Так было. Размышления о минувшем - Анастас Микоян

Я не писатель. Эта книга – лишь воспоминания о лично пережитом, увиденном и услышанном. Мои воспоминания всего лишь честный рассказ о событиях, свидетелем и участником которых я был, о людях, с которыми я работал и встречался в своей жизни. Мои воспоминания – не история, которая должна быть всесторонним и глубоко научным анализом всей совокупности фактов и событий общественной жизни.

В далекие и бурные революционные годы никто из нас, как правило, не вел дневников или хотя бы простых записей происходящих событий, многочисленных встреч и бесед. У большинства из нас не сохранилось ни текстов собственных выступлений, ни даже их конспектов. Мы их обычно тогда и не писали: речи читались не по бумажке, а произносились с ходу, часто в порядке импровизации.

Мы не собирали и не хранили документы и материалы «для истории»; сама история делалась при нашем участии.

Любые воспоминания неизбежно носят субъективный характер. События описываются здесь такими, какими я их запомнил, как воспринимал их в давние или более поздние дни. Попутно я высказываю и свое сегодняшнее отношение к некоторым из них.

Вот почему некоторым фактам и событиям, которые тесно связаны со мною лично, я уделяю больше внимания, чем другим, может быть и более важным с точки зрения истории. Назвав многих из тех, с кем меня свела судьба в моей жизни, других я даже не упомянул в своих воспоминаниях, хотя они, несомненно, вполне заслуживают этого. В памяти моей более чем за полвека не могли сохраниться имена всех этих людей. К несчастью, большинство из тех, кого я упоминаю, погибли или пострадали в годы сталинских репрессий.

Вообще же воспоминания, если они правдивы, ценны, помоему, прежде всего тем, что дают читателю конкретный исторический материал, увиденный глазами людей того времени.

Личные переживания, как мне кажется, небезынтересны для любого читателя, который обычно хочет знать, как воспринимали те или иные события их непосредственные участники, что они тогда думали, чем руководствовались в своих поступках. Все это помогает не только лучше узнать и глубже понять сами факты и события, но и получить определенное представление об атмосфере, в которой они происходили, о настроениях людей тех дней, об их надеждах и чаяниях, об их радостях и огорчениях…

Если читатель найдет это в предлагаемых воспоминаниях, я буду вправе считать, что цель моя достигнута.

Глава 1

Становление

Первые мои воспоминания связаны с моей родной деревней Санаин, расположенной в одном из живописных уголков Армении.

Высоко над крутыми скалами по обе стороны ущелья раскинулись несколько плато в сотню гектаров пашни. За этими плато возвышаются горы, покрытые лесом. А за ними – необозримые альпийские пастбища. И все вокруг покрыто зеленой травой и множеством дикорастущих цветов.

У самых склонов гор сразу же после плато ютилась наша деревня. Помню маленькие домики, тесно лепившиеся друг к другу.

В годы моего детства это была одна из многих отсталых деревень далекой национальной окраины царской России. Кругом бескультурье, забитость, бесправие. Только поп и монах Санаинского монастыря были грамотными.

Здесь я родился, тут прошло мое детство. Наш род – Микоянов – жил в этой деревне издавна, по крайней мере с начала XIX в. В небольшом домике, имевшем две комнаты, подвал и веранду, размещались две семьи: наша и дяди Гево. Впереди дома по склону горы находились два небольших домика с общей плоской крышей, служившей нам одновременно двором: там жили дядя Гриша и дядя Велихан.

Отношения в нашей семье были всегда самые теплые. Не помню, чтобы мать или отец ссорились между собой. Они обычно не повышали голоса, даже когда делали нам, детям, какиелибо замечания. Родители никогда не поднимали на детей руку.

В то время мало у кого из крестьян водились деньги, а если и были, то всегда в обрез. Хозяйство было натуральное: каждый обеспечивал семью продуктами со своего огорода. Тогда сами ткали, сами шили себе одежду, обувь, шапки. Деньги были нужны лишь на уплату налогов, на покупку чая, сахара, тканей, керосина, спичек. Поэтому у нас в деревне было только несколько дворов, где пили чай с сахаром, да и то вприкуску.

Я родился, когда моего деда Нерсеса уже не было в живых. Но я хорошо помню свою бабушку Вартитер, что в переводе на русский язык значит «лепесток розы». Внешность не соответствовала ее имени: она была крупной женщиной высокого роста, со строгим лицом, ходила всегда в длинном, до пола, черном платье, опираясь на палку.

Мой отец Ованес, проработав несколько лет в Тифлисе, во многом внешне стал походить на тамошних цеховых мастеров. Одевался аккуратно, носил не кавказскую папаху, а городскую фуражку. У него был широкий серебряный пояс, обувь тоже городская.

Будучи неграмотным, отец тем не менее всегда хранил в кармане записную книжку и карандаш. В этой книжке он делал ему одному известными «иероглифами» записи: сколько дней он проработал, сколько ему должен заплатить хозяин и т. п.

Пока я был в семье самым маленьким (третьим), отец все время возился со мной. Лет через пять родилась младшая сестра, и, когда она стала что-то лопотать, отец все свободное время уделял ей. Еще через пять лет родился пятый ребенок – мой младший брат Артем, которого дома звали Анушаван (впоследствии он стал авиаконструктором); на этот раз отец все свое внимание обратил на него, хотя, конечно, относился он и к нам всегда по-отечески и любил нас.

Когда младший брат стал чуть старше, отец стал поручать ему пасти наших двух коз. Должность козопаса была незавидной. Вспоминаю, как в свое время мне приходилось заниматься этим делом: козы бегали по крутым каменистым горным склонам, покрытым кустарником и лесом, так быстро, что я еле успевал их догонять. Мы носили тогда самодельную обувь (типа кожаных мокасин без твердой подошвы). От беготни по каменистым склонам обувь эта быстро стиралась. Ходить было больно, пальцы сбивались о камень до крови. Я, правда, подкладывал под носок и пятку кусочки кожи, но это мало помогало, так как эти кусочки при ходьбе быстро съезжали со своих мест.

Недалеко от нашего дома находился древний Санаинский монастырь, основанный в X в. Мы играли во дворе монастыря и иногда встречали жившего там монаха. Раз я увидел, что монах читал какую-то книгу. Я ею заинтересовался. Монаху это понравилось, и он начал учить меня грамоте. Через несколько месяцев я стал читать и писать по-армянски.

В это время к нам в деревню неожиданно приехал какой-то интеллигентный армянин. Видимо, скрывался в нашей глухой деревне от преследований властей. Вскоре он обратился к сельчанам с предложением открыть у нас школу. Отец и двое других крестьян согласились сложиться по 4 рубля, с тем, однако, чтобы он учил за эти 12 рублей не только их детей, но и других детей деревни. Записалось в школу ребят двадцать. Он учил нас писать, читать, учил арифметике, много занимался с нами физкультурой. Большое внимание уделял нашему общему воспитанию: учил, чтобы мы следили за собой, были опрятными, мыли руки перед едой, полоскали рот после еды, благо родник был рядом с нашей школой, чтобы мы ходили в чистой одежде – словом, прививал нам элементарные навыки культуры. Вскоре наш хороший, добрый учитель уехал из деревни, и школа закрылась. Целый год мы не учились, а меня уже стало безудержно тянуть к книгам.