Двор Карла IV (сборник) - Бенито Гальдос

– Мне надо поговорить с тобою…

Я не помнил себя от удивления, но мне некогда было раздумывать, так как пришлось провожать гостей с фонарем в руках. В то время улицы Мадрида имели еще самое слабое понятие об освещении. Мы пришли на улицу Канвисарес и остановились около того самого дома, где жила Инезилья, только у другого подъезда. Этот дом принадлежал старому маркизу, или, вернее, его сестре; тут ожидали две придворные кареты. Прежде чем садиться в свою, сеньора Амаранта отозвала меня в сторону и сказала, чтобы я завтра же ждал ее в этом доме, что мне отворит дверь ее доверенная горничная и что дело идет о моем счастье.

Вернувшись домой, я нашел мою госпожу очень взволнованной. Она ходила взад и вперед по зале и разговаривала сама с собой. В первую минуту мне показалось, что она не в своем уме.

– Ты не заметил, – спросила она меня, – не ссорились ли между собой дорогой Исидоро и Маньяра?

– Нет, не заметил, сеньора, – отвечал я. – Но по какой же причине им ссориться?

– Ах, ты не знаешь, Габриэль, как я рада, как я довольна! – воскликнула она с таким лихорадочным волнением, что мне даже стало страшно.

– Чем, сеньора? – спросил я. – Мне кажется, вы очень устали, и вам пора бы отдохнуть.

– Нет, я не буду спать всю ночь, – ответила она. – Я не могу спать. Ах, как я счастлива, видя его разочарование!

– Я не понимаю вас, сеньора.

– Ты ничего не понимаешь в этом, мальчик, ступай спать… Но, нет, подойди сюда и слушай. Не правда ли, в этом видна Божья кара? Он слишком доверчив и не видит подле себя змеи.

– Вы говорите, вероятно, о доне Исидоро?

– Именно. Ты ведь знаешь, что он влюблен в Долорес. Он совсем с ума сходит по ней. При всей его гордости, он готов пасть к ногам этой женщины! Он, который привык повелевать, теперь служит игрушкой в руках Долорес и предметом насмешек в театре и везде.

– Но мне кажется, что сеньору Маиквес отвечают на его чувство… – робко произнес я.

– Да, так было раньше, но симпатии Долорес очень переменчивы. О, он, конечно, заслужил это. Долорес – само непостоянство!

– Никогда бы я не мог этого подумать о такой красивой сеньоре.

– С ее ангельским лицом и невинной небесной улыбкой Долорес страшная интриганка и кокетка…

– Так, значит, сеньор Маньяра…

– Вне всякого сомнения, Маньяра ее фаворит. Если она и разговаривает с Исидоро, то только для препровождения времени и для того, чтобы поиграть сердцем этого несчастного человека. Кошке игрушки, а мышке слезки. Не правда ли, он вполне заслужил это? О, я вне себя от радости!

– Поэтому-то, вероятно, сеньора Амаранта и говорила сегодня такие вещи… – сказал я, желая, чтобы моя госпожа разъяснила мне кое-что из слышанного мною.

– Ах, Долорес и Амаранта хоть и похожи с виду на подруг, но они ненавидят, презирают и готовы стереть друг друга с лица земли! Раньше они были в хороших отношениях, и даже еще недавно… Я предполагаю, что при дворе произошло что-нибудь такое, что поссорило их, и, вероятно, все это кончится войной не на жизнь, а на смерть.

– Сейчас видно, что они не в ладах…

– Мне рассказывали, что теперь при дворе идут страшные интриги. Амаранта стоит за старую королеву и короля, между тем как Долорес вместе с другими придворными дамами интригует в пользу принца Астурийского. Они так возбуждены теперь одна против другой, что не умеют скрыть своей ненависти!

– А разве сеньора Амаранта такая же интриганка, как ее подруга? – спросил я, желая услышать подробности о той, которую я уже считал своей благодетельницей.

– Совсем напротив, – ответила донья Пепа. – Амаранта в полном смысле слова аристократка, она очень скромна и безупречного поведения. Она удивительно добра и от души готова помочь всякому, кто только нуждается в ее помощи. При дворе она пользуется огромным влиянием, и тот, кто заслужил ее расположение, должен считать себя счастливым.

– Мне так и казалось, – ответил я, очень довольный этими хорошими новостями.

– Я надеюсь, что Амаранта поможет мне в моей мести, – произнесла моя госпожа с прежним лихорадочным волнением.

– Против кого? – спросил я в изумлении.

– Пьеса для игры в доме маркизы уже выбрана, – продолжала она, не расслышав моего вопроса. – Но никто не хочет взять роли Яго, а для меня это очень важно. Не сыграешь ли ты эту роль, Габриэль?

– Я, сеньора!.. Я совсем не умею играть…

Она задумалась, сдвинула брови, опустила глаза и, наконец, вернулась к началу разговора.

