Отдельный батальон (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Пулемёты запасные находились в отдельном домике. Дощатый сарай. Зимой тут вымерзнут люди. Всё в щелях и дверь неплотно закрывается. Ну, только три месяца, как летуны обживаются, вон в стороне стройка какая-то идёт. Обустроятся к зиме. Или к следующей зиме. Пулемёты на Максима не походили вообще, не было кожуха для заливки воды, вместо него была конструкция из трубы с отверстиями овальными. Коробки с лентами тоже не было, вместо неё пришпандорили круглый большой барабан, но тоже ленточное питание. Ручка вообще была прикольная, почти пистолетная, но с закорючкой и для чего этот выступ было непонятно, чтобы мешать лётчику стрелять, не иначе, больше ей применения Брехт не нашёл.

– Сколько выделите? – Осмотрев приличную стопку ящиков, тяжко вздохнул Брехт. Не дадут много, придётся опять по штабам носиться.

– Сколько, Иван Алексеевич, – обернулся подполковник – командир полка к майору в лётном комбинезоне, что встретил начальство в этом сарае.

– Шесть, бы, – опять вздохнул Иван Яковлевич.

– Шесть? Ладно. Шесть можно, только вон с длинными стволами, по ошибке нам завезли. На самолёты такие не поставишь. Их семь штук. Шесть отдать можно.

– Вот, спасибо му… товарищи! – Обрадовался Брехт, и тут увидел в углу сарая непонятную конструкцию, наполовину прикрытую брезентом.

Подошёл, осмотрел, сразу даже про пулемёты забыл. Это для 1932 года была совершенно не понятная конструкция. Легковой автомобиль на гусеничном ходу. Небольшой кабриолет с поднимающимся брезентовым верхом. Гусеницы не обычные – с длинными траками, а небольшие такие пластинки. Интересно бензобак устроен. Сзади находился у этого пепелаца и как бы сам по себе, то есть, свободно и гораздо больший можно поставить.

– А это что? Тоже самолёт? Гусеницы, чтобы по тучам ездить? – попытался пошутить Иван Яковлевич.

Подогретые водочкой лётчики заржали, а механик-оружейник, что выделил с барского плеча Брехту шесть пулемётов, крякнув, чуть не зарычал.

– И его забери, в нагрузку к пулемётам. Достала эта хреновина, только место занимает. Да ещё внимание всяких проверяющих привлекает.

– А что это? Оно ездит? – продолжал обходить непонятку по кругу Брехт.

– Американец. Ford Model T Snowmobile. Снегомобиль, – пояснил майор, – Предшественник мой чудил. Алкаш чёртов. Хотел сделать из него снегоуборочную машину, взлётную полосу зимой чистить. Разобрал, переделывать начал, да посадили вовремя. Он сволочь белогвардейская, как напьётся, так вечно Советскую Власть костерил. Говорили ему сто раз, чтобы прекращал. Вот и докритиковался. Контра недобитая. Пять лет дали по пятьдесят восьмой. Туда ему и дорога. Слышал, отправили под Владивосток железную дорогу строить. Мы собрать-то собрали, а заставить работать эту чертовщину не можем, как не бились. Заберёшь, а то не дам пулемётов!

Лётчики засмеялись, а Брехт прикинул, что вещь нужная и именно как снегоуборочная машина. Найдётся, поди, во Владивостоке хороший автомеханик.

– Заберу. Спасибо, му… Товарищи. Всё. Ещё раз спасибо, пора командарму машину возвращать.

Событие одиннадцатое

– Мама, а ведь беременные лошади должны бегать быстрее обычных?

– Сынок, а почему ты так думаешь?

– Так в них же больше лошадиных сил!

Всему приходит конец. Приехал первого июля с двумя вещмешками Васька. Из Читы дал телеграмму, что его нужно встретить, Савраску он в Чите продал, а с ним сто пятьдесят килограмм золота. Звучало это так: «Приезжаю первого тчк. Соврасого продал тчк. Везу сто пятьдесят яблок тчк. Встречайте пассажирским Москва Хабаровск зпт пятый вагон тчк.».

