Старшая сестра - Любовь Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И от нашего! – сказал кто-то из девочек.
– И от нашей матери – тоже!
– Э, да тут всё рабочий класс собрался! – засмеялся сталевар и подал Зине свою кепку с очками.
В это время как раз открыли одну печь, и Зина могла спокойно глядеть, как взвиваются языки огня и кипит металл. Но глядеть долго не пришлось: другие девочки отняли у неё очки. Потом глядела в эти очки и Елена Петровна, и их молоденькая, аккуратненькая старшая вожатая Ирина Леонидовна…
Только Тамара не просила очков; она стояла поодаль, словно боясь запачкаться… Неужели и её отец приходит с завода такой же пропахший гарью? Впрочем, почём она знает – ведь он приходит поздно, а потом долго моется под душем… Может быть, поэтому и моется так долго…
Опять вспомнилась встреча с отцом в первом цехе, и Тамаре показалось, что он прошёл мимо какой-то далёкой-далёкой, своей дорогой… А она живёт рядом и не знает о нём ничего…
Подходя к прокатному цеху, девочки ещё издали, через широкие открытые ворота, увидели, как по полу ползут бесконечные огненные полосы. Исчезает одна, вильнув хвостом, как змея, а следом уже ползёт другая…
– Здесь тянут проволоку, – объяснил провожатый. – Видели там стальные чушки?.. Видели. А здесь вот такую чушку протягивают сначала через один стан, потом через другой, потом через третий… пока чушка не станет толщиной в пять миллиметров, а то и в три с половиной, если нужно.
– Такую огромную чушку сделают тонкой проволокой? – удивились девочки. – Как же это?
– А вот смотрите как. Только не баловать, – строго прибавил он и окинул школьниц острым взглядом небольших серых глаз, – и не кричать ничего! Тут работа рискованная, отвлекать человека нельзя.
– Девочки, тихо стоять! – предупредила и Елена Петровна.
Она остановила весь класс у самых ворот. В стороне сидели рабочие – покуривали, отдыхали, ждали своей смены.
Раскалённые оранжевые полосы – потолще и потоньше – выползали из отверстий станов. Меж двух станов стоял рабочий-вальцовщик с большими клещами в руках. Зина чуть не вскрикнула вроде Тамары: «Папа!», но вовремя сдержалась и даже закрыла ладонью рот. У стана стоял её отец.
Да, эта работа требовала большого уменья, точных движений и напряжённого внимания. Из стана справа выскакивала раскалённая полоска стали и устремлялась вперёд. Но вальцовщик точным и необыкновенно ловким движением хватал её клещами и направлял в отверстие стана, стоящего слева. Огненная змея, сделав полукруг около его колена, так же стремительно уходила в другой стан. Но в то время как бежала эта полоска, из второго зажима справа вылетала ещё одна раскалённая змея, словно стремясь выскочить из стана и убежать совсем из цеха. И опять тем же непринуждённым, красивым и точным движением вальцовщик схватил её и снова, окружив свои колени огненным кольцом, отправил гибкую, полыхавшую жаром полосу в левое отверстие стана… Между тем первая полоса скрылась, вильнув обрубленным хвостом, но справа уже показалась следующая, такая же стремительная, готовая вырваться из стана и пробежаться по всему цеху…
Девочки стояли затаив дыхание. Так же молча, не спуская с вальцовщика глаз, стояла рядом с ними и Елена Петровна. Все они были под одним и тем же необыкновенным впечатлением – впечатлением красоты человеческого труда. И сам вальцовщик Стрешнев был очень красив в эти минуты. Молодое лицо его, серьёзное и сосредоточенное, слегка покрасневшее от жара, освещалось снизу багряным отсветом раскалённой стали. Те же жаркие отсветы глубоким огнём отражались в его спокойных тёмных глазах. Он стоял прямо, слегка выставив вперёд правую, защищённую панцирем ногу, и лишь чуть-чуть склонялся, то принимая из стана полосу, то направляя её в другой стан. Казалось, он чувствует каждое движение этих огненных полос. Он опускал клещи именно тогда, когда из отверстия показывалась оранжевая головка, подхватывал полосу именно в тот момент, когда она готова была уйти от него, и спокойно подводил очень точно к небольшому отверстию, куда и выпускал её. Он работал так чётко, так ритмично, что работа его была на грани искусства. Поэтому и стояли люди и глядели не отрываясь на этого человека, сумевшего свой тяжёлый труд сделать таким красивым.
– Из этого стана сталь вышла в пятнадцать миллиметров, – пояснил провожатый, – а из следующего выйдет уже не в пятнадцать, а в десять. А потом пройдёт через третий стан – и уже толщина её будет пять миллиметров. Так вот дойдёт и до трёх с половиной…
Уходя, девочки видели под навесом бунты готовой проволоки. Некоторые из них ещё светились малиновым отсветом, остывая на холодноватом воздухе.
