Построить будущее - Марик Лернер

— Пропустите, — сказал сердитый голос, и меня почти отпихнули.

— Отходит, — объясняю уже спине. — Ему уже не поможешь.

— Тогда следуйте за мной, — потребовал Павел Захарович Кондоиди, поднимаясь и направляясь широким шагом к очередному раненому.

Что мне нравится в данном человеке, так это отсутствие фанаберии и притом наличие собственного достоинства. Перед начальством не стелется и в отличие от девяноста девяти процентов остальных врачей не пытается меня поставить на место, козыряя дипломом медицинского факультета Лейпцигского университета. Дядя его по происхождению грек, неведомыми путями угодивший в вологодские епископы, дал родственнику не только образование и достаточно широкий взгляд на мир. Кондоиди говорил и писал на греческом, латинском, русском, итальянском, французском и немецком языках, знал также английский и голландский. Короче, переплюнул всех моих знакомых и меня соответственно по этой части с далеким запасом.

— Почему с эфиром не рекомендуете делать операции? — спросил у меня доктор, уверенной рукой вкатывая очередному пострадавшему укол морфия.

Армейские врачи быстро оценили пользу моего препарата и обучились орудовать шприцем и стерилизатором. Они сколько угодно могут не уважать выскочку Ломоносова, но чудо-результат многие видели и на себе проверили. Теперь офицеры требуют, а не просят укола. И я, паршивый шантажист, очень скоро стану крайне востребованным для производства новых порций. Запасы не бесконечны, и никто не продолжит в части отправлять снова и снова. Ни по низкой цене, ни вообще по какой. Честное слово, не имел на то расчета, просто не подумал. Теперь вот мучайся, разрешить Санхецу залезть в мой сейф за описанием процесса или лишний раз доказать незаменимость господина Ломоносова.

А вопрос не зря всплыл, Кондоиди тоже о том размышляет. Чем не замена морфию эфир? Вырубает ничуть не хуже и способ создания не тайна. Не зря зашебуршились врачи. Труд Санхеца, напечатанный в приложении к «Ведомостям», многих впечатлил, даже ссылку на мои заслуги простили. Он все такой же чересчур честный. В данном случае их не существует. Все организовал сам португалец. Я просто предложил очередной поворот в хирургии, отталкиваясь от смутно известного. Эфир, хлороформ. Хорошо, первое уже изобрели, пусть оно не особо распространено и называется именно этим словом. Удача, и не больше.

— Прежде чем допустить кого-либо к проведению «эфирования», важно получить опыт возле уже поднаторевшего врача. К сожалению, были случаи проблемные, и чаще всего у сердечников.

Это я так мягко про трех покойников. Правда, из сотни с лишком проведенных Санхецом и под его наблюдением операций. Хвала всем богам, ставили эксперименты на бедняках, а не стали сразу резать любого обратившегося. Помри какой граф, и неприятности были бы обеспечены по полной программе.

— Вопрос о действии эфира, безусловно, решен положительно, и дальнейшее распространение не остановить. Но все это только после сбора определенной статистики. Доза, при каких заболеваниях противопоказано, сколько времени человек находится под влиянием наркоза и позволительно ли затягивать. Да что там, — говорю с досадой, — само вещество нестойкое, и использовать позволительно очень краткий срок после вскрытия закупоренного сосуда. Кто желает сэкономить, употребив остатки через какое-то время, может получить пренеприятнейший сюрприз. Пациент за такое спасибо не скажет. Без хорошо обученных помощников и специалистов не обойтись. Местная анестезия по моему методу прекрасно подходит для четверти-трети случаев. Она экономит время и помогает обслужить большее количество пострадавших. А тяжелые ранения…

Какой смысл объяснять и так известное. Большинство умирает. В нашей ситуации лучше вообще не пытаться им помочь. Пока возишься с безнадежным, у остальных ухудшение и потеря крови.

Доктор уверенными стежками зашил глубокий разрез на боку раненого. Устало поднялся и перешел к следующему. Не первый сегодня пациент. Кондоиди успел побывать на лекарской должности во время Польского похода и состоял еще недавно при армии Миниха. Самое приятное для меня, что практически самостоятельно озаботился состоянием гигиены и снабжения войск, а также, основываясь на моих рекомендациях, издал инструкцию по части лечения и профилактики оспы и ввел в подчиненных ему госпиталях историю болезни в обязательном порядке, с упором на заполнение на русском языке. То есть привел в порядок наши общие с Санхецом рекомендации, дополнив и улучшив многие положения.

