Философ Горы - Борис Михалев

52.

- Настоящая любовь к Христу должна быть такова, чтобы ради Него человек готов был отказаться даже от истины.

- Если допустимо противопоставить Христа и истину, то в чем тогда Его миссия?

- В спасении грешников.

- А разве спасение не означает приобщение к истине?

- Может и не означать. Спасение основано на любви, а не на знании.

- Значит познавший не спасается?

- Спасение - это лишь один из путей осуществления божественного предназначения личности, основанный на творчестве в мире эмоций - любви. Путь же устремленного к истине - иной, но по своему божественный.

- Пути, действительно, разные, цель одна. Дело не в путях, а в том, куда они приводят.

- Пунктов назначения столько, сколько личностей. Цель, как завершение пути, должна характеризоваться наиболее ярким проявлением всех его качеств, их отточенностью, доведенностью до совершенства. Следовательно, раз различаются пути, то различие целей должно быть еще более разительным.

- Всякое качество, как характеристика динамической формы, служебно. Будучи доведенным до совершенства, оно само себя устраняет. Человека мучит дисгармония, и в побеге от нее каждый выбирает свою тропу. Она есть недостаток чего-то, нехватка, поэтому гармоний не может быть много, иначе в каждой из них будет не хватать того, чем она отличается от других.

- Но в ней будет и свое уникальное достоинство, неповторимая ценность.

- И этой неповторимостью определится ущербность всех остальных гармоний, отнимая у них право таковыми называться. Стремление к окончательной цели - по сути удаление препятствий, а не возведение строений. Каждый делает это со своей стороны и своим способом, но результат не может отличаться, так как о разнице справедливо говорить лишь относительно наличествующих объектов. В наличии же могут быть лишь препятствия, гармония есть отсутствие чего бы то ни было. Христос приходил полностью устранить грех, иначе Он не был бы Спасителем, а соответственно утвердить как любовь так и истину. Они едины. Лишь не любить и не знать можно по разному. Любовь Христа - не эмоции, это как раз бесстрастие. И именно страсть, как элемент сознания, мешает усвоению истины.

53.

- Церковь всегда хватало лишь на символы, в ее лоне любовь никогда не была реальной.

- Правильно. Реальна любовь в душе. И церковный символ - инструмент для ее пробуждения. Земная церковь не предназначена раскрывать любовь иначе, чем символически.

- Но и в качестве инструмента результата требуемого она не достигла.

- Каков же требуемый результат?

- Мистическая любовь, способная соединить человечество в цельное, без фрагментарных несовершенств, единство - тело Христово.

- Не дискутируя, что есть тело Христово, соглашусь, что оно действительно цель, но и опровергну утверждение, что церковь тщетно к нему стремилась. Святые свое высшее предназначение осуществили. В отношении же остальных отведенная церкви функция исправно выполнялась. Их духовный уровень рос.

- И это все, что мы можем ожидать от церкви?

- Да. Но что в мире лучше характеризует предмет, чем способность очищающего внутреннего воздействия?

- Перспектива преображения себя самого. Всякое земное учреждение подвержено греху и несовершенству. Но устранение последних означает вовсе не ликвидацию первого, а возникновение его просветленного образа. Совокупность преображенных мирских форм и образует тело Христово. При этом самостоятельное значение его членов не утрачивается. Каждый вносит свою неповторимую лепту в процесс божественной жизни.

- Ничему земному самостоятельное значение не свойственно. Конечная цель мира - вне его. Тело Христово - не форма, оно не имеет обособленных разнофункциональных членов, так как понятие функции вообще к нему не относится. Личность, присоединяющаяся к телу Христову (а только она и обладает такой возможностью, учреждения и предметы сами по себе безличны, а значит, и бесперспективны), покидает дифференцированный ряд явлений, выходит за пределы множественности и движения.

54.

- Мы находимся на религиозном переломе в истории человечества. Закон изжит. Нас уже не устраивает ничто промежуточное, все мысли и эмоции обращены к последнему, предельному. Символы - инструменты чего-то великого - как кость в горле. Время сделать религиозность реальной, перейти непосредственно к самому великому, напрямую обусловив им творчество.

