Хроники Края. За Темными Лесами - Пол Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент гонг прозвучал во второй раз. Трое душегубцев остановились как вкопанные, и Прутик снова почувствовал землю под ногами.
– Завтрак окончен, – пояснила Крепышка, когда душегубцы, все еще смеясь и распевая песню, поднялись из-за столов, чтобы вернуться к работе. – Не хочешь ли пройтись? – спросила она Прутика.
Мальчик улыбнулся и потупил глаза:
– Я не привык разгуливать так поздно.
– Но еще только полночь! – удивился Хрящик. – Кто же спит в такое время!
Прутик снова улыбнулся.
– Но я был на ногах весь день! – объяснил он. Крепышка повернулась к брату:
– Если Прутик хочет спать…
– Нет, нет, – решительно возразил Прутик. – Пойдем прогуляемся.
Сначала ему показали загончики для ежеобразов. Прутик постоял у низких ограждений, любуясь косматыми животными с закрученными рогами и печальными глазами. Они сонно жевали жвачку. Прутик перегнулся через загородку и погладил одного зверька по спине. Но не тут-то было. Ежеобраз злобно мотнул головой и ударил мальчика рогом по руке. Прутик испуганно отскочил.
– Они только с виду такие тихие да безобидные, – пояснила Крепышка. – Ежеобразы непредсказуемы – это у них в крови. Никогда не поворачивайся к ним спиной – могут напасть сзади.
– И еще они неповоротливые, могут ногу отдавить. Вот почему мы все носим сапоги на толстой подошве, – добавил Хрящик.
– У нас есть поговорка: «Улыбка ежеобраза подобна ветру». Никогда ведь не знаешь, когда ветер переменится, – сказала Крепышка.
– Но мясо у них зато очень вкусное! – заключил Хрящик.
Потом Прутика повели в коптильню. Там Прутик увидел туши тильдеров, висевшие длинными рядами на крюках. Из огромной печи, которую топили краснодубом, шел густой багровый дым, который придавал ветчине из тильдятины такой характерный дух и цвет.
Именно этот дым и окрашивал багрянцем кожу душегубцев.
При обработке всякая часть туши шла в дело. Кости высушивали и использовали как топливо, жир шел на приготовление пищи, его также жгли в масляных лампах и делали из него свечи, им смазывали шестерни на валах, из грубой шерсти плели канаты, а из рогов вырезали всякие разности, от ножей и вилок до буфетных ручек. Но самой ценной у тильдера была кожа.
– А вот здесь выделывают шкуры, – сказал Хрящик.
Прутик наблюдал, как меднолицые мужчины и женщины колотили по шкурам большими круглыми камнями.
– Я уже слышал этот звук, – сказал он. – Когда ветер дул с северо-запада.
– От этого кожа становится мягче, – объяснила Крепышка. – Ее легче обрабатывать.
– А это – красильные чаны, – показал Хрящик, когда они прошли дальше. – Мы берем для краски самую тонкую кору свинцового дерева, – с гордостью пояснил он.
Прутик наклонился над чаном и понюхал пар, поднимавшийся оттуда. Это был тот самый запах, который он ощутил, пролетая над деревней.
– Вот почему кожа, которую мы выделываем, нравится всем, – произнесла Крепышка.
– Самая лучшая в Темных Лесах, – добавил Хрящик. – Ее берут даже небесные пираты.
Прутик обернулся:
– А вы торгуете с небесными пиратами?
– Наши лучшие покупатели, – объяснила Крепышка. – Они нечасто заезжают, но уж когда появляются, то скупают все, что у нас есть.
Прутик кивнул, но мысли его витали далеко. Он еще раз представил себе, как он стоит на носу пиратского корабля: луна сияет над ним, ветер ерошит его волосы, а он плывет по небу на раздутых парусах.
– А они скоро вернутся? – спросил он наконец.
– Небесные пираты? Они были здесь недавно. Теперь долго не появятся, – ответил Хрящик.
Прутик вздохнул. Внезапно он почувствовал усталость. Крепышка заметила, что глаза у него стали слипаться, и взяла его за руку.
– Пойдем, – скомандовала она. – Тебе пора отдохнуть. Мамочка Татум скажет, где ты можешь лечь.
На этот раз Прутик возражать не стал. Он еле держался на ногах. В полном изнеможении он следовал за Хрящиком и Крепышкой. В хижине, куда они вошли, какая-то женщина сбивала в миске красное месиво. Оторвавшись от работы, она посмотрела на мальчика.
– Прутик! – воскликнула она, вытирая руки о передник. – Я так ждала тебя!
Засуетившись, она бросилась навстречу ему и крепко обняла своими пухлыми руками.
Ее макушка едва доходила Прутику до подбородка.
– Спасибо тебе, бледнокожий, – всхлипнула она. – Большое тебе спасибо. – Отступив на шаг, она промокнула уголки глаз краем передника. – Не обращай внимания, – потянула она носом. – Я всего лишь старая глупая женщина.
