Огненный трон - Рик Риордан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь завтра я могла бы увидеться с Лиз и Эммой. Бабушка с дедушкой звали меня приехать. Я собиралась слетать в Лондон… а тут эта «бомба» Картера. «У нас остается всего пять дней, чтобы спасти мир». Куда поедешь после таких слов? И что вообще нас ждет через пять дней?
Картинок, не имевших отношения к моей лондонской жизни, было две. Одна (тоже снимок) запечатлела меня, Картера и нашего дядю Амоса накануне его отъезда в Египет на… как бы подобрать слово поточнее? Когда человек едет за помощью к магам, чтобы избавиться от последствий одержания злым богом. Отдыхом это никак не назовешь.
Вторая картинка — репродукция, изображающая Анубиса. Думаю, вы такую видели: человеческая фигура с головой шакала. Это бог похорон, смерти и всего такого. В искусстве Древнего Египта его встретишь повсюду. Вот он ведет души умерших в Зал суда. Вот склоняется над весами, на одной чаше которых лежит сердце скончавшегося, а на другой — «перо истины».
Зачем я прикрепила эту картинку на дверцу своего гардероба?
[Хорошо, Картер. Я расскажу, если ты закроешь рот. Договорились?]
В общем-то, я… немного влюбилась в Анубиса. Понимаю, это звучит глупо: современная девчонка сохнет по парню с шакальей головой, которому пять тысяч лет. Но когда я смотрю на эту картинку, то вижу Анубиса совсем другим. Таким, каким он мне встретился в Новом Орлеане. Парнем лет шестнадцати. Он был в черной кожаной куртке и черных джинсах, со спутанными темными волосами. А глаза у него были шоколадно-коричневыми. Красивые и печальные. И никакой головы шакала!
Понимаю, этим я ничего не объяснила. Если хотите, можете считать меня дурой. Я и сама иногда так думаю. Ну что между нами общего? Анубис[16] — бог. После событий в красной пирамиде я его не видела и не получала от него никаких вестей. Тоже ничего удивительного. Правда, мне тогда показалось, что я ему понравилась. Он даже намекнул… Нет, наверное, я это сама выдумала.
С того времени, когда к нам приехал Уолт Стоун… то есть почти два месяца назад… я думала, что забуду Анубиса. Я понимаю: Уолт приехал учиться, и нечего туманить себе голову дурацкими мечтами. Но я помню, как между нами проскочила искра, когда мы впервые увидели друг друга. А потом появилась Жас, и Уолт стал от меня отдаляться. Он вел себя очень осторожно. Вот только взгляд у него всегда был какой-то виноватый.
Никакой личной жизни. А та, что есть, никуда не годится. Однажды дядя Амос сказал: «За магические способности приходится дорого платить».
Песня Адель была длинная, и я успела переодеться. Неужели все ее песни о том, что парни ее не замечают? Меня вдруг это стало доставать.
Я выключила айпод, вытащила наушники и плюхнулась в кровать.
Вместо покоя сон принес мне новые тревоги.
Наш сон в бруклинском доме окружен солидной магической защитой. Она уберегает нас от кошмаров, от вторжения духов и от внезапного желания наших душ побродить по мирам, пока тело спит. Я специально сплю на магической подушке, чтобы моя душа (или ба, как ее называли в Древнем Египте) оставалась связанной с телом.
Но магическая защита несовершенна. Я часто ощущаю, как внешняя сила пытается завладеть моим вниманием. А иногда моя душа заявляет: где-то есть потрясающе интересное место. Она быстренько туда слетает, все посмотрит и потом мне расскажет.
Едва я заснула, как началось. Чтобы вам было легче понять, сравню это с входящим звонком на мобильник. Мозг предоставляет выбор: принять этот «звонок» или отклонить. Чаще всего лучше отклонить, поскольку «номер неизвестен».
Но иногда «звонки» оказываются важными. Как-никак завтра мой день рождения. Возможно, мама с папой пытаются «дозвониться» до меня из мира мертвых. Я представила родителей в Зале суда. Отец — синекожий бог Осирис[17] — восседает на своем троне. Рядом мама в ее призрачно-белых одеждах. Быть может, по этому случаю они надели шутовские бумажные колпаки и, взявшись за руки, поют: «С днем рожденья тебя». А Аммит-пожирательница — маленькое пакостное чудовище, что-то вроде их домашнего животного — подпрыгивает и повизгивает.
Или это Анубис. «Привет! Давай сходим на какие-нибудь похороны».
Что ж… и такое возможно.
Словом, я приняла «звонок». Выпустила своего ба из тела и позволила ему отправиться… сама не знаю куда.
