Созданы для любви - Моника Маккарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У тебя превосходный вкус. Ты выбрала самую красивую из всех.
Бет в ответ улыбнулась, и у Марии перехватило дыхание – в душе ее снова всколыхнулась тоска по прошлому.
Тут возвратилась мать детей, крепко державшая за руку крошечную беглянку.
– Ох, простите… – извинилась она перед Марией и положила на стол похищенные ленты. Не отпуская малышку, свободной рукой она ловко взяла у Марии ребенка.
И Мария вдруг почувствовала себя лишенной чего-то очень важного. Отбрасывая набежавшую печаль, она попыталась улыбнуться и спросила:
– Как вы управляетесь с ними со всеми?
– Это только половина, – последовал неожиданный ответ. – Трое мальчишек остались с отцом – помогать со скотом.
Внезапно женщина заметила, что ее малыш сжимает в руке мешочек.
– Вили!.. – Глаза матери расширились: – Откуда у тебя это?!
– Все в порядке. Это я дала ему поиграть с кошельком, – проговорила Мария, забирая мешочек. Внезапно вспомнив про ленту в руках Бет, она добавила: – А ленту вашей крошке я подарила. Надеюсь, вы не будете возражать.
Увидев, что женщина собирается возразить, Мария вновь заговорила:
– Позвольте ей. Это ведь такой пустяк. К тому же ваша девочка… – Она почувствовала, как в горле запершило. – Ваша малышка напомнила мне одного человека.
Эта мысль только сейчас пришла ей в голову. Девочка действительно напоминала Джанет и ее саму в детстве – тонкие светлые волосы, немного бледная кожа, большие голубые глаза и тонкие черты лица.
Женщина не стала возражать. Она поблагодарила Марию и отвела детей в сторону.
– Я оставил вас на несколько минут, – раздался мужской голос, – а вы уже раздариваете товары. Вы никогда не станете хорошей торговкой.
Мария обернулась и увидела хозяина лавки. К ее удивлению, в глазах старика не было осуждения, хотя оно и прозвучало в словах. Более того, во взгляде его мерцала печаль – видимо, он давно наблюдал за ней и увидел больше, чем ей хотелось.
Взяв себя в руки, Мария вновь напомнила себе, что все это было в прошлом. Когда-то и она была женой и матерью – пусть во многом не самым удачным образом. Какой смысл вспоминать то, что давно прошло и закончилось? Но даже этот короткий разговор всколыхнул ее тихую жизнь, напомнив обо всем, что она потеряла.
Да, конечно, ушедшего детства Дэвида ей не вернуть, – но как бы она была счастлива, если бы ей удавалось видеть своего сына почаще. Те редкие встречи, которые выпадали им в последние несколько лет, не сделали ее ближе к сыну, но Мария надеялась, что все вскоре изменится. Если Дэвид покинет королевскую службу, то станет сквайром, и сэр Адам уже прилагал усилия, чтобы Дэвид получил титул барона и землю на севере Англии, поближе к ней, Марии.
Старик протянул Марии небольшую деревянную коробочку.
– Что это? – спросила она.
– Откройте.
Мария открыла и обомлела. Дрожащими от волнения руками она извлекла из коробочки два круглых стекла, заключенных в роговую оправу. Стеклышки были соединены таким же роговым рожком.
– Вы нашли их!.. – воскликнула Мария.
– Это из Италии, – сказал старик с улыбкой.
Мария поднесла к глазам стеклышки, и, как по волшебству, мир вокруг нее стал большим и четким. «Окьяли»[4], – вспомнила она итальянское слово. Изобретенные итальянским монахом более двух десятилетий назад, очки все еще были большой редкостью. Мария заговорила с купцом об очках лишь однажды, когда поняла, насколько утомительными для ее глаз стали долгие часы работы при тусклом свете свечей. А ведь раньше она видела даже крошечные стежки на ткани, не то что сейчас…
– Они великолепны, – поговорила Мария, осторожно помещая очки в коробочку и обнимая старика.
– Рад, что угодил, – ответил раскрасневшийся от удовольствия торговец.
Мария обычно не позволяла себе столь бурного проявления эмоций. Такое случалось с ней лишь в детстве, и сейчас это было совершенно на нее не похоже. Возможно, причина крылась в том, что она чувствовала к этому старому торговцу некую привязанность…
Внезапно смутившись, Мария отпрянула. «Что он подумает обо мне?» – вертелось у нее в голове.
– Сколько я вам должна? – спросила она.
– Это подарок, – с некоторой обидой произнес купец.
– Раздариваете товары? – повторила она его слова. – Так вы никогда не станете хорошим торговцем.
Старик громко рассмеялся:
– Что ж, тогда считайте это кредитом, который, надеюсь, возвратится мне сторицей. Иначе как же вы будете шить, если плохо видите? Я хороший торговец и сделаю на вас, миледи, приличную прибыль.
Мария с подозрением посмотрела на него и проговорила:
– А вы рискуете… Рискуете репутацией холодного и расчетливого торгаша.
Старик с улыбкой посмотрел на нее, и его глаза, казалось, сияли.
– Я буду отрицать каждое слово, – ответил он. – И если вы сейчас не уйдете, то узнаете, что я не только нерасчетливый, но и вовсе не холодный.
Мария отблагодарила его еще одним крепким объятием. День был на удивление солнечным, и так хотелось побродить по рынку еще немного. Однако привычка не привлекать к себе внимания – оставаться в тени – укоренилась слишком глубоко.
После общения с купцом и детьми Мария чувствовала легкое сердцебиение, но она знала, что вскоре это пройдет – ведь у нее было все, в чем она нуждалась. Правда, временами ей казалось, что она пропустила что-то важное. Тогда Мария напоминала себе, что нужно быть благодарной за то, что имела.
Через некоторое время Мария добралась до места, где оставила конюха с лошадью. Забравшись в седло, она отправилась в долгий путь – обратно в замок.
В кошельке звякало серебро, яркое светило солнце, и Мария больше не чувствовала желания погружаться мыслями в прошлое. Жизнь обретала смысл, о котором она и не помышляла три года назад. Запуганная и загнанная в свой замок, жена предателя все же сумела найти в себе силы начать новую жизнь.
Едва успев успокоиться, Мария не на шутку разволновалась, когда увидела, кто ждал ее у ворот замка. Это был сэр Адам! Неужели он принес ей новости о сыне? Но, едва завидев Марию, гость исчез за воротами.
Мария вбежала в зал:
– Сэр Адам, что слышно о…
Она умолкла, внезапно заметив, что Адам был не один. Но зачем здесь Уильям Ламбертон, епископ Сент-Эндрюс-ский? В прошлом шотландский патриот, приложивший немало усилий, чтобы убедить Брюса начать борьбу за корону, он был схвачен еще Эдуардом I и провел в заточении больше года. Потом, заняв сторону Эдуарда, он несколько лет был его «миротворцем», проживая без права выезда в епархии Дарем. Мария еще не забыла, как искусно Ламбертон плел интриги, перераставшие в кровавые стычки англичан с шотландцами.