– Я удовлетворена! – произнесла она страстно. – Долорес ему неверна, Долорес его обманывает, Долорес выставляет его в смешном виде, Долорес его наказывает… Боже мой! Теперь я вижу, что есть справедливость на земле!

Затем она немного успокоилась, велела мне уйти и когда, позвав свою горничную, вошла в спальню, то до моего слуха долетели ее судорожные рыдания. На просьбы горничной успокоиться и лечь она только ответила:

– Зачем я буду ложиться, когда я знаю, что не усну всю ночь?

Я ушел в мою маленькую комнатку, куда никогда не проникали лучи света. Я лег, огорченный несчастной страстью моей госпожи, но скоро эти мысли отошли на задний план, и я стал думать о моем собственном положении. И, видя в своем воображении чудный образ Амаранты, я уснул крепким, счастливым сном.

Проснувшись на другое утро, я сразу припомнил все вчерашние события и стал о них думать.

– Когда же наступит час идти к сеньоре Амаранте! – говорил я сам с собою. – Нет сомнения, я попал к ней в милость; впрочем, это не так удивительно, потому что я не раз слышал, что недурен собою… Кто знает, быть может, лет через пять я буду каким-нибудь графом или герцогом. Разве я не слышу, как совсем темные люди, благодаря своему уму и чьей-нибудь протекции, залетают очень высоко? Донья Пепа говорит, что сеньора Амаранта пользуется большим влиянием при дворе; кто знает, быть может, в ее жилах течет королевская кровь? Господи, но что мне сделать, чтоб удостоиться ее милости? Клянусь Богом, что если она поможет мне выдвинуться, я сумею не ударить в грязь лицом! Первое, что я сделаю – это уничтожу бедность в Испании и издам повеление, чтоб на всех рынках понизили цену на съестные припасы для бедных. С Францией у меня не будет никаких столкновений; она сама по себе, а мы сами по себе. А если кто посмеет меня ослушаться, то без долгих разговоров я прикажу снять ему голову с плеч. О, если мне удастся возвыситься, как будет счастлива моя бедная Инезилья! Она уже не будет целые дни гнуть спину за работой. Конечно, Инезилья такая милая и кроткая, что я всю жизнь буду ее любить, но я должен любить также и Амаранту… Но как же я оставлю Инезилью?.. А как же я забуду для нее Амаранту?.. Они обе такие хорошие…

Так размышлял я, лежа в постели и рисуя себе картины будущего. Одно только предположение, что я могу быть любимым женщиной, имеющей влияние при дворе, заставляло меня уже мечтать добиться через нее почестей и славы. Я узнаю в этом испанскую кровь. Мы все и всегда одинаковы.

Я встал, оделся и, взяв корзинку, пошел на рынок за провизией. Дорогой мне пришла в голову мысль, что ходить на рынок слишком унизительно для человека, который, быть может, не сегодня-завтра будет адмиралом, министром или даже королем какого-нибудь маленького королевства.

Оставлю на время мою собственную самонадеянную персону и перейду к воспоминанию о том, какое впечатление производили на народ эти ожидаемые политические перемены. Я заметил, что на рыночной площади многие собирались кучками и о чем-то оживленно толковали.

Продавец рыбы, наш постоянный поставщик, как мне показалось, был в особенно веселом настроении.

– Ну, что новенького? – спросил я.

– О, большие новости! Французы вошли в Испанию. Если б ты знал, как я рад!

И, понизив голос, он сказал мне с лукавой улыбкой:

– Они пришли, чтоб завладеть Португалией! Ведь можно с ума сойти от радости!

– Я ничего не понимаю!

– Ах, Габриэль, ты еще слишком молод, чтоб понимать такие вещи! Поди-ка сюда поближе! Если они завладеют Португалией, то кому же они отдадут ее, как не Испании?

– Да разве можно так скоро завладеть страной и отдать ее кому-нибудь, как фунт кизила?

– Нет сомнения, что будет так. Люблю я Наполеона! Он очень расположен к Испании и только и думает о том, чтобы сделать нас счастливыми.

– Полно вам толковать! Он думает только о том, как бы выманить у нас деньги, корабли, войска и все, что ему угодно! – сказал я с твердой решимостью окончательно порвать с Францией, когда сделаюсь министром.

– Он уже расположен к нам потому, что хочет избавить нас от первого министра Годоя, которого все терпеть не могут.

– Да что такого сделал этот сеньор, что его все так ненавидят?

– Но, скажите на милость, ведь это первый негодяй в Испании! Всем известно, что он фаворит королевы и только благодаря этому достиг такого высокого положения. Он продает места, да еще каким бессовестным образом! Если у кого есть красивая жена или дочь, то тот может при нем всего добиться! Теперь он хочет сплавить королей в Америку, чтобы самому сесть на испанский престол… Но он ошибается в расчете, потому что Наполеон разрушит все его планы. Бог знает, что ждет нас, но, мне сдается, Наполеон посадит на испанский престол нашего принца Астурийского, а наш король Карл IV с супругой отправятся, куда им будет угодно.