2010 № 1 - Евгений Гаркушев

— Зачем?

— Ты меня грохнешь, а денег не дашь. Вы, богатые, жадные все.

— И что мне помешает поймать тебя около этой камеры? Или взломать ее — за полмиллиона, полагаю, специалиста найти нетрудно. Не бойся, не обману.

Щербина огорчился еще сильнее, но спорить не стал. Да и правда, что спорить? После короткого разговора настроение окончательно испортилось и у Альберта.

В лаборатории Краюшкина царил яркий теплый свет и вкусно пахло.

— Нужно непременно подкрепить силы перед процедурой, — заявил доктор.

Щербине он подал чашку с ароматным дымящимся напитком. Говорову — хрустальный стакан с мутной жидкостью. Альберт отхлебнул и чуть не сплюнул: питье было холодным, горьким и совсем невкусным.

— Пейте, пейте, — приказал изобретатель. — Так надо.

— Отравишь еще, — пробурчал Щербина. Однако категоричности в его тоне не было, скорее — покорность. Еще несколько глотков, и по лицу донора расплылась блаженная улыбка.

— Не спать! — приказал ему Краюшкин. — Помните: вы должны помогать мне и помогать Альберту Игоревичу. Вы готовы сделать это?

— Да за полмиллиона я готов и менту помочь, — почти добродушно сообщил Щербина.

— Положите деньги на видное место, — приказал доктор.

Говоров пристроил чемоданчик прямо на полу и открыл его.

— Отлично. А теперь — по креслам.

Из подсобного помещения, смежного с лабораторией, будто по мановению волшебной палочки появились два огромных ассистента Краюшкина. Говоров вздрогнул, а Щербина идиотски захохотал. Похоже, в его питье изобретатель щедро подмешал каких-то расслабляющих препаратов.

Говорова полностью раздели и пристегнули к креслу ремнями, закрепили на теле несколько присосок и игл. Процедура оказалась не очень приятной и даже болезненной, а Краюшкин еще и «ободрил»:

— Все это мелочи. Скоро будет по-настоящему больно.

С Щербины сняли только рубашку, обнажив бледное, хилое тело, на голову водрузили шлем.

— Щекотно, — объявил он.

— Электричество, — пояснил изобретатель. — Ничего, вам неприятных ощущений опасаться не стоит.

Ассистенты скрылись в подсобке, Краюшкин спрятался за медным, с мелкими дырочками экраном. Щелкнул тумблер. Загудели приборы.

— Думайте о хорошем. Отдавайте силу. Принимайте силу, — объявил изобретатель. — Приборы фиксируют движение.

Тело Говорова пронзила боль. Болели мышцы — их словно выкручивало. Давило сердце. Крайне неприятные ощущения появились в области желудка. На голову словно надели раскаленный стальной обруч, который неуклонно сжимался.

— Так и концы отдать недолго, — выдавил Альберт.

— Терпи, депутат, — хохотнул Щербина. — Или денежек жаль?

Затея казалась Говорову все глупее. Он по-настоящему разозлился, и зло свое обратил на борьбу с болью, на то, чтобы действительно что-то получить от наглого уголовника. Ведь он и в самом деле имел на это право!

Сразу стало легче. Боль не ослабла, но стала направленной и терпимой. Энергия хлестала в Говорова, и он понял, что процесс ее поглощения действительно должен быть болезненным. Загорелась, как от ожога, кожа на лице, потом на руках, а спустя минуту горело все тело.

— Хорошо, хорошо, — подавал голос из-за своего экрана Краюшкин. — Еще минут пять — и достаточно.

Щербина вновь начал хохотать, как-то странно повизгивая. Говоров испытал к донору приступ отвращения, который внезапно сменился симпатией, и, преодолевая боль, депутат засмеялся. Он и в самом деле стал сильнее! Сердце сдавило железной рукой и отпустило. Оно больше не ныло, а стучало уверенно, гулко, разгоняя по жилам молодую, горячую кровь.

Гул приборов стих, Краюшкин подбежал к креслу, протянул Говорову зеркало. Тот взглянул на себя и не сдержал восхищенного вздоха. Лицо было красным, словно после бани, но помолодело лет на пять.

— Работает? — с довольной усмешкой поинтересовался изобретатель.

— Да, — Говоров кивнул. — Эффект не будет временным?

— Почему же не будет? Будет. Только время действия данного эффекта — десять лет. Потом нужно повторить, — с торжественными нотками в голосе объявил Краюшкин. — Поздравляю, Альберт Игоревич.

— Поздравляю, депутат, — с ехидством в голосе сказал Щербина. Не похоже было, что он постарел — разве что глаза выглядели усталыми да уголки губ опустились. — А теперь давай мои деньги, я поехал.

— Тебе завтра паспорт сделают, я распорядился, — сказал Говоров.

— Может, заберу через годик, — усмехнулся донор. — Ты мне еще и пенсию обещал, и домик. Не раздумаешь — приеду. А пока бывай.

— Ладно. Деньги твои. Не бойся, отнимать не стану.

Щербина накинул рубашку, застегивать пуговицы не стал, ощерился напоследок, подхватил дипломат с деньгами и был таков.

— Я свои деньги хотел бы получить несколько позже, но сразу после того, как вы почувствуете результаты, — тон Краюшкина стал деловым. — Скажем, через неделю. Или через две. Вас устроит?

— Вполне, — кивнул Говоров.

Если выяснится, что изобретатель его обманул, всегда можно найти меры воздействия. В конце концов, Краюшкин должен понимать — если он будет вести себя недобросовестно, его просто грохнут.

Собственные мысли слегка удивили депутата — в последнее время он крайне редко обдумывал возможности разобраться «по понятиям», предпочитая действовать более или менее законными способами.

Вернувшись домой, Говоров зачем-то напился. Откупорил подаренную приятелем бутылку двадцатипятилетнего виски и выпил его едва ли не из горла. После виски хорошее настроение сменилось состоянием эйфории. Боль в помолодевшей коже притупилась, и мышцы ныли уже не так сильно.

Вечером Альберт собирался попариться, но не стал, а включил телевизор, что с ним бывало крайне редко, и посмотрел несколько передач подряд на каком-то странном, доселе неизвестном канале. На следующее утро опоздал на работу — спешить было некуда, впереди ожидала вечность. А если и не вечность, то доставшиеся практически даром десять лет.

Приезжать на работу вовремя Говоров перестал. Депутатский прием на ближайший месяц отменил. Хорошего — понемногу. Даже депутат имеет право на отдых.

Самочувствие Альберта было просто прекрасным. Он ощущал, что может без труда пробежать десять километров, без остановки подняться на тридцать пятый этаж офисного центра, где располагалась его приемная, выгрузить вагон сахара. Но не бежал, не поднимался и, понятное дело, не разгружал. Вместо этого он предавался сомнительным удовольствиям, в том числе весьма странным. Скажем, Альберт полюбил играть со своими охранниками в домино, хотя прежде не признавал иных связанных с играми развлечений, кроме преферанса. Но расписывать «пулю» с охранниками депутату и в голову не могло прийти.