– Мамочка Татум, – обратилась к ней Крепышка, – Прутик хочет спать.
– Я вижу, – ответила она. – Я уже постелила ему в гамаке. Но перед этим… Есть два важных дела, которые… – Она стала яростно рыться в комоде, и в воздух одна за другой полетели вещи, которые ей были не нужны. – А-а-а-а, вот она наконец! – воскликнула мамочка Татум, протянув Прутику большую меховую жилетку. – Примерь-ка!
Прутик накинул жилетку поверх своей кожаной куртки. Жилетка пришлась ему впору.
– Какая теплая! – воскликнул он.
– Из шкуры ежеобраза, – пояснила мамочка Татум, застегивая пуговицы на жилетке. – И не на продажу, – добавила она. Мамочка Татум кашлянула, чтобы прочистить горло. – Прутик, – торжественно продолжила она, – я прошу тебя принять в дар эту жилетку в знак моей благодарности за то, что ты привел Хрящика домой целым и невредимым.
Прутик был растроган до слез.
– Спасибо, – прошептал он. – Я…
– Погладь мех, – сказал Хрящик.
– Что? – переспросил Прутик.
– Погладь мех, – повторил душегубец, лукаво хихикнув.
Прутик провел ладонью по пушистому густому меху.
– Мне очень нравится, – сказал он.
– А теперь в другую сторону, – настаивал Хрящик.
Прутик сделал то, что ему велели. На этот раз шерсть вздыбилась и стала колючей-преколючей.
– Ой! – вскрикнул Прутик, а Хрящик и Крепышка рассмеялись. Даже мамочка Татум улыбнулась. – Как иголки! – Прутик пососал ранку от укола.
– Никогда в жизни не гладь ежеобраза против шерсти, ни живого, ни мертвого, – усмехнулась мамочка Татум. – Я рада, что тебе нравится мой подарок. Он сослужит тебе хорошую службу…
– Вы так добры ко мне… – начал было Прутик, но мамочка Татум еще не закончила.
– А это сохранит тебя от непредвиденных опасностей, – сказала она, надев искусно выделанный кожаный амулет ему на шею. Прутик усмехнулся.
«Все матери одинаково суеверны», – подумал он.
– Нечего ухмыляться, – оборвала его мамочка Татум. – Я по твоим глазам вижу, что тебе предстоит далекий путь. И на этом пути тебе встретится множество опасностей. И хотя на всякий яд есть противоядие, – добавила она, посмотрев на Хрящика, – если ты попадешь в лапы Хрумхрымса, спасения не будет.
– Хрумхрымса? – переспросил Прутик. – Я слышал про него.
– Самое ужасное существо на свете, – сказала мамочка Татум. Голос у нее дрогнул. – Нападает на душегубцев. Прячется в тени, поджидая. Затем хватает жертву и вонзает в нее острые когти.
Прутик нервно жевал уголок своего утешительного платка. Это тот самый Хрумхрымс, который наводит страх на лесных троллей, – ужасный и коварный зверь, который заманивает к себе троллей, сбившихся с тропы, и доводит их до смерти.
А мамочка Татум продолжала:
– Хрумхрымс съедает свою жертву живьем, пока сердце у нее еще бьется, – прошептала она, и голос ее замер. – Вот так! – громко закончила она, ударив в ладоши.
Прутик, Крепышка и Хрящик подскочили со своих мест.
– Ма-а-а-а… – жалобно заныла Крепышка.
– Ну ладно, – сурово произнесла мамочка Татум. – Вы, молодые люди, всегда все поднимаете на смех. А к Темным Лесам надо относиться со всей серьезностью. И пяти минут не проживешь, если будешь там вести себя легкомысленно. – Затем она наклонилась и горячо взяла Прутика за руку. – А теперь иди отдыхай.
Это не надо было повторять дважды. Он последовал за Хрящиком и Крепышкой, которые вышли из хижины и направились к деревенской площади, где висели гамаки.
Привязанные к огромным стволам мертвых деревьев, образующих треугольник, они тихо покачивались. Прутик полез вслед за Хрящиком по веревочной лестнице, прикрепленной к одному из стволов.
– Вот этот – наш, – указал душегубец на гамак в верхнем ряду. – А вот твоя постель.
Прутик кивнул:
– Спасибо.
Стеганое одеяло, оставленное мамочкой Татум для него, находилось в самом дальнем конце гамака. Прутик на четвереньках добрался до своего места и нырнул с головой под одеяло. Через мгновение он уже крепко спал.
Первые лучи восходящего солнца его не разбудили. Он не проснулся, даже когда душегубцы с грохотом волокли под гамаками огромную каменную плиту, на которой догорал костер. Он спал мертвым сном, когда Хрящик, Крепышка и другие члены семьи мамочки Татум, отправляясь на покой, влезли в гамак и расположились по обе стороны от него.