- Во-первых, законная и творческая стадии духовного развития - это не эпохи в истории человечества. Они относятся к конкретной личности. Каждый проходит их в свое время. И зависит это только от его собственных усилий. Исторические процессы, конечно, косвенно влияют, но в принципе не властны. Правильнее сказать наоборот - внутренняя готовность человека духовно подняться или упасть определяет и время, в которое он живет, и условия, в которые попадает. Во-вторых, последний предел, реально достигнутое великое - уже вне всякой деятельности, соответственно, и творчества. Оно всегда символично (потому как само лишь инструмент), хотя, чем выше, тем меньше.

55.

- В вопросе о божественном смысле человеческого бытия христианство на сказало своего последнего слова. Пришло время творческим людям восполнить эту недомолвку.

- Таково христианство историческое, извращенное людьми. Христос же пришел с истиной абсолютной, в завершении не нуждающейся. Да и не был Он первым ее проводником. Окончательный смысл человеческого бытия видели и осуществляли раньше.

56.

- Церковная жизнь сегодня омертвела. Она ждет творческого к себе подхода. Лишь свободный полет, а не строгая святость, может сулить новое религиозное возрождение.

- Кризис церкви обусловлен утратой ее понимания как сугубо личного средства продвижения к совершенству. О творчестве в этой связи говорить неуместно, так как оно - атрибут высших духовных ступеней, достигший которых уже не может застопориться в своем развитии и запутаться относительно цели. У такого человека церковь внутри, она из него исходит, а не извне его воспитывает. Поэтому потеря ею силы религиозного воздействия относится исключительно к дотворческой стадии. Здесь необходимо переосмысление направленности установок. Лишь отбросив понятие о церкви как об инструменте общественного устройства, посмотрев на нее вне всякой связи с земными человеческими отношениями, можно вдохнуть в нее новую жизнь. Противоречащее мирским желаниям следует признать нужным себе непосредственно, то есть не в качестве лишь предпосылки для аналогичного самоограничения со стороны других. Отказ от мотивировки религиозного долга выгодой, соответственно, предусматривает открытие в себе чего-то более ценного, чем мирской облик. Церковная жизнь, при всем ее стремлении к внешней общности, чисто индивидуальна. Эта общность - не цель, она направлена внутрь каждого.

57.

- Мы выросли из церкви закона, но не потому, что исполнили все ей предписанное. Запросы человека, благодаря культуре, стали иными. Нашу религиозную жажду старая церковь уже утолить не в состоянии. Мы неудержимо переходим к высшей мистической церкви, где правит творческая свобода, а не законное насилие, где грех единственно и может быть окончательно побежден. Приходит такое время, настает такая эпоха, что иначе нельзя. Человечество задохнется в тесных старых стенах, если не найдет выход накопившемуся потенциалу.

- Грех полностью устраняется поверх закона, но не вне закона. При неисполненных же его нормах жажда чего-то кроме не есть духовная жажда. Факт, якобы, духовной неудовлетворенности страстного человека церковью говорит лишь об его заблуждении, а не об устарении церкви. Церковь - не торговая лавка, она любые потребности людей не обслуживает. Ее дело подавлять страсти, которые, кстати, большинство желаний и обуславливают. Переход к высшей церкви происходит только по завершении низшей, и культурность здесь не при чем. Существование обоих церквей ни с какими историческими эпохами не связано. Обе они есть всегда. Кроме того, все человечество целиком к ним вообще не соизмеряется. Религиозный путь индивидуален. Человечество - это понятие, а не реальный субъект действия. Оно все в лоне первоначальной церкви не было и в высшую полностью не перейдет. Этот переход - итог личного развития каждого, вне зависимости от времени и эпохи.

58.

- Старцы учили молиться и умерщвлять плоть, но мы давно вышли из культурного детства, и для нас это уже не то, что может утолить духовную жажду. Истина на столь примитивном уровне человечеством изжита. У древних святых нет ничего для нас. Научить творчеству они не в силах.

- Духовный возраст никак не связан с культурой. Это степень чистоты сознания. Если люди придумали новые формы ее достижения, флаг им в руки. Но качество результатов всех усилий всегда будет меряться единым критерием - свободой от привязанности к миру. Поэтому молитву и умерщвление плоти надо понимать как творчество, иначе - творчество ниже.