Топографический кретин - Ян Ледер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тела, — застенчиво улыбнулся Вова.
— Да неужели! — Зая всплеснула руками. — Ну хоть читать не разучился, и то слава богу.
— Бога нет, — буркнул Медведь.
— Об этом, Мишин, мы поговорим отдельно, — сверкнула Зая львиными глазами. — С тобой и твоими родителями. А ты, Каретин, скажи мне, из чего состоят все тела?
Вовино лицо опять пошло гулять по классу, но учительница оказалась проворнее:
— Одна подсказка — и Каретину двойка в журнал!
Угроза сработала, стало тихо.
— Я слушаю, Каретин. Ну же, Каретин, ты крадёшь у нас время, а время — это единственный долг, который отдать невозможно.
— Э-э, ну почему же, — начал Вова, явно пытаясь потянуть время, этот невосполнимый кредит, но был нещадно прерван.
— О долгах, Каретин, мы с тобой поговорим сразу после того как обсудим самостоятельную работу Мишина о религиозных заблуждениях, хорошо?
Медведь совсем загрустил, а Вова пораженчески кивнул. Его вечная щербатая улыбка стала превращаться в бессмысленный оскал.
— А сейчас, Каретин, у нас природоведение, так что ответь мне, пожалуйста, на вопрос: из чего состоят тела? Полным ответом.
Вова набрал воздуха — и замер с раздувшейся грудью, как рыба-солнце. Пацаны бесшумно заспорили, показывая друг другу пальцы: один — значит, Вова минуту так простоит, два — значит, две. А если ты за полторы минуты, то надо показать один палец прямой и один согнутый.
— Каретин, я тебя слушаю. Я слушаю тебя, Каретин. Очень внимательно слушаю, — напомнила Зая тоном, из которого начало пробиваться её суровое отчество. — Тела, Каретин. Состоят, Каретин. Из? Ка-ре-тин! Полным ответом!
Вова помолчал еще чуть-чуть, прислушиваясь, но класс звуков не издавал: двойки в журнал ему не желали. Тогда он усилием воли вернул улыбке выражение счастья, озарил ею присутствующих и раздельно, в четыре выдоха, отчеканил:
— Тела. Состоят. Из. Костей.
Времени с тех пор прошло немало, и история давно обросла бородой. Да и сам Вова Каретин второй уж год как учился в спецшколе № 12 для не сильно одарённых детей. Почему туда сослали его, а не Аню Низ, класс так и не понял, но факт оставался фактом: тела, состоящие из костей, давно запылились и вот-вот совсем истлеют. Нужен новый анекдот. Время пришло, ситуация назрела.
Осознавала это и Роза Израилевна Лескер, но что она могла поделать? Она и так уже совершала должностное преступление, отказываясь замечать исполняемую хором подсказку, которую, наверное, было слышно и в школьном дворе.
— Итак, Анечка, имя героя было князь…
— Ве! Рей! Ский! — волновался класс.
— Имя героя было князь Еврейский, — отрапортовала Аня Низ.
24 января
Полураспад
Они звали её с собою в общий летний сумрак, ей обещали показать все аттракционы парка культуры и отдыха и купить цветов и два торта. Лида смеялась им, но молчала и не шла.
Андрей Платонов
Я увидел её в троллейбусе.
Нет, чепуха. Байка для друзей и прочих. Она тоже думает, что я увидел её в троллейбусе. А я увидел её ещё на остановке. Мне не нужно было в этот троллейбус, мне вообще ни в какой троллейбус не было нужно, я автобуса ждал.
Вечерело, и я не различал лиц, но увидев её даже сквозь сумерки, забыл, что жду автобуса, и пошел за ней. Прямо в набитый битком троллейбус, который мне был не нужен.
Только что звонил своим — я всё реже делаю это, а они всё больше в этом нуждаются. Да и я тоже. Только сказать правду не могу, и от этого тоже тяжело, а врать не умею, потому и звоню редко. Эта правда не будет во спасение, уж точно не для них. У мамы здоровье не фонтан, хоть и скрывает. У отца сердце. Неделю назад снова прихватило, да так, что голос был еле слышен — и это у моего отца, который в жизни ни на что не пожалуется. Там сейчас жуткие морозы, по ночам чуть не сорок, а холод, как и жара, сердечникам противопоказан. Но сегодня был бодр, похвастал, что уже вышел на работу: морозы ослабли.
Тогда тоже было холодно, даже в переполненном троллейбусе, хотя, конечно, и не минус сорок. Она весело болтала с кем-то неказистым — и я уже чувствовал, что ревную, — и куталась в капюшон с меховой оторочкой. А когда не куталась, большущие серьги раскачивались в такт её смеху, и их металлический блеск отвлекал от её глаз, но только на мгновение, потому что отвлечь меня от её глаз даже на два мгновения не могло уже ничто — ни тогда, ни сейчас, одиннадцать лет спустя.
Но одиннадцать лет — это даже не цикл зодиака.
Когда-нибудь я сумею написать стихи, в которых будет эта строчка. Когда-нибудь я сумею себя поломать, переломить её в себе, смогу забыть, победить эту боль. Но это будет потом. А пока мне доступна лишь эта сильно отдающая мазохизмом графомания. Сублимация творческая, том первый, он же последний. Как у БГ:
А дома его ждал застоявшийся дым
И десять листов, верных его стихам.
И верь иль не верь, но десять прекраснейших дам
Ждали звонка в свою дверь — его звонка.
Она моего звонка точно не ждала — ни в дверь, ни в окно. Но я позвонил. Не по телефону, а именно в дверь. И не в тот вечер, а в следующий.
А в тот вечер я проводил её от троллейбуса до дома. Она об этом не знала — была слишком увлечена беседой со своим неказистым, чтобы заметить субтильную фигуру маньяка-незнакомца. Я, наверное, и вправду был маньяком: на следующий день после работы снова приехал к её дому. Теперь уже, конечно, не на троллейбусе. Потому что, как и всякий уважающий себя владивостокский парниша, общественный транспорт показно презирал, а автобуса в тот вечер ждал лишь потому, что накануне сильно выпил и утром побоялся садиться за руль. Вот тебе и вред алкоголя.
Отскок. Любимый гопник
Трамвайная остановка в дождливом городке на самом востоке Франции. Вполне себе ничего французская девица и ейный французский хлопчик — совершеннейший отстой: на кривых подпорках расшнурованные кроссовки, грязно-белые с голубым орнаментом трусы из-под штанов с мотней на коленях, на широченной квазиголде знак доллара размером с голову, на голове бейсболка NY, на шее иероглифическая наколка — полный комплект. Курит, судя по амбре, дешевый французский табак, перемежая короткие затяжки долгими французскими поцелуями. Глубоконько затягивается и — в упор, с десятисантиметрового расстояния, густонаправленно, от души — выдает подруге в лицо струю вонючего дыма.