С третьей попытки - Николай Слободской

Пескарь взял крупные займы под залог своих предприятий, и когда теперь оказалось, что возвратить занятые деньги в срок нет никакой возможности, кредиторы уже запустили процесс передачи им в собственность объектов, которые служили залогом. Даже если после завершения всех этих юридических процедур что-то и осталось бы на долю бывшего хозяина, то на эти сиротские деньги тут же наложил бы лапу Волго-Камский банк, тоже одномоментно утративший надежду на возвращение выданного Пескарю кредита. Получалось, что, затеяв дорогостоящую покупку компьютеров, Пескарь обратил практически весь свой капитал в деньги и поставил их на карту. После чего то ли – понимай как хочешь! – сорвал жирный куш и скрылся с ним, то ли потерпел сокрушительный крах и сбежал с мелочишкой в кармане. А может, он и вовсе уже закончил свое земное существование. Но в любом случае на долю Анне Владимировне ничего не осталось. Их совместный с мужем банковский счет, которым она время от времени пользовалась, не слишком заботясь об экономии (ведь это всё были копейки, по сравнению с реальными доходами их семейства), был пуст – Пескарь заблаговременно выгреб и эту относительно небольшую сумму. Даже их роскошный «Мерседес», который использовался, главным образом, для представительных выездов (в быту Пескарь обходился машинами попроще из числа тех, что обслуживали его магазины), оказался проданным за две недели до поездки в Прибалтику, хотя передать его новому владельцу Пескарь обязался лишь через месяц после продажи. (Деталь, кстати сказать, наводящая на определенные размышления, хотя и ничего не доказывающая). Но, пожалуй, наиболее чувствительным ударом судьбы стала для Анны Владимировны (предполагая, что она всё же не была в сговоре с мужем) потеря их большой и тщательно ухоженной квартиры. Она также оказалась заложенной, и заимодавец, теперь претендовавший на нее, предложил растерянной женщине в качестве щедрого подарка что-то около пяти или десяти процентов ее реальной стоимости. Посоветовавшись со знающими людьми, она вынуждена была согласиться с тем, что этот ростовщик и кровопийца увел у нее жилье, стоившее раза в два больше, чем сумма, полученная Пескарем в виде займа, – если бы квартиру выставили на торги (ясно же, как они проводятся!), бывшей хозяйке и того бы не досталось.

Таким образом, период беззаботного времяпровождения с посещениями салонов и бутиков в жизни нашей героини внезапно закончился, и ей – волей-неволей – пришлось возвратиться на ту грешную землю (если не сказать, в грязь), с которой она – благодаря верному выбору спутника жизни – так удачно вспорхнула несколько лет назад. Не стоит, конечно, преувеличивать степень нищеты, которая ожидала Анну Владимировну на новом жизненном этапе. Хоть она в одночасье и потеряла, как говорится, всё, но кое-что у нее, тем не менее, и осталось. Смотря с чем сравнивать: по отношению к своим подругам-«домохозяйкам» она опустилась до нищенского существования – посещать модные рестораны она уже была не в состоянии, но если сравнить ее с давними коллегами-учительницами, она и в новом положении была довольно богатой особой.

Хотя четырехкомнатные хоромы пришлось спешно освободить, никто не претендовал на оставшееся в распоряжении соломенной вдовы содержимое квартиры: новехонькую импортную мебель, бытовую технику, все эти сверкающие никелем кухонные агрегаты, ковры, антикварные сервизы, массивные и увесистые на вид столовые приборы и прочие аксессуары претендующего на богатство и комфорт жилья. Большую часть всего этого движимого имущества пришлось продать за полцены, особо не торгуясь, но в целом сумма получилась вполне приличная. Надо полагать, были какие-то наличные и до распродажи мебели. Пусть их пачка была не такой уж пухлой – потоньше, чем те, что показывают по телевизору в сценах изъятия награбленного имущества при обысках у не поладивших с кем-то взяточников и разных там оборотней в погонах, однако нам ли с вами сочувствовать человеку, держащему в руках такую аккуратненькую пачечку зеленых бумажек, – нам бы такую! Остались и драгоценности – подарки Пескаря и самостоятельные приобретения Анны Владимировны, – накопившиеся за годы их роскошного житья. А кроме того куча всякого тряпья и косметики: все эти флаконы, баночки, кофточки, туфельки, сапожки, брючные костюмы, три прекрасные шубки, сумочки, шарфики... Обычной женщи­не, не избалованной подарками судьбы, такой груды добра на полжизни хватит.

А самое главное, наша попавшая в серьезный переплет героиня осталась владелицей своей старой однокомнатной квартиры, когда-то приватизированной на нее одну и – вероятно, по причине своей незначительности и сопряженных с нею хлопот – выпавшей из поля интересов кредиторов, рвущих на части Пескареву империю. Анна Владимировна незамедлительно перевезла туда оставшееся после распродаж барахло, поставила на вход солидную железную дверь и стала осваиваться в новой для себя реальности. Широкого выбора у нее не было и, подумав немного и оглядевшись, она опять стала работать учительницей – вбивать основы грамотности в головы беспрерывно галдящих и бестолковых, но еще по-детски безобидных пяти- и шестиклассников. Правда, в свою бывшую школу она не пошла – кому хочется ловить на себе ехидные взгляды знавших ее по прежней жизни коллег: ну что? вернулась голубушка? Нечего было и залетать так высоко! В новой школе, также находившейся недалеко от ее нынешнего жилья, о жизненных перипетиях новенькой учительницы, конечно, знали, но вела она себя скромно, без вызова, ни с кем особенно не сходилась и из общей толпы не выделялась (шубы висели дома в шкафу, а на работу она ходила в таком же, как и у большинства, задешево купленном пуховике). Поговорили какое-то время и забыли – потянулись обычные трудовые будни. Зарплата, ясное дело, такая, что не позавидуешь, но на квартплату, на хлеб, картошку, прочие продукты хватает. Единственное, что она себе позволила в текущих обстоятельствах, – перевела на эту квартиру свой телефон. В какую-то сумму ей это обошлось, но отказываться от такого – ставшего уже привычным – удобства она не захотела.

Так прошло несколько месяцев. Жизнь нашей героини вошла в новую колею и катилась по ней без достойных упоминания происшествий и событий. Видимо, и в личной жизни Анны Владимировны (а ей, наверное, и сорока еще не было) никто за это время не появился. Тоска, короче говоря. О Пескаре – ни слуху, ни духу, и шансы когда-либо услышать о нем постепенно снизились почти до нуля. Был человек – и нет его.

Однако ранней весной – в начале апреля – пропавший в ноябре Пескарь внезапно вынырнул из небытия. Но уже в виде своих бренных останков.

4

То, что осталось от приписанного Пескарю человеческого тела, было случайно найдено работниками тепловых сетей в закрытом тяжелой металлической крышкой колодце в двух или трех кварталах от той – известной читателю – квартиры, в которой этот