Моабитская тетрадь - Муса Джалиль

СОН В ТЮРЬМЕ

Дочурка мне привиделась во сне.Пришла, пригладила мне чуб ручонкой,«Ой, долго ты ходил!» — сказала мне,И прямо в душу глянул взор ребенка.

От радости кружилась голова,Я крошку обнимал, и сердце пело.И думал я: так вот ты какова,Любовь, тоска, достигшая предела!

Потом мы с ней цветочные моряПереплывали, по лугам блуждая;Светло и вольно разлилась заря,И сладость жизни вновь познал тогда я.

Проснулся я. Как прежде, я в тюрьме,И камера угрюмая всё та же,И те же кандалы, и в полутьмеВсё то же горе ждет, стоит на страже.

Зачем я жизнью сны свои зову?Зачем так мир уродует темница,Что боль и горе мучат наяву,А радость только снится?

Сентябрь 1943

ТЫ ЗАБУДЕШЬ

Жизнь моя перед тобою наземьУпадет надломленным цветком.Ты пройдешь, застигнута ненастьем,Торопясь в уютный, теплый дом.

Ты забудешь, как под небом жаркимТот цветок, что смяла на ходу, —Так легко, так радостно, так ярко,Так душисто цвел в твоем саду.

Ты забудешь, как на зорьке раннейОн в окно твое глядел тайком,Посылал тебе благоуханьеИ кивал тебе под ветерком.

Ты забудешь, как в чудесный праздник,В светлый день рожденья твоего,На столе букет цветов прекрасныхРадужно возглавил торжество.

В день осенний с кем-то на свиданьеТы пойдешь, тревожна и легка,Не узнав, как велико страданьеХрустнувшего под ногой цветка.

В теплом доме спрячешься от стужиИ окно закроешь на крючок.А цветок лежит в холодной луже,Навсегда забыт и одинок…

Чье-то сердце сгинет в день осенний,Отпылав, исчезнет без следа.А любовь, признанья, уверенья… —Всё как есть забудешь навсегда.

Сентябрь 1943

ТЮРЕМНЫЙ СТРАЖ

Он ходит, сторожа мою тюрьму.Две буквы «Э» блестят на рукавах.Мне в сердце словно забивает гвоздьЕго тяжелый равномерный шаг.

Под этим взглядом стихло все вокруг —Зрачки не упускают ничего.Земля как будто охает под ним,И солнце отвернулось от него.

Он вечно тут, пугающий урод,Подручный смерти, варварства наймит,Охранник рабства ходит у ворот,Решетки и засовы сторожит.

Предсмертный вздох людской — его еда,Захочет пить — он кровь и слезы пьет,Сердца несчастных узников клюет, —Стервятник только этим и живет.

Когда бы знала, сколько человекПогибло в грязных лапах палача,Земля не подняла б его вовек,Лишило б солнце своего луча.

Сентябрь 1943

ПЕРЕД СУДОМ

Черчетский хан

Нас вывели — и казнь настанет скоро.На пустыре нас выстроил конвой…И чтоб не быть свидетелем позора,Внезапно солнце скрылось за горой.

Не от росы влажна трава густая,То, верно, слезы скорбные земли.Расправы лютой видеть не желая,Леса в туман клубящийся ушли.

Как холодно! Но ощутили ногиДыхание земли, что снизу шло;Земля, как мать, за жизнь мою в тревогеДарила мне знакомое тепло.

Земля, не бойся: сердцем я спокоен,Твое тепло я чувствую, храню.Родное имя повторив, как воинЯ здесь умру за родину свою.

Вокруг стоят прислужники Черчета.И кровь щекочет обонянье им!Они не верят, что их песня спета,Что не они, а мы их обвиним!

Пусть палачи с кровавыми глазамиСейчас свои заносят топоры,Мы знаем: правда всё равно за нами,Враги лютуют только до поры.

Придет, придет день торжества свободы,Меч правосудья покарает их.Суровым будет приговор народа,В него войдет и мой последний стих.

Сентябрь (?) 1943

КОСТЯНИКА

С поля милая пришла,Спелых ягод принесла,Я ж сказать ей не решаюсь,Как любовь моя светла.

Угощает цветик мойКостяникой в летний зной.Но любимой губы слащеКостяники полевой.

8 октября 1948

СОЛЕНАЯ РЫБА

Ты зачем к реке меня отправила,Раз самой прийти желанья нет?Ты зачем «люблю» сказать заставила,Коль не говоришь «и я» в ответ?

Ты зачем вздыхала, как влюбленная,Если и не думаешь гулять?Рыбой кормишь ты зачем соленою,Если мне воды не хочешь дать?

8 октября 1943

ГОРНАЯ РЕКА

Что так шумна, бурна,Стремительна река,Хоть здесь ее волнаВ раскате широка?

О чем ревут валыВ кипенье седины?То ль яростью полны,То ль чем устрашены?

Утихнет вдруг, зальетОкрестные лугаИ ласково поет,Плеща о берега.

