Депортация - МихайлоВ

Ну а что может сравниться с удовольствием посмотреть великолепный фильм великого мастера на большом экране? Стрекот киноаппарата, шуршание киноплёнки… Приглушённые, слегка поблёкшие цвета, лёгкие царапины – это не мешает… В этом шарм и атмосфера чего-то настоящего, несинтетического… Аромат старого кино…

Да, и ещё – отсутствие попкорна.

«Боевая группа» Никанора решила сделать паузу и «упасть на тишину». А если применить терминологию создателя одного из любимых романов Мигеля Веласкеса «Крёстный отец» Марио Пьюзо – «залегла на тюфяки». Учитывая, что никаких особых действий до этого предпринято не было, то и отменять особо было нечего. Нужно было просто продолжить анализ темы втихаря, не привлекая внимания и временно не вступая в контакты с новыми лицами. Лиза ограничила встречи с дядей Яшей, Мигель Веласкес решил плотнее окутать Даниэллу своими чарами, а Ник – совместить приятное с полезным и предпринять мотопоездку к двоюродной сестре Кате в город, где жил и тот самый Эн Бэ, познакомиться с которым рекомендовал питерский приятель Ганс. За два-три дня этого небольшого путешествия Ник должен был обдумать, что делать дальше и делать ли вообще. К возвращению нужно было обязательно принять решение. Мигель Веласкес доверил это решение своему другу и готов был остановить работу над заказом, если Ник сочтёт это правильным. Без Никанора он уже не хотел продолжать проект, понимая, что у того есть нужная хватка и целеустремлённость.

Сестру Ник давно не видел, хотя общались они с детства и весело проводили время во время школьных каникул, когда, бывало, гостили друг у друга.

Привычно оседлав мотоцикл, он вновь ощутил знакомый драйв. Всякий раз, когда ему удавалось запрыгнуть в седло своего друга-мотоцикла, он испытывал настоящее счастье. Однажды, выбрав свободное время, Ник даже предпринял двухколёсное путешествие в Амстердам и получил незабываемые ощущения от этой авантюры. Покрывая на большой скорости километр за километром, он чувствовал, как отрывается от бесконечной городской суеты. Когда за день сменялось несколько типов пейзажей, и всё это было не из окна поезда, а ощущалось всем телом: сила ветра, влага дождя, горный озон и городской смог, пыль дорог и мягкость травы, – новые ощущения обновляли душу и организм. В общем, как у «Любэ»: «Ветер в харю, а я шпарю». Шлейф условностей развеивался по просторам мелькающих стран. Ночуя под открытым небом, в палатке или кемпинге, Никанор находился в гармонии с собой и всем окружающим. Горячий чай и кусок сливочного масла на горбушке хлеба приобретали невиданный вкус и возвращали ощущения проголодавшегося беззаботного ребёнка. Для такой авантюрной человеческой особи, как он, подобный вид отдыха был, наверное, самым подходящим.

В дни его поездки на море мотоцикл стоял в гараже, хотя Ник и скучал по нему. Поэтому теперь он заводил «Хонду» с двойным удовольствием.

За спиной остались дома спальных районов, вслед за которыми следовала окружная. Важно было не проехать нужный поворот.

– Какой вам сегодня суп в детском саду давали?

– Не гороховый!

– Ну а какой?

– Не гороховый!

– Ну а всё-таки…

– Суп, в котором нет гороха.

– Светочка, тебе бы в разведке служить. Военных тайн не выдаёшь.

Никанор сидел на огромном диване в квартире кузины Кати и наслаждался разговором с её дочкой. Это был ребёнок-самородок. Перлы сыпались из её уст, как спелые абрикосы с июльского дерева. Взрослые не успевали перевести дух от смеха и удивления, а Светочка уже выдавала новый афоризм.

Её мама Катя не особенно отставала от ребёнка. Никанор обожал свою сестру за неуёмную весёлость и живой ум. Её прибаутки раздавались в течение дня из разных концов квартиры и пользовались одинаковым успехом у детей и взрослых.

Катя с мужем давно хотели девочку. Хотели девочку – получались мальчики. Хотели-хотели, старались-старались и достигли-таки желаемого: теперь у них четыре мальчика и одна девочка. Упорные!

Их финансовое положение, к счастью, было довольно устойчивое, учитывая нестабильность страны проживания, и позволяло им экспериментировать с демографической ситуацией в семье, хотя пятеро – это, признаться, звучало мощно: всё же до благосостояния Анжелины Джоли они существенно не дотягивали.

– Катя, – спрашивал сестру Никанор, – вот просвети, как это – пятеро детей? Какие ощущения?

