Чисто семейное убийство - Елена Юрская

Мой муж заискивающе кивнул, и я подумала, не поторопилась ли дать честное слово возглавить борьбу с монстрами.

Аглаида Карповна достала из большой холщовой (заметьте: белой) сумки блокнот и что-то в нем отметила.

— Ваша очередь — в конце недели. А сейчас — к Женечке.

Пожалуй, до конца недели с убийством маляра я все-таки не справлюсь…

Глава 3

Геннадий (для многих уже Петрович) Кривенцов почти по праву считал себя гордостью города. Он не вышел умом, красотой, даже ростом и то не вышел, но женщины рядом с ним млели и превращались в биомассу, готовую тотчас же совершить подвиг во имя любви. Причем талант этот не был врожденным: годы тренировок, бессонных ночей, солидной литературной подготовки, изнурительные практические занятия в общежитии политехнического института сделали свое дело. К окончанию вуза Гена уже мог себе позволить не обращать внимания на завистников, прочивших ему славу Дон-Жуана, и не расстраиваться от нелепых сравнений собственной блестящей карьеры с печальной историей импотента Казановы.

Слова Островского о том, что жизнь дается только один раз, так запали в душу юному инженеру, что он только однажды разменял свою свободу на брачное свидетельство, родил сына и даже в мыслях не позволял себе грезить о разводе. Опыт подсказывал, что хорошему любовнику всегда надо возвращаться домой. Поскольку родители Геннадия Петровича были людьми совсем уж старой, местами даже проржавевшей закалки, то высокая сексуальная активность под их осуждающие аплодисменты не могла доставить Гене никакого удовольствия. То ли дело жена… Легким движением руки, иногда даже кулака, она была способна превратить охотника в дичь. Геннадию Петровичу льстила ее первобытная привязанность к домашнему очагу и правилам моногамного существования. Под неусыпным контролем супруги, не раз намекавшей: «Убью, если поймаю», Генины приключения на стороне приобретали горьковатый привкус опасности и ни с чем не сравнимый запах победы.

Еще в студенческие годы Кривенцов понял, что женщины суть дорогое удовольствие, сравниться с которым может только семья. Он не собирался существовать на зарплату инженера и включаться в модную тогда игру — забастовку под лозунгами «долой КПСС». Некоторое время юный Гена в поисках невест и пристанища подвизался в вузовской команде КВН. Там выяснилось, что чувство юмора — это такая тонкая штука, которая не приобретается ни за какие деньги, развить его в себе опытным путем оказалось невозможно. Гена снова прочел горы литературы, но так и не смог уразуметь, что смешного таится в ответе доктора-пессимиста несчастному импотенту: «Зато как висит замечательно» — и почему эта грубая, жестокая фраза вызывает у окружающих подобный восторг. Было, конечно, немного жаль. Их команда КВН набирала стартовые обороты и вот уже два сезона играла в столице. Все это близилось к заветно-ругаемому слову «шоу-бизнес» и вот-вот могло бы начать плодоносить. Но без Гены Кривенцова, потому что, даже имея прекрасную фактуру — маленький, толстенький, кругломорденький, — он стоял на сцене как немой упрек пиру во время чумы. Глядя на Гену-кавээнщика, многим хотелось заняться каким-нибудь настоящим делом: открыть магазинчик, смотаться в Турцию, жениться, наконец. Из команды Гену выставили со слезами на глазах, но по собственному желанию, попросив напоследок придумать пару-тройку рекламных снимков для местных газет. Гена взял у родителей фотоаппарат и, когда напечатал фотографии, понял, что обрел профессию.

О! Какие шикарные возможности она открывала! В угаре перестройки конкурсы красоты стали сыпаться на голову взволнованным горожанам мелким дождем. Чуть не каждый месяц во Дворце культуры имени Ленина на сцену выводили коллектив длинноногих девиц, сражавшихся за титул «Мисс Район», «Мисс Улица», «Мисс Квартал» и «Мисс Подъезд». Каждая из них выучила в своей жизни несколько слов, среди которых паролем для Гены звучало «портфолио». Слава и лавры Синди Кроуфорд стали будоражить провинцию. На моделях и манекенщицах бросились жениться все стриженые и бритоголовые, что не мешало Гене Кривенцову снимать пробу практически перед самым венцом. Генин брат тогда тоже участвовал в гонке с преследованием и, проявляя недюжинный магнетизм, как обычно, опережал его во всем. Но и морду ему били чаще.