Зина шла домой задумчивая и счастливая. Ей казалось: теперь она ещё больше любит своего отца и гордится им. Но как права была мама, когда говорила: «Не будем расстраивать его, а то ещё задумается от неприятностей, да и случится что-нибудь. Ведь работа у него опасная!»
Да, очень опасная у него работа! Чуть ошибётся, не успеет вовремя подхватить огненную змею – она вырвется из рук и прижмёт вальцовщика к стану или опояшет огненным кольцом! Хоть и защищает его железный столб, но неизвестно ведь, как повернётся и взовьётся эта живая раскалённая сталь.
Зина шла, думала об отце и совсем не слышала, что говорила ей Тамара. Зина машинально отвечала ей что-то.
– А правда, как мой отец ловко работает? – вдруг с тайной гордостью спросила она, но Тамара взглянула на неё с недоумением – видно, она говорила Зине о чём-то совсем другом…
Отец!.. Тамара тоже думала о своём отце. Но почему-то говорить о нём ей не хотелось.
ЗА ДЕЛО БЕРУТСЯ ПИОНЕРЫ
В пионерской комнате заседал совет отряда. В школе уже было тихо, только уборщицы хлопали дверьми и шаркали щётками.
Первым на совете отряда стоял вопрос о поведении Тамары Белокуровой.
– Бранить её бесполезно, – сказала Маша Репкина. – Я староста класса. Ну и что же? Я должна терпеть, что она опаздывает? Но ей что ни говори – будто не слышит. Она затыкает пальцами уши – и всё.
– На звене – тоже, – подтвердила Оля Сизова, вожатая звена. – Стали говорить, так она зажала уши и сидит.
Оля вспомнила про эту обиду и насупилась.
– Девочки, вы только жалуетесь на неё, а ничего не предлагаете, – сказала Сима Агатова. – Ну, не говорить, ну, не ругать. А что же делать? Ведь и отступиться от неё мы тоже не имеем права.
Вечно прищуренные смешливые глаза Симы в эту минуту были серьёзны и остры. Сима сейчас была не просто школьница, которая не прочь и пошалить, и понасмешничать, и пробежаться по лестнице через три и четыре ступеньки. Сейчас Сима была прежде всего пионерка, председатель совета отряда, которая должна выполнить свою обязанность, очень сложную и важную, – найти путь к сердцу человека.
– Давайте напишем про неё фельетон! – предложила Катя Цветкова, редактор отрядной газеты. – Ты, Сима, напишешь, а Зина нарисует. Можно так смешно сделать, что вся школа будет смеяться. Ой-ой! Я представляю!
И худенькая, бледная Катя рассмеялась, словно уже видела эти смешные картинки, и порозовела от смеха.
Но Зина поспешно отказалась:
– Нет, нет! Нельзя так… А если бы это над тобой вся школа смеялась? Нет, это очень обидно.
– Боюсь, что мы Тамару ещё больше этим оттолкнём, – задумчиво согласилась Сима. – Тогда с ней нам и совсем не подружиться.
– Может быть, сходить к её матери? – предложила Оля. – Пожаловаться?
– Нет, нет, – возразила Зина, – к её маме не надо ходить! Я знаю…
Сима обернулась к ней:
– Вот ты, Зина, всё: то не надо, другое не надо. Ну, а что же, по-твоему, надо?
Зина потупилась. Разглаживая на колене свой чёрный фартук, она начала несмело:
– Девочки… Может, я неверно…
– Ну, говори, говори, – подбодрила её Сима.
– Может, так сделать… Вот нам сейчас надо будет готовиться к празднику. Пускай Тамара возьмёт какую-нибудь интересную работу…
– И завалит её, – докончила Маша. – Вот выбрали её в редколлегию, а она работать не стала!
Зина поглядела на Машу:
– А может, не завалит? Девочки, вот мы будем ставить «Морозко». Будем же мы шить костюмы? Для снежинок, для сиротки Дашеньки… Пусть и она с нами шьёт!
Маша покачала головой:
– Не будет. На фартуке крючок пришить не может, а то…
– Маша! – остановила её Зина и значительно поглядела на неё. – А разве мы с тобой не поможем ей?
Но Маша не поняла её взгляда.
– А почему всё именно мы с тобой? – возразила она. – Что мы с тобой – няньки, к ней приставленные?
«Маша всё забыла! – удивилась и огорчилась Зина. – Ой! Мы же обещались…»
– Ну и что ж, что не умеет крючка пришить, – сказала она, решившись быть твёрдой, – а мы возьмём да научим. И все раньше не умели. А как начнёт костюмы шить – так ей и понравится… И подружится со всеми… Вы ещё не знаете, какая она… Она в душе хорошая…