2010 № 1 - Евгений Гаркушев

На исходе второй недели наступившей молодости прямо домой к Говорову приехал помощник Вячеслав. Депутат тут же пригласил его в гостиную, налил рюмочку, проследил, чтобы помощник выпил.

— Хорошо? — поинтересовался он.

— С утра — не слишком-то.

— Демократичный я стал последнее время, — похлопывая по плечу Славу и криво усмехаясь, проговорил Альберт. — Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой. Так?

— Так, — не смел спорить Вячеслав.

— А ты рюмочкой брезгуешь.

— Я не брезгую. Дел много.

— А, дел, — погрустнел Говоров. — Что там случилось?

— Доктор ваш приходил. Денег просил. Говорил, что мы ему должны.

— Если и правда должны — отдадим, — не стал спорить Альберт. — Но чуть позже. Долг платежом красен, однако в свое время. Поспешишь — людей насмешишь. Так?

— Так.

— А ты возмущаешься. Навел справки насчет того посетителя, про которого я тебе говорил?

— Да. Как сквозь землю провалился. Дружки, с которыми он жил, ничего о нем не слышали.

— Поехали, проведаем их, — предложил Говоров. — Тебе не сказали, ну а мне, может, расскажут. Звать-то их как?

— Дмитрий и Олег.

— Точно. Дима и Олег. Наверняка мои избиратели. Нужно посетить, — заявил Говоров, чувствуя непреодолимое желание увидеть товарищей Щербины.

По дороге в трущобный район Говоров купил три литра водки и несколько пятилитровых жестяных банок пива.

— Порадуем избирателей, — прокомментировал он свои действия.

Дальнейшее помощник вспоминал, как непрекращающийся многочасовой кошмар. Депутат и два заросших, скверно пахнущих оборванца пили весь день. Вячеславу несколько раз пришлось бегать за рыбой и разной другой закуской. Поскольку его тоже заставляли пить, блуждание среди вросших в землю домов в поисках магазина было долгим и страшным — из выбитых окон на человека в когда-то приличном, а теперь в масляных пятнах светлом костюме смотрели с жадным любопытством. В конце концов Вячеслава остановили, отобрали деньги и колбасу, и пришлось возвращаться к собутыльникам ни с чем. Говоров долго хохотал над злоключениями помощника.

Встать в девять утра Говорову стоило больших усилий. Но он заставил себя, героически оттолкнул предложенную какой-то девушкой — кажется, Машей, он точно не помнил — бутылку холодного пива и попросил ее сварить кофе. Девушка оказалась послушной и даже сама от пива отказалась. Проблему с кофе она решила просто — дала задание домработнице, благо, та уже пришла.

— Ты веселый, — заметила Маша. — Я и не ожидала.

— Почему не ожидала? — удивился Альберт.

— А я с тобой два месяца назад в ночном клубе разговаривала. Не помнишь? Ты был не то что скучный — просто нудный. Нес какую-то пургу.

— Да? Бывает, — сказал Говоров. Ему стало стыдно — не за то, что он был нудным тогда. За то, что он слишком веселый сейчас.

— Что так рано поднялся? Дела?

— Встреча. Ты меня подожди здесь. Пойдем куда-нибудь завтракать. Или обедать. А сейчас мне надо перетереть… То есть поговорить с одним типом… То есть человеком.

Краюшкин ожидал Говорова в гостиной вместе с Вячеславом. Альберт отпустил помощника, вперил в изобретателя тяжелый взгляд.

— Ты меня где-то кинул, эскулап.

— В каком смысле? — заволновался Краюшкин. — Вы стали моложе. Стали сильнее. Разве мы не об этом договаривались?

— Я стал дегенератом. Запойным пьяницей. Размазней. Мне постоянно хочется выпить, расслабиться — хотя напрягаться я совершенно перестал. Дела в компании идут через пень-колоду. Почему?

— Мне откуда знать, Альберт Игоревич? — заюлил изобретатель. — Заставьте себя работать. Сорвались на радостях — с кем не бывает. Потеряли несколько дней. Зато сколько лет у вас впереди!

— Тупые какие-то годы. Нерадостные. Ты скажи: я мог от этого Щербины чем-то заразиться?

— Нет, конечно. Ведь физический контакт отсутствовал.

— А морально?

— Морально? — Краюшкин тяжело вздохнул. — Понимаете ли, Альберт Игоревич, vis vitalis, эфирное вещество, доминирует над любой материальной субстанцией. Может быть, жизненная сила господина Щербины несколько отличается от вашей. Но это не значит, что вы не можете ее использовать…

— Так вот оно что! Этот подонок заразил меня своей ленью, слабоволием, разгильдяйством! А ты этому способствовал!

— Я сделал только то, что вам обещал. С тем донором, которого вы нашли.

— Никаких денег ты не получишь, Краюшкин, — нахмурившись, сообщил Говоров. — Как же мне выпутаться, как избавиться от этой заразы?

— Можно попробовать найти здорового донора. Бодрого, — предложил изобретатель.

— Да бодрый-то разве согласится свою жизнь отдать? Разве только какой-то нищий студент, и совсем немного… Но окучивать студентов у меня уже нет сил. Ты погубил меня, гад. Настоящий гад! Змий-искуситель!

— Сам ты гад! — вдруг обиделся и разгорячился Краюшкин. — И не надо мне твоих денег. Кинуть меня хочешь? Да я сам тебя кину!

Говорову послышались в интонациях изобретателя знакомые противные нотки. Таким противным кажется свой голос, когда первый раз слышишь его записанным на магнитофон. Выходит, и Краюшкину досталось что-то от Щербины? А что же, вполне разумно отдавать клиентам не всю vis vitalis, а только половину или три четверти. Забирать излишки, или остатки, себе. Даром. Работать над уничтожением современной медицины эскулапу новой волны будет теперь гораздо труднее. Чужая жизненная сила оказалась слишком разнородной, стремления — разнообразными. Сможет ли изобретатель продолжить начатое? Вряд ли. Значит, и для пациентов его надежды нет.

Говоров схватил первое, что попалось под руку — тяжелую хрустальную вазу. Но изобретатель оказался готов к такому повороту событий — упал на четвереньки и бросился к выходу, как шустрый пес, которого хозяин застал за неподобающим занятием. Несколько тяжелых осколков хрусталя упали на Краюшкина, когда ваза врезалась в стену над его головой, но вряд ли причинили какой-то вред — во всяком случае, скорости доктор не замедлил.

Краюшкину все-таки удалось «отбить» свои пятьдесят тысяч и даже немного больше. По его наводке Фельдман выкупил бизнес Говорова практически за бесценок и поделился прибылью с изобретателем, который объяснил, какие подходы нужно искать к расслабившемуся от воздействия чужой эфирной энергии депутату.

Впрочем, деньги не радовали — работать над приборами по перераспределению vis vitalis изобретателю никак не хотелось. Он и так совершил слишком многое и имел право отдохнуть. Очень хорошо отдохнуть. А времени впереди было достаточно. Сто лет или даже Двести. Жизненной силой Краюшкин запасся в избытке.