Лишь шаг до тебя - Элис Петерсон

– Эх, Джим, как жаль, что тебя нельзя клонировать, – вытирая слезы от смеха, говорю я. – Нет, серьезно, большинство мужиков слишком много мнят о себе, чтобы что-то делать по дому.

Если бы они знали всю правду о Мэтью! Джим знает, что у меня в личном плане произошла катастрофа, что я посещаю АА, но это лишь половина истории. Я до сих пор внутренне содрогаюсь, слыша в ушах его голос: «Если я еще раз услышу утром, как этот ребенок орет, я вышвырну его в окно».

– Бен, он делает все, – продолжаю я. О, как мне хочется стереть из памяти те воспоминания! Как учитель стирает с доски написанную мелом фразу.

– Это не обуза, – заявляет Джим. – Это выбор и привилегия. Хорошо, когда кто-то заботится о твоем ребенке, когда он совсем крошечный. Но мне самому хотелось баюкать моего Тео, носить его на руках, хотелось быть рядом, когда он говорил первые слова. Мне кажется важным, чтобы за детьми ухаживал один из их родителей. Ой, простите, я ляпнул бестактность, – спохватился он, переводя взгляд с Бена на меня. – Я просто не подумал.

Бен кивает.

– Больше всего меня сейчас мучают сомнения. Откуда вы знаете, что правильно делать, как правильно воспитывать ребенка? По ночам я лежу без сна и думаю о том, что эта девочка – это маленькая личность, и ее счастье – в моих руках. Меня это пугает.

– Меня тоже, – признаюсь я.

– Сегодня утром она попросила заплести ей косички, – продолжает Бен.

– Ах, волосы – пустяки, – отмахивается Джим. – Парочка тренировок…

– Я могу дать вам урок, – предлагаю я.

– Бен, мы с вами в меньшинстве, поэтому должны держаться вместе. – Джим поднимает кружку и кивает Бену.

– Тогда за домашних пап-дядей, – возглашает Бен.

– И матерей-одиночек, – добавляет Джим.

Я присоединяюсь.

– Так доставай свою трубку и закуривай ее.

Вскоре Джим уходит забирать Тео из садика. Мы с Беном покидаем кафе. Идем по тротуару, каждый погружен в свои мысли. Я набираюсь храбрости и говорю:

– Бен, можно спросить у вас… – Скажи ему, что ты видела его на собрании! В последний момент я трушу. – Где отец Эмили?

– Ах, да… Хм-м. Когда Грейс сообщила ему о своей беременности, он сбежал. Ей было нелегко принять решение, но она всегда хотела детей.

– А ваши родители? Они не могут помочь вам?

– Мама умерла не так давно, а отца не стало, когда мне было четыре года. Жив мой отчим, увы.

– С отчимами у многих бывают не самые простые отношения.

– Дело не в том, что он отчим, – резко говорит Бен. – Дело в личности. Он ужасный, мелочный тип, выскочка.

Мы сворачиваем на Чалкот-сквер.

– Ну, пожалуй, пойду на работу, – говорю я, чувствуя, что беседа зашла в тупик. – Была рада по…

– Сегодня вечером вы свободны?

– Сегодня вечером?

– Я был бы не прочь поучиться заплетать косички. Эмили все время просит какую-то рыбью косу.

– Может, французскую?

– Да-да, возможно. Мне кажется, вы в этом деле кое-что понимаете. Если вы научите меня, я заработаю очки у Эмили, и она станет чуточку счастливее.

Он упоминает ее имя без особых эмоций, и это меня неприятно задевает.

– Договорились. Это будет деловая встреча, а не свидание. – Ох, Полли, заткнись!

– Встретимся после школы? Приглашаю вас на лазанью… – картинным жестом он указывает на оранжевое блюдо-контейнер. – Вы окажете мне честь. Габриэла наготовила столько, что можно накормить весь юг Англии.

– С удовольствием. – Не уверена, что Габриэла возрадуется.

– Хорошо. Тогда до встречи. – Впервые за это утро он улыбается. Я улавливаю в этой улыбке намек на человека, скрытого за щитом одиночества.

7

Бен ведет меня в гостиную. Я таращусь на стильный камин, на коричневый кожаный диван с такими же креслами (у них такой вид, словно они только что куплены), на белые стены.

– Мне тут скучно, – хнычет Луи, моментально почувствовав, что эта квартира не предназначалась для детей. Никаких экскаваторов, грузовиков и коробок с игрушечными инструментами, никаких ковров, только девственные деревянные полы.

– Поиграй с Эмили, ладно? – предлагаю я, глядя на картину в виде гигантской оранжевой кляксы.

Эмили пятится от нас, словно мы прокаженные. За все время, пока мы шли из школы, она не произнесла ни слова. Я не представляю, что творится в ее голове. Возможно, и сама она тоже. Наверняка она испугана, и в голове у нее путаница, но она не может это выразить. Судя по тому, что я успела узнать о Бене, он едва ли в силах помочь ей, тем более что и сам скорбит о сестре.