То вновь среди теснинГремит о валуны,Спеша в простор долин,Бросает падуны.

Иль чьею волей злойВстревожена вода,Изменчива порой,Стремительна всегда?

Не удержался яИ у реки спросил:«Что ты шумишь, кипишь,Поток смятенных сил?»

Ответила река:«Свободою однойЯ грезила векаВ темницах под землей.

В глубоких тайникахЖдала я сотни летИ вырвалась в горахНа волю, в мир, на свет.

Накопленную страсть,И ненависть мою,И счастье каждый часВсей мощью волн пою.

Теперь свободна я,Привольно дышит грудь, —Прекрасна жизнь моя,Надежен дальний путь.

Я солнцу песнь пою,Над рабством я смеюсь, —Вот почему шумлюИ бурно вдаль стремлюсь».

28 октября 1943

ДОРОГИ

Амине

Дороги! Дороги! От отчего домаДовольно гостил я вдалиВерните меня из страны незнакомойПолям моей милой земли.

Забыть не могу я Замостье родноеИ ширь наших желтых полей.Мне кажется часто — зовут за собоюГлаза чернобровой моей.

Когда уходил я, дожди бушевали;Подруга осталась одна.Не капли дождя на ресницах дрожалиСлезу вытирала она.

С тревогой родные края покидая,Полсердца оставил я там…Но, вместе с любовью, и воля стальнаяВ дороге сопутствует нам.

Дороги, дороги! Людские мученьяНа вас оставляли следы.Скажите, кому принесли огорченье,Кого довели до беды?

Дороги! Чье смелое сердце впервыеНад вами стремилось вперед?Надежда крылатая в дали чужиеКого, как меня, занесет?

Мы странствуем смело. Так юность велела.И гонят нас волны страстей.В далеких краях проторили дорогиНе ноги, а чувства людей.

Я с детства, бывало, пускался в дорогу,Бродягой считая себя.Тот юный «бродяга» к родному порогуВернулся, отчизну любя.

И снова, дороги, в сторонку роднуюВедите из дальних краев.Я в думах тревожных, по милой тоскуя,Лечу под отеческий кров.

Октябрь 1943

РУБАШКА

Дильбар поет — она рубашку шьет,Серебряной иглой рубашку шьет.Куда там песня! — ветер не дойдетТуда, где милый ту рубашку ждет.

Бежит по шелку девичья рука,На девичье лицо тоска легла.Сердечной тайны шелковый узорВедет по следу быстрая игла.

Атласом оторочен воротник,И позумент на рукавах, как жар.Как будто всё сердечное теплоПростой рубашке отдает Дильбар.

В любом узоре слез не сосчитать.За каждой складкой прячется тоска, —Пусть носит тайну девичью джигитУ сердца, возле левого соска.

Дильбар поет — она рубашку шьет:Пускай рубашка милого найдет!Пускай ее наденет удалец,С победою вернувшись наконец!

Рубашка сшита. Может быть, вот тутЕще один узор и бахрома.Глядит Дильбар с улыбкой на шитье,Глядит и восхищается сама.

Вдруг заглянул закат в ее окноИ на шелку зарделся горячо,И кажется Дильбар, что сквозь рукавПросвечивает смуглое плечо.

Но тут вошел какой-то человек,Вручил письмо и сразу убежал.Две строчки на листочке:«Твой джигитНа поле битвы мужественно пал».

Стоит Дильбар, стоит окаменев.Ее лицо белее полотна,Лишь часто-часто задышала грудь,Как на ветру озерная волна.

«Нет! — говорит. — Не верю!» — говорит.И замолчала, тяжело вздохнув.Лишь две слезинки показались вдруг,На бахроме ресниц ее блеснув.

Затем рубашку тщательно свернув,Дильбар идет, торопится, бежит.В почтовом отделении она:«Отправьте мой подарок», — говорит.

«Но он погиб! Не может получить…»«Пускай погиб! Везите всё равно.Пускай убит, пускай землей прикрыт,Наденьте мой подарок на него.

В моей рубашке оживет джигит —Сердечный жар в нем должен запылать.Ведь я его любила всей душой,Не уставала ждать и тосковать».

На почте люди слушали ДильбарИ согласились: девушка права.Его нашли, одели — он воскрес.Сбылись любви правдивые слова.

Восходит солнце. У окна ДильбарВолнуется, возлюбленного ждет.Джигит вернулся, ясный, как восход,И в голубой рубашке к ней идет.

* * *

Ведь это сказка?Да.Но ты скажи,Любовь моя, цветок моей души, —Не ты ль меня зажгла лучом любви,Как будто приказала мне: «Живи!»

Плясала смерть передо мной сто разНа бруствере окопа моего.Чистейшая любовь твоя сто разМеня спасла от гроба моего.

От ста смертей спасла. Из ста смертейСто раз я к жизни возвращался вновь.И вновь в рубашке, вышитой тобой,Встречал твою горячую любовь.

Октябрь 1943

ПОСЛЕДНЯЯ ОБИДА