От девиц пришлось отойти в начале девяностых. Родился Сережа, и в то же время родилась идея создать собственный пункт широкой продажи фото. Но денег, накопленных в результате непосильного труда, тогда уже не было… Надо было искать партнера и сбрасываться на покупку пленок, машины, аренды помещения… Неожиданно быстро Гена Кривенцов стал богатым, а потому чуточку грустным человеком. К нему подкралась жадность, страх за собственную жизнь и деловой, но бесперспективный в плане личной жизни азарт. «Так дело не пойдет», — решил Геннадий Петрович и усилием воли совместил прибыльный бизнес с охотой на женщин. График его жизни стал слишком напряженным, но себя оправдывал. Слава о похождениях Кривенцова разнеслась по всему городу, и не побывать с ним в постели считалось дурным тоном. Среди продвинутых жен теневого капитала одно время даже существовал тотализатор: ставки делали в валютном эквиваленте и в основном на то, что Геночка бросит свою смурную и прибабаханную Людочку, это раз, и женится на какой-нибудь красотке, это два. Геночка разочаровывал своих поклонниц, и более того — по городу пронесся слух, что он сам и организовал эту новорусскую игру с большими деньгами.

Шло время, а Геннадий Петрович Кривенцов не собирался сходить с пьедестала. По большому счету ему просто некому было оставить свой почетный пост, потому что юные наследники его мужских достоинств подались кто в бизнес, кто в голубизну. Осознав сей прискорбный факт, Геночка чуть сдвинул рабочее расписание, чувствуя себя ответственным за осчастливливание женской половины человечества: в отпуск он не ходил, с женой проводил только вторую половину субботы и утро воскресенья, из-за человеколюбия он отменил гастрольно-командировочные туры, справедливо рассудив, что в каждой стране должен быть свой Геночка Кривенцов.

К тридцати четырем годам его реденькие каштановые волосы слегка подрастерялись на чужих подушках, аккуратненький в молодости живот надулся до размеров небольшого дирижабля. В состоянии лежа на животе Геночка был похож на детскую качельку-лодочку. Зато его темные масленые глаза продолжали светиться неугомонным желанием, что по временам капиталистического строительства стало просто ходячим антиквариатом. Поговаривали, что одного Геночкиного взгляда хватает для того, чтобы женщина год не приставала к мужу с непристойными предложениями. Если бы Кривенцов был чуть победнее, то вполне мог бы зарабатывать деньги избавлением мужей от сексуальных притязаний жен. Но как говорится, венгерские гусары с женщин денег не берут. А поэтому Геночка трудился бесплатно.

Однако на пороге третьего тысячелетия Геночку начали поджидать суровые разочарования. Во-первых, жена Людочка, кажется, совсем махнула на него рукой. Во всяком случае, ни вид помады на предметах мужского туалета и под ними, ни длинные белые волосы, искусно оплетенные вокруг пуговицы на заднем кармане, не вызывали у нее былого восторга. Она не била ни Гену, ни посуду, не взывала к парторганизациям и движениям, не контролировала длину юбки его секретарши. Это настораживало и наводило на мысль, что у Людочки появилась собственная личная жизнь. А всем известно, что жена Цезаря должна быть вне подозрений. Даже если он не Цезарь, а немножко проститутка. Во-вторых, юная прелестница, обольщением которой между делом занимался Геннадий Петрович, вдруг непрозрачно намекнула, что со старенькими дяденьками она с четырнадцати лет спит только за большие денежки. Гена опешил и выдал пять долларов, считая, что обеспечил девчонку на всю жизнь, и немного приуныл. Получалось, что вся его слава распространялась очень неравномерно и вот теперь стала похожей на клубный вечер тех, кому за тридцать.

Что-то в жизни надо было менять. Поскольку к разводу он не был готов ни морально, ни физически, он пересмотрел свой перспективный план сексуальных контактов на пятилетку и сделал существенную поправку на омоложение контингента.

Глубина морального падения нового поколения сразила Геннадия Петровича чуть не до сердечного приступа. Оказалось, что период ухаживания за самкой от семнадцати до двадцати пяти можно спокойно свести до трех — семи минут, в которые нужно втиснуть правильно сформулированное предложение. Выражения типа «ах, я давно мечтал», «вы снились мне всю жизнь», «на склоне лет сильней мы любим, безмятежней», «моя жена — страшная женщина, она меня не понимает» не годились абсолютно. Не годились до такой степени, что девица фыркала, выпускала тугую струю явно не сигаретного дыма и нагло спрашивала: «Перепихнуться хочешь?» Такого издевательства над своими чувствами Геннадий Николаевич вынести не мог!