– Эмили, ты хочешь почитать книжку? – спрашивает Бен так, словно читает инструкцию. – Или как-нибудь перекусить перед обедом? Сок? Телевизор?

Неудивительно, что они голосуют за сок и телевизор.

Я следую за Беном в белую кухню, где на столешницах нет ничего, кроме кофейной машины и музыкальной системы. В центре кухни островок с двумя стильными серебристыми стульями. Бен открывает холодильник, вытаскивает молоко и две коробки яблочного сока. Включает чайник.

– Чашку чаю?

– Спасибо, – отвечаю я, чувствуя себя немного неловко в этой квартире как с фешенебельной мебельной выставки. Луи с Эмили смотрят телевизор, пораскрыв рты, – очень похоже на двух золотых рыбок. – Стоит только заработать ящику, как они превращаются в зомби.

Бен протягивает мне кружку.

– Да, Эмили смотрит его слишком много, но я просто не знаю, чем еще занять ее. Она не играет в игрушки.

Игрушки? Какие игрушки?

Я видела тебя на собрании.

– Может, ее нужно показать консультанту? – продолжает Бен.

– Хм-м. Возможно.

Пожалуй, деньгами тут проблему не решить, сколько их ни швыряй. Но опять же, раз он не может с ней разговаривать…

Я обвожу взглядом кухню. Девочке нужен дом, наполненный любовью и радостью. Ей нужно понимать, что происходит. Я плохо представляю себе, как видит смерть ребенок. Взрослому страшно потерять мать или отца; каково же было Эмили? Ей необходимо, чтобы Бен говорил с ней о Грейс, чтобы оживить память о ней. Задает ли она вопросы, как Луи, спросивший меня про отца? Ему трудно понять, почему у него нет папы, если этот человек жив-здоров.

Сын отвлекает меня от этих раздумий, заявив, что ему нужно в туалет.

– Да-да. Вон там, за углом, последняя дверь направо, – объясняет Бен. Луи хочет, чтобы я его проводила, он всегда цепляется за меня, когда мы не дома.

Держась за руки, мы идем по коридору. Я, не удержавшись, бросаю быстрый взгляд в спальню Бена. Там велотренажер, двуспальная кровать, столик. Ни фотографий, ни вещей, которые сказали бы мне о нем хоть что-то. Эту квартиру трудно назвать домом; скорее это сцена, где актеры не выучили свои роли. Мы все живем в четырех стенах, которые могут наполняться смехом, надеждой, покоем, любовью и прочими эмоциями. В этих стенах живет печаль. А когда мы с Мэтью жили вместе, в стенах нашего дома обитал страх.

Все вместе мы едим лазанью (вкусно, спасибо тебе, Габриэла!) за круглым обеденным столом.

– Эмили, а потом Полли научит меня, как заплетать тебе косы, – с какой-то неестественной, натужно-пафосной интонацией говорит Бен. – Давай, ешь, ведь ты голодная. – Он берет вилку и принимается за еду.

Эмили отворачивается от него. Бен кладет вилку.

– Тебе нужно есть, – говорит он, стараясь не выходить из себя.

– Мамочка говорит, что если я не буду есть, я стану маленьким! – Луи размахивает в воздухе вилкой.

– У меня нет больше мамочки, – сообщает Эмили. – Она умерла.

Это первые слова, которые она произнесла за все время. У меня наворачиваются на глаза слезы. Я бросаю взгляд на Бена. Вид у него несчастный.

– Мне так жалко, Эмили, – говорю я. – Ты очень тоскуешь без нее.

Она кивает.

– У нее остановилось сердце. Мамочка говорила, что мы улетаем на небеса, – продолжает Эмили, ковыряя в тарелке лазанью.

– Что такое небеса? – спрашивает Луи.

– Место, где живут самые чудесные вещи, – говорю я. – Все вещи, которые делают тебя счастливым.

Луи задумался.

– И пирожные с кремом?

– Да-да, много пирожных с кремом.

– А там есть сад? – допытывается Луи. – Чтобы пускать в нем ракеты?

– Да, – к моему удивлению, отвечает Эмили, – там есть большой сад, и в нем много цветов и собачек.

Эмили красивая девочка, у нее длинные, блестящие каштановые волосы, красивые губки и миндалевидные зеленые глаза. Вот только ей надо поправиться, а то кожа да кости. Так и кажется, что ее может сдуть любой порыв ветра.

– А машины? У нас нет машины. А у тебя есть машина, Эмили?

Она кивает.

– У дяди Бена есть машина без крыши.

– Ненадолго, – бормочет он.

– Я хочу посмотреть на небеса, – объявляет Луи. – Мам, когда мы туда поедем?

– Это невозможно. Люди не возвращаются с небес. – Луи, пожалуйста, перестань задавать глупые вопросы.

– А-а. Почему?

– Ну… – Я не знаю, что ответить, и кашляю. К счастью, сын вдруг переключается.

– Сегодня имя Мэйси написали в красной книге, – сообщает он. Я напоминаю Бену, что Мэйси дочка Джима, и читаю на его лице облегчение от того, что мы сменили тему.