Маска Зеркал - M. A. Каррик

другие офицеры, зная при этом, что такой счет никогда не будет оплачен. Но это означало, что они не видят город вокруг себя так, как видел его Грей.

Впрочем, большинство из них и не видели. Они были лиганти или достаточно смешанного происхождения, чтобы претендовать на это имя; для них Надежра была форпостом Сесте Лиганте, наполовину прирученным лигантианским генералом Кайусом Сифиньо, который после завоевания Врасцана два века назад переименовал себя в Кайуса Рекса. Другие называли его Тираном, и после его смерти врасцанские кланы вернули себе остатки завоеванных земель. Но все попытки вернуть священный город заканчивались неудачей, и в результате изнеможения обеих сторон были подписаны Соглашения. В соответствии с ними Надежра стала независимым городом-государством под властью элиты Лиганти.

В лучшем случае это было непростое равновесие, которое еще более усугубляли врасценские радикальные группировки, такие как Стаднем Андуске, которые не соглашались ни на что меньшее, чем возвращение города в руки врасценцев. И каждый раз, когда они оказывали давление, Синкераты отбивались еще сильнее.

Оживленные рынки Санкросса в самом сердце Старого острова расступались перед ярко-синим плащом Грея и вышитым на нем ястребом, но не без оглядки. Для сильных мира сего Вигил был орудием; для простых надэжранцев Вигил был орудием сильных мира сего. Не все — Грей был не единственным ястребом, заботившимся о простых людях, — но достаточно, чтобы не винить людей за их враждебность. И одни из самых страшных взглядов исходили от врасценцев, которые смотрели на него и видели узелок: человек, предавший свой народ, вставший на сторону потомков захватчиков.

Грей привык к таким взглядам. Проходя мимо рыночных лотков на крышах ветшающих домов, мимо бравурного кукольного представления, где единственными детьми в толпе были карманники, он не упускал из виду неприятности. Они утекали, как вода, прежде чем он успевал запомнить их лица. Несколько нищих смотрели на него настороженно, но Грей не держал на них зла; более опасные элементы выходили только к вечеру, когда по улицам в поисках развлечений бродили беспутные сынки и дочки дельтийских дворян. На углу возле Чартерхауса расположилась чтица, готовая обмануть людей в обмен на красивую ложь. Он обошел ее стороной, кожаная перчатка скрипнула в кулаке, когда он поборол желание оттащить ее обратно в Аэри на воспитание.

Пройдя под разваливающейся громадой Даунгейта и по мосту Санрайз, он свернул на север, к узким островкам Жемчужины, загроможденным портшезами. Две пожилые дамы, убежденные в собственной важности, полностью перекрыли мост Беккиа, переругиваясь, как чайки, кто из них должен уступить. Грей отметил, что на дверце каждого портшеза нарисован знак дома, на случай, если потом в Аэри придут жалобы.

Плечи у него чесались, когда он пересекал линии сложной мозаики в центре площади Трементис. Это была не простая плитка, а нуминат: геометрическая магия Лиганти, призванная сохранять землю сухой и твердой, против стремления реки погрузить все в грязь. Полезно… но Тиран превратил нуминатрию в оружие во время своего завоевания, и мозаики, подобные этой, стали эмблемами продолжающегося контроля Лиганти.

На ступенях поместья Трементис Грей привел свой мундир в порядок и позвонил в колокольчик. Через несколько мгновений Колбрин открыл дверь и одарил Грея редкой улыбкой.

"Молодой мастер Серрадо. Рад вас видеть; слишком давно не виделись. Боюсь, Алтан Леато не готов принять вас…"

"Теперь "Капитан", — сказал Грей, касаясь булавки с гексаграммой у своего горла. Улыбка, которую он изобразил, казалась усталой от неуместности. "И я здесь не из-за Леато. Эра Трементис попросила помощи у Вигила".

"Ах, да." Колбрин поклонился ему. "Если вы подождете в салоне, я сообщу Эре Трементис, что вы здесь".

Грей не удивился, когда через несколько минут Колбрин вернулся и позвал его в кабинет. О чем бы ни писала Донайя в Вигил, это было дело, а не светский разговор.

В этой комнате было гораздо темнее, и яркие шелка почти не согревали пространство — но тепло приходило в разных формах. Волкодав Донайи поднялся со своего места у ее стола и заскрежетал когтями по дереву, подбегая к нему, чтобы поприветствовать. "Привет, старина, — сказал Грей, потрепав его по загривку и слегка потрепав по бокам.

" Тефтелька. Хил." Пес вернулся к Донайе и посмотрел вверх, когда она пересекла комнату, чтобы поприветствовать Грея.

" Эра Трементис", — сказал Грей, склоняясь над ее рукой. "Мне сказали, что вам нужна помощь".

Серебряные нити в ее волосах все больше выбивались из общего ряда, и она выглядела усталой. "Да. Мне нужно, чтобы вы разыскали кое-кого — гостя города, недавно прибывшего из Сетериса. Рената Виродакс".

"Не совершила ли она какого-нибудь преступления против Дома Трементис?"

"Нет", — сказала Донайя. "Она не совершала."

Ее слова вызвали у него любопытство. "Эра?"

На челюсти Донайи напрягся мускул. "У моего мужа когда-то была сестра по имени Летилия — Лецилия, правда, но она была одержима Сетерисом и их высокой культурой, поэтому она заставила их отца изменить имя в реестре. Двадцать три года назад она решила, что ей лучше быть в Сетерисе, чем здесь… и, украв немного денег и драгоценностей, сбежала".

Донайя жестом пригласила Грея сесть в кресло перед очагом. Тепло огня окутало его, когда он сел. "Рената Виродакс — дочь Летилии. Она утверждает, что пытается навести мосты, но у меня есть сомнения. Я хочу, чтобы ты выяснил, что она на самом деле делает в Надежре".

Как бы Грей ни ненавидел право знати распоряжаться Вигилом в личных целях, он не мог не испытывать к ней симпатии. Когда он был моложе и не так хорошо понимал различия, которые делали это невозможным, ему иногда хотелось, чтобы Донайя Трементис была его матерью. Она была строга, но справедлива. Она любила своих детей и яростно защищала свою семью. В отличие от других, она никогда не давала Леато и Джуне повода усомниться в ее любви к ним.

Мать этой вираудаксской женщины причинила вред ее семье, а у Трементисов была заслуженная репутация мстителей за своих.

"Что вы можете рассказать о ней?" — спросил он. "Дала ли она вам повод усомниться в ее искренности? Кроме того, что она дочь своей матери".

Пальцы Донайи коротко барабанили по ручке кресла, а ее взгляд остановился на углу камина и задержался там достаточно долго, чтобы Грей понял, что ее мучают какие-то мысли. Он продолжал молчать.

Наконец она сказала: "Вы и мой сын — друзья, и, кроме того, вы не дурак. От вас, наверное, не ускользнуло, что Дом Трементис уже не тот, что прежде, — ни по богатству, ни по силе, ни