По шумама и горама (1942) - Николай Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Утонешь — домой не приходи! — проревел я ей прямо в ухо и, пользуясь мгновенным замешательством, вышвырнул на землю, в руки Бранко.
— Лошадка… — только и вякнула Аля.
Ежик, глядь!
— Не разгорается! — Марко чиркал спичками над несколькими поленцами.
— Бензин!!! — скакал я, пытаясь хоть как-то побороть смертельный холод, поднимавшийся от мокрых ног вверх.
Но в криках, в слезах, в матюках все понемногу заработало как надо — в яме разожгли костер, Живка примчалась со флягой спирта, ребята переправили остаток роты выше и ниже полыньи, а Марко метнулся к ушедшим вперед и вернул лошадь с вьюком запасной одежды.
Мы с коноводом стремительно, насколько это возможно закоченевшими руками, скинули мокрую одежду и принялись растирать ноги спиртом, а вот Альбина отказалась наотрез.
— Раздевайся!!! — зарычал я.
— Нет! Тут мужчины!
Вот только остатков сурового черногорского воспитания нам и не хватало.
— Молчать!!! — не выдержал я. — Это приказ!!! Чего они там не видели??? Еще не хватает, чтоб больничарка обморозилась, позору-то будет!
Не знаю, что подействовало больше, мои крики или притащенное кем-то одеяло, но Альбину удалось раздеть, растереть и переодеть в сухое.
В яме весело горел здоровенный костер и мы стояли почти вплотную к огню, не опасаясь, что он может прожечь одежду и чувствовали, как стылая смерть отходит все дальше.
— Спасибо, — неожиданно ткнулась мне в плечо Альбина и тихонько заплакала.
Глава 3
Остаться должен только один
К жилью мы вышли к восьми утра.
Позади остался обледенелый подъем в горы и нереальная картина — ночь, темнота, адский холод, пар от людей и лошадей, костры, избитая сотнями ног и копыт тропа… Воздух, вымороженный до полной прозрачности, создавал иллюзию близости слабеньких огней Илиджи, Райловаца и Сараево, дрожавших в десяти километрах. И прошли мы совсем рядом с памятными мне по первой Боснии олимпийской горнолыжной трассой и трамплином. Вот лет через сорок их тут и построят. Или не построят, смотря сколько я нахреновертить успею.
Уж не знаю как там Александр Васильевич, но мы со своим «переходом Суворова через Альпы» справились. Никто больше даже в воду не сверзился, это только нам так повезло, чему свидетельством шорох и скрип заледеневшей одежды. Той, в которой мы в ручье фигуряли — скинуть-то ее при переодевании скинули, но тут же и бросили, не до нее было, а когда спохватились, ткань задубела. Примерно как у Доцента с компанией в «Джентльменах удачи», только вместо цемента лед. Стоящую колом одежку прицепили ко вьюкам и рюкзакам, вот она и громыхала при каждом шаге, пока влага не вымерзла.
Большой затык случился только один раз, на крутом подъеме, покрытом льдом. Черногорцы первого батальона со своим командиром-горнострелком взобрались наверх, скинули веревки, пока застрявшие внизу рубили лед топорами и любым подходящим инструментом, разгружали вьючных лошадей и волокли снарягу вверх на своих двоих. А потом еще и втаскивали лошадей. Коча, командиры и комиссары метались вдоль колонны и следили, чтобы никто не устроился отдыхать в снегу — сядешь, пригреешься, задремлешь и конец тебе, замерз насмерть.
Очень помогли шипы, кошки и несколько ледорубов, потом штаб приказал двигаться перекатом — через два часа марша головной батальон уступает место следующему в колонне и встает на отдых. Разжигает костры за перепадами высот, чтобы из долины не сильно видели, обогревается у них стоя (Не садиться! Замерзнешь!). Когда бригада проходит мимо, отдохнувший батальон присоединяется, но уже замыкающим. Так понемногу и шли, и грелись — все, кроме нас, мы безвылазно прикрывали хвост.
И в дома деревеньки Велико Поле ввалились на рассвете как деды-морозы, в снегу, заледеневшие сверху донизу. Десять часов непрерывного марша в прикрытии без отдыха измотали роту, даже некого было послать связным в батальон перед нами и я приказал остановиться хотя бы на час. Дальше все крутилось само — выставили сменяемые каждые пятнадцать минут посты, повесили одежду греться у очагов, кое-кого в тепле мгновенно вырубило.
— Сколько же вас еще? — спросили два бородатых мужика, постарше и помоложе.
— Все кончились, яране, мы последние.
Старший недоверчиво хмыкнул, второй пустился рассказывать о пережитом, видимо, не нам первым:
— Сидим мы, значит, вечеряем, вдруг — люди! Человек двадцать! С оружием! Командир наш…
— Какой командир?
— Да потпоручник, — брякнул второй, не обращая внимания на нахмуренные брови старшего.
— А вы что, четники?
— Бывшие, — прогудел первый в бороду.
— Это как?
— Да так, — влез младший, не удержав язык, — потпоручник приказал ваших разоружить, да кто же знал, что следом целый батальон идет, а за ним другой и третий!
— И что?
— Так нас и разоружили! — меленько захихикал второй.
— Были мы с винтовками, были четниками, — степенно объяснил первый. — А как винтовки отобрали, так перестали быть.
— А если вам снова винтовки дать?
Старший поперхнулся и поспешил уйти от опасной темы:
— А ты что такой любопытный, дечко?
— Так я командир ударной роты, мне обстановку знать надо.
— Врешь! Не бывает таких молодых командиров!
Ну, медаль за Плевлю я показывать не стал, да и нет пока такой медали, пояснил бывшим, что в новые времена всегда молодежь вверх идет. А я вообще вундеркинд, год за два, а если с переносом, то и за три.
Послушать про наши подвиги из первых уст приперлось еще несколько экс-четников, но больше по-крестьянски завидовали полученным с «городских» ништякам. Постарался вправить им мозги сколько можно — не время сейчас между собой собачится. Вот выгоним оккупантов, тогда и разберемся. А сейчас каждая наша ссора на радость врагу.
Слушали, кивали, скрипели мозгами, внешне соглашались, но кое-кто не поверил.
Едва от Велика Поля отошли, едва стало ясно, что за нами никого больше нет, нашлись два дурачка нам в спину стрелять. Ну реально дурачки — и промазали, и куда они вдвоем против роты? Ребята мои молодцы, при первом же выстреле попадали в снег, а после второго Небош ответил и заработал еще две зарубки на приклад.
До точки сбора, Трново, к штабу Калиновичского отряда, дотопали к вечеру. Местные партизаны уже нагляделись на бойцов Первой бригады, но, невзирая на