– Ну как тебе сказать, – сестра на секунду задумалась, – как-то немного многолюдно. – Потом, взглянув на малышей, ласково улыбнулась. – Хотя муж сказал, что, начиная с третьего, прибывающие единицы почти перестаёшь замечать – сливаются с полком.

Никанор и его двоюродная сестра были большими любителями путешествий, но Катя сейчас почти не ездила, и Ник, чтобы её развлечь, вспомнил недавнюю поездку в Сингапур.

– Представь, Кэт, иду я вдоль реки, а на другом берегу автобус движется, и вдруг – вижу, как он через полминуты в реку на скорости съезжает. Я слегка даже присел. А он въехал себе в реку, а дальше, как ондатра – вплавь. После такой картинки я до конца поездки уже ничему не удивлялся. Оказалось, что это местные автобусы-амфибии. Вот это колорит – всякие Пизанские башни нервно курят в туалете. Можешь ты представить, что едет, к примеру, у вас троллейбус по набережной, а потом ныряет в воду и форсирует Днепр?

Сингапур вообще уникален. Нам бы в страну их правительство на несколько лет ангажировать. Они за два-три десятилетия из кучки хижин на болотах инопланетный город сделали. Оранжерею для бизнеса, газовую камеру для коррупции.

– А я сейчас всё больше телеком, увы, развлекаюсь? Тут тоже перлы попадаются. «Доктора Хауса» люблю посмотреть, оригинальный такой сериальчик. Там все случаи из его врачебной практики исключительные. Извращенка, скажи! Вот, представь: писаешь ты в Амазонку, а к тебе в гости по струе рыбка заплывает, только не золотая, а хищная и, зараза, маленькая.

– И что?

– Ну что-что. И отправляешься ты прямым ходом к доктору Хаусу. Он же мастак по сложным случаям. И говоришь: «Док, в меня рыбка заплыла».

Пока они говорили, а дети ползали и, визжа, кувыркались по Никанору, в квартиру вошли Гена и абсент. Зелёный напиток плескался в литровой ёмкости под мышкой, а в руках Геннадия были два битком набитых пакета с деликатесно-продуктовым содержимым. Никанор почему-то вдруг представил абсент в трёхлитровой банке из-под солёных огурцов, как первач, улыбнулся про себя и подумал, что это смотрелось бы креативно.

Понимая, что «живым» от Гены ему, скорее всего, не уйти, и минимум на день придётся отплыть в нирвану, Ник направился к телефону, чтобы заранее договориться о встрече с Эн Бэ.

Разговор с бывшим сотрудником научной станции в Антарктиде высветил неожиданные грани в вопросе, изучаемом «Ник энд Ко». Никанор понял, что не зря потратил время.

Ещё в самом начале семидесятых среди приверженцев версии существования антарктической нацистской базы промелькнула информация о какой-то проявившейся антарктической цивилизации, которую все они, естественно, связывали с этой самой базой. Информация была расплывчатая, сомнительная и фактами не подтверждённая. Услышав, что такая байка гуляла в среде интересующихся, питерские коллекционеры позднее вышли на человека, который работал на одной из советских антарктических научно-исследовательских станций в тот период. Этим человеком и был Эн Бэ, с которым встретился Никанор. Познакомившись поближе, он узнал от него, казалось, невероятную историю, напрямую связанную с этой байкой. Оказалось, что Эн Бэ был непосредственным свидетелем ситуации, из которой потом складывались всевозможные туманные слухи, домыслы и легенды. А дыма, как известно, без огня не бывает.

Эн Бэ любил чешское пиво, аквариумы и арт-хаусное кино. Аквариумы он не то чтобы любил – он их делал и на них зарабатывал. Его мастерская изготавливала самые невиданные конфигурации этих маленьких искусственных водоёмов и весьма в этом преуспевала. Чего только ни заказывали предпринимателю городские нувориши: и барные стойки в виде аквариумов, и стеклянные колонны для рыб, и настенные панно в гостиные, которые выглядели, как ожившие картины. А дома у Эн Бэ жил хамелеон Муля. Мулю он любил на контрасте. Всякая рыбная живность на фоне работы ему порядком надоела. Пока Муля грустил дома, Эн Бэ вспоминал его на рабочем месте. Это были чистые и высокие отношения.

Эн Бэ увлёк Ника в известные ему закоулки изучаемой темы и наслаждался реакцией собеседника на свой рассказ. Вытащив из анналов памяти факты и слухи об антарктической цивилизации, которые ходили среди любителей загадочного, Эн Бэ не на шутку ошеломил Никанора. Слухи гласили, что на рубеже шестидесятых и семидесятых на одной из советских антарктических станций произошло некое экстраординарное происшествие. Однажды вблизи станции сотрудники обнаружили обессилевшего полузамёрзшего человека.