Что можно сказать? Молодец Веймин Сюнь. Всё сделал, как и договаривались. Самый спорный был момент, как он загрузит два мешка по семьдесят пять килограмм в вагон и не вызовет при этом подозрения. Плюсик был только один. Васька был в форме и мог ответить проводнику или проводнице, мол, не ваше дело. Военная тайна. Ну, если поинтересуются, а чего это такое тяжёлое вы, товарищ рядовой, везёте. Видно, получилось. Поезд прибывал прямо в полдень и была ещё проблема по вытаскиванию золота из вагона, но тут тоже продумали. В двух вещмешках, что с собой должен тащить Васька лежало ещё по два вещмешка и получалось, что в Хабаровске рядовой Блюхер сойдёт с поезда с четырьмя мешками по тридцать семь килограмм. Если носить по одному, то можно из себя чемпиона мира по тяжёлой атлетике Леонида Жаботинского и не разыгрывать, надувая щёки и выпячивая глаза. Тридцать семь кило не запредельный вес.

Брехт переоделся в гражданскую одежду и нанял телегу. Приехал чуть заранее, и когда репродуктор на здании вокзала сказал, что поезд опаздывает на два часа, только усмехнулся. На самом деле, знал ведь, что ну, очень редко поезда в СССР ходят по расписанию, а на такие дальние расстояния и подавно. Пришлось идти к телеге и договариваться с возчиком, что нужно постоять вот тут в тенёчке пару часиков. Мужик был малахольный, принялся махать руками и поносить железнодорожников. Ещё бы чуть и перешёл на Советскую власть, а к ним уже начал постовой милиционер подбираться бочком.

– Держи двадцать рублей и успокойся, – попытался спасти от отправки в Сибирь малахольного Брехт. Да, из Сибири в Сибирь. Прямо по Высоцкому.

Деньги мужичонка взял, а вот успокаиваться не захотел. А милиционер ещё пяток шагов в их сторону сделал. Пришлось встать спиной к милиционеру, приобнять мужичка и сказать:

– Паря, ты думай, где и что голосишь, милиция же кругом, а ты Советскую власть костеришь. Одумайся и заткнись.

Подействовало. Малахольный скис и убежал к лошадке, сделал вид, что сбрую поправляет. Лошадь огорчилась, что концерт закончился, и навалила огромную кучу. Милиционер тут же подскочил и заставил засранца убирать чужие засранки.

На этом приключение не закончилось. Этот пахарь, мать его, выкинул яблоки конские в урну прямо на углу вокзала. Тут же прибежал дворник и понёс на несчастного, сразу и милиционер вернулся. Еле Брехт отбил возчика, сунув дворнику червонец. Милиционер ещё полчаса вокруг нарезал всякие геометрические фигуры и круги, и овалы, и квадраты с треугольниками, но мужичонка понял, наконец, что не его день, и улёгся на телеге, изображая спящего. А может и в самом деле заснул.

Поезд приехал, Брехт нашёл пятый вагон, и они с Васькой быстренько по одному мешку доставили груз на телегу. Больше ничего примечательного в этот день не произошло, если не считать, что Васька с китаянкой Глафирой Степановной Найдёновой устроили в домике дачном скачки со стонами и визгами на весь дачный посёлок, Брехт с Куй отошли, как можно дальше, но стоны и крики и до туда доносились, и эти звуки скорее возмущали, чем возбуждали.

– Ваня, ты, когда устроимся, от них подальше нам домик строй, – ткнула его кулачком под рёбра принцесса.

На следующее утро был последний день перед отправкой небольшого состава с его новыми подчинёнными и техникой разной из Хабаровска в Спасск Дальний, но этим занимался железнодорожный начальник, которого Блюхер дал в помощь Ивану Яковлевичу, и присутствие командира батальона при погрузке не требовалось.

В феврале 1932 года на Уссурийскую железную дорогу из-под Казани перебросили 1-ю железнодорожную бригаду Особого корпуса железнодорожных войск. Часть бригады понадобилась для постройки узкоколейки в самом Хабаровске, но они как раз закончили небольшую ветку и сами грузились в эшелоны, вот, заодно озаботились и доставкой кусочка отдельного батальона, тем более, что ехали железнодорожника как раз до Спасска Дальнего.

Брехт же с Васькой пошли по ломбардам прошвырнуться. Нужны были наличные деньги и решили часть золотых червонцев сдать. Оделись оба в гражданские костюмы и пошли. Червонцев и пятаков получилось килограмм сорок. Взяли они с Васькой половину и пошли на центральную улицу Хабаровска имени известного экономиста Карла Маркса (бывшая улица Муравьева Амурского) на Средней горе, где ломбардов и комиссионных магазинов чуть не через один.