Если вы никогда не путешествовали с ба, не советую пробовать, разве только вас не испугает превратиться в призрачную курицу. Но курица — еще не все. Вас подхватят потоки Дуата и понесут неизвестно куда. Пытаться управлять ими бесполезно.
Обычно ба невидим, и слава богу. Не очень-то приятно, если кто-то увидит тебя в виде громадной птицы с твоей собственной головой. Прежде я могла придавать своему фантому более приятный облик. Но с тех пор как мы с Изидой разделились, я утратила эту способность. Ну а «курица» — это что-то вроде опции «по умолчанию».
Двери балкона широко распахнулись. Магический ветер понес меня в ночь. Огни Нью-Йорка стали меркнуть, потом и вовсе пропали. Я оказалась в знакомом помещении. Это был Зал эпох в подземной штаб-квартире Дома жизни. Где он находится? Под Каиром, на приличной глубине. Представляете: наверху шумит громадный город, а внизу… внизу совсем иное измерение.
Зал был настолько просторным, что в нем могли бы устраивать марафонские забеги. Посередине тянулся голубой ковер, блестевший, как речная вода. По обеим сторонам тянулись колонны. Между колоннами ярко светились голографические изображения — картины необычайно длинной истории Египта. Их основной цвет менялся сообразно эпохам: от ярко-белого, соответствовавшего эпохе богов, до темно-красного — цвета нашего времени.
Высотой этот зал превосходил центральный зал Бруклинского музея. Его пространство освещали сияющие энергетические шары и огненные иероглифы, плавающие в воздухе. Мне почему-то вспомнился мультик про космическое путешествие. У героев порвался пакет с сухими завтраками, и кабина их корабля заполнилась десятками разноцветных сахарных загогулин, которые повисли в невесомости.
Я и себя ощущала одной из таких загогулин. Я быстро доплыла до того места, где находился трон фараона. Он стоял на особом возвышении. Трон был символом величия Египта и пустовал с момента падения египетской цивилизации. На предпоследней ступени подиума сидел верховный чтец, управитель Первого нома, глава Дома жизни Мишель Дежарден. Самый неприятный из всех магов, каких я видела за эти месяцы.
Последний раз я встречалась с «мсье Великолепным» при нашем нападении на красную пирамиду. Как же он постарел за это время! Чуть больше трех месяцев назад он занял пост верховного чтеца, но его блестящие черные волосы и раздвоенная бородка уже были изрядно тронуты сединой. Дежарден тяжело опирался на свой посох, словно мантия на его плечах была не из леопардовой шкуры, а из свинца.
Не скажу, чтобы меня это огорчило. Мы расстались далеко не друзьями. Общими усилиями (нашими и магов Дома жизни) нам удалось победить бога Сета. Однако Дежарден по-прежнему считал нас с Картером опасными «дикими» магами. На прощание он пригрозил нам: если мы продолжим изучать путь богов (этим, кстати, мы сейчас и занимались), при следующей встрече будем уничтожены. Понятное дело, у нас не возникало желания пригласить его в бруклинский дом на чашку чая.
Лицо Дежардена сильно осунулось, но глаза сохраняли знакомый злой блеск. Маг разглядывал кроваво-красные изображения между ближайшими колоннами, будто чего-то ждал.
— Est-il alle? — спросил верховный чтец.
Мои скромные школьные знания французского предлагали два варианта перевода: «Он уже ушел?» Или: «Вы уже починили остров?»
М-да… наверное, первый вариант все-таки правильнее.
Я было испугалась, что вопрос обращен ко мне. Но откуда-то из-за трона послышался хриплый мужской голос:
— Да, мой господин.
Из тени, окутывавшей трон, вышел человек. Он был весь в белом: белый костюм, белый шарф. Даже зеркальные стекла очков отливали белым. Мне сразу вспомнился комикс про злого торговца мороженым. Тот тоже одевался во все белое.
У человека в белом было круглое лицо и вьющиеся седые волосы. Он приятно улыбался. Наверное, зря я сравнила его со злодеем-мороженщиком.
В это время он снял свои зеркальные очки…
У него были серьезно повреждены глаза.
Я чуть не завопила от страха. Знаете, у меня просто пунктик насчет глаз. Если по телику показывают фильм про операцию на сетчатке, я сразу убегу из комнаты, только бы этого не видеть. Даже от мысли о контактных линзах мне становится худо.
У человека в белом были такие глаза, словно кто-то плеснул в них кислотой, а потом их сильно поцарапали острые кошачьи когти. Его веки состояли из сплошных шрамов и не закрывались полностью. Вместо бровей темнели две впадины. Вокруг глаз краснели рубцы, а сами глаза были каким-то жутким сочетанием кроваво-красного и молочно-белого. Неужели он еще мог что-то видеть?