необходимые сведения можно было найти в соответствующей литературе. Но чтение утомляло Крис, ей не хватало терпения. Вместо этого она предпочитала «читать» людей. Любознательная от природы, она расспрашивала их, старалась выудить как можно больше информации — так сказать, выжать из окружающих все, что только возможно. С книгами этот номер не проходил. В то же время в них было слишком много лишних слов. Авторы, например, писали «следовательно» и «очевидно», хотя на самом деле из их изложения ничего не следовало и уж тем более ничего очевидного не было и в помине. При этом их уклончивые разглагольствования нельзя было ни проверить, ни оспорить. Их невозможно было прервать на полуслове, заявив нечто вроде: «Погоди-погоди, я не понимаю. Давай-ка еще раз и поподробнее...» Книги не поймаешь на слове, не заставишь пуститься в долгие объяснения, не покритикуешь... Они в чем-то похожи на Карла.

— Дорогая моя, единственное, что тебе нужно,— это найти хорошего редактора,— усмехнулся Дэннингс, закругляя разговор.— Человека, действительно разбирающегося в этом деле.

Опасный момент агрессивности миновал, и теперь Бэрк являл собой очаровательного собеседника.

— Извините, мадам. Вы что-то хотели?

У дверей кабинета стоял Карл.

— А, привет, Торндайк,— засмеялся Бэрк.— Или это Генрих? Никак не могу запомнить.

— Это Карл.

— Ах да, конечно. Как же я мог забыть, черт меня побери! Скажи-ка, Карл, ты был внештатным осведомителем при гестапо или официальным? Мне кажется, здесь есть разница.

Карл вежливо ответил:

— Ни тем ни другим, сэр, я швейцарец.

— Да-да, конечно,— захохотал Дэннингс.— И ты, конечно же, никогда не играл с Геббельсом?

Непроницаемый Карл повернулся к Крис.

— И никогда не летал вместе с Рудольфом Гессом?

— Мадам чего-нибудь желает?

— Я не знаю. Бэрк, ты хочешь кофе?

— А пошел твой кофе...

Бэрк резко встал и, выйдя с воинственным видом из комнаты, покинул дом.

Крис покачала головой и повернулась к Карлу.

— Отключи телефон,— произнесла она равнодушно.

— Хорошо, мадам. Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо. Где Ригс?

— Внизу, в детской. Позвать ее?

— Да, уже пора спать. Нет, погоди, не надо. Я пойду к ней, взгляну на птицу.

— Хорошо, мадам.

— И в сотый раз прошу прощения за Бэрка.

— Я не обращаю внимания.

— Знаю. Вот это его и бесит.

Крис вышла в коридор, открыла дверь на первый этаж и крикнула сверху:

— Эй, разбойница! Ты что там делаешь? Птица готова?

— Да, иди посмотри. Спускайся сюда, я ее уже закончила.

Детская была тоже отделана деревянными панелями и в целом выглядела очень веселой и нарядной: пюпитр для чтения и мольберт, картинки, рисунки, фотографии, столики для игр и занятия лепкой... Гирлянды красно-белых флажков остались здесь, видимо, от какого-то праздника, организованного для сына прежних жильцов.

— Ну, ты молодчина! — воскликнула Крис, когда дочка протянула ей фигурку птицы.

Та еще не совсем высохла, и краски немного растеклись. Птица была выкрашена в оранжевый цвет, а клюв — в зеленую и белую полосочку. К голове был приклеен хохолок из перьев.