Может, из-за возраста и не закосневшего сознания, а может, по причине отсутствия профессионального гонора он и меня принял нормально. С легкой долей настороженности, зато без желания смотреть свысока. И идею создания первого в России передвижного госпиталя со всем необходимым принял на «ура». Наверное, потом крупно пожалел. Инициатива в армии наказуема. Подставился — получай. Миних выправил разрешение баловаться экспериментами вволю, однако в корпусе Ласси и без малейшей финансовой помощи. Как хотите, так и выкручивайтесь.

С одной стороны — повышение, назначен генерал-штаб-доктором Донской армии, с другой — все придется начинать сначала и налаживать на пустом месте. В общем, как на это посмотреть: то ли повышение, то ли тонкий намек, чтобы не лез в будущем без приглашения. Вроде обиды не держит.

— Попробуем, — пробурчал доктор, щупая под богатую ругань бледного поручика Загряжского. Когда он сюда добрался, я и не заметил. — Да перестаньте, — поморщился Кондоиди. — Считайте, легко отделались…

Офицер под его пальцами взвыл от боли.

— …Три ребра сломано. К счастью, внутренних повреждений, похоже, нет. Тугая повязка, и через пару месяцев будет в лучшем виде.

— Так долго? — изумился Загряжский.

Очень ему охота в первые ряды, за подвигами. Я бы только радовался случаю отдохнуть.

— Не только операции, — сказал мне доктор, пропуская недовольное восклицание офицера мимо ушей, — но и во многих случаях наложение гипсовых повязок должно производиться при наличии анестезирующих средств.

Он, конечно, прав, но еще несколько лет назад ничего этого не имелось в принципе. Ни морфия с обезболиванием, ни эфира для той же цели, и уж совершенно точно — гипсовых бинтов. Уж в этом отношении я науку и медицину всерьез двинул вперед.

— Внутривенное эфирование еще в стадии разработки и крайне опасно. Собаки умирали при введении в бедренную артерию.

— Эй, — озабоченно осведомился Загряжский, — а мне чего всадили?

— Пока все в стадии проверки, и вдыхать — наиболее удачное решение. Но это не позволяет максимально точно рассчитать потребную дозу.

— Вы слышите меня?

— Помолчите, — потребовал нетерпеливо Кондоиди.

— Как это молчать? Я пока помирать не рвусь.

— Никто больше призрения не заслуживает, как болящий солдат, о покое и выгодах которых обязаны все чины вообще иметь радение, — охотно провозглашаю. — Штаб-медику важно не только часто, но и ежедневно оных посещать. А тем болящим и раненым положено помалкивать, что бы с ними ни творили.

— Издеваетесь! Я тебе припомню, Михаил! — крикнул Загряжский уже в спину.

— Наша профессия…

Это он и меня к ней причислил или такое обобщение про врачей?

— …требует постоянно искать все, чтобы восстановлению служить могло, без упущения времени делано, а вред, происходящий заблаговременно, предупрежден был.

— Если знание есть, то им надо либо пользоваться, либо передавать другим, — отвечаю честно. — Поступать иначе, значит, обесценивать его и пойти против божеских заповедей. Но существуют очень многие доктора, не утруждающие себя изучением ясных и простых инструкций. Уж не знаю, из каких соображений они считают свои идеи правильнее чужих, пренебрегая проверкой. Образование не всегда добавляет ума в голову.

На нас вынесло генерал-фельдмаршала Ласси, знакомящегося с последствиями нападения. Он выслушал подобающий доклад и отчетливо скривился. Добрая половина нашего отряда погибла или не способна в ближайшее время сражаться.

— Кто отвечал за караул?

— Капитан Фарен, — доложил один из свитских.

— И где он?

— Убит.

— Очень жаль, — желчно провозгласил Петр Петрович. — Я бы его повесил за случившееся. Проморгать у себя под носом противника! А, Ломоносов, — сказал внезапно, будто до того в упор меня не замечал, — это же вы хотели уменьшить количество повозок.

Я промолчал, суждение явно риторического толка.

— А ведь если бы не кинулись грабить, — он обвел широким жестом валяющиеся в грязи вещи, — мы бы все погибли. — И хрипло засмеялся, поддержанный неуверенными смешками стоящих рядом офицеров. — Но если бы ехали быстрее, могли и не встретить! Десять тысяч рублев имущества пропало! — вскричал тоном обиженного ребенка.