Чего хотят женщины? Наука о природе женской сексуальности - Даниел Бергнер

Затем в начале XIX века кампании возникающих феминистских движений и призывы евангелистов сошлись на теме безупречной женской морали. Голоса представителей этих двух течений слились и взаимно усилились. Феминистки XIX века провозгласили спасение человечества здесь, на земле, ныне и навеки, своей женской миссией, христианство же сделало женственность своим идеалом. Американский тюремный реформатор Элиза Фарнгам проповедовала, что «женская чистота является прочным барьером, о который разбиваются потоки чувственной природы мужчин». Без этой женской баррикады «возникнет страшный беспорядок». Энтузиаст идеи женского образования Эмма Уиллард объявила, что дело женщин «вращаться… вокруг Святого центра совершенства», чтобы удерживать мужчин «в надлежащем русле». Популярное американское руководство для молодых невест было насквозь пропитано неразделимым феминистским и евангелистским духом: женщины оказывались «выше человеческой натуры, созданной на основе ангельской природы».

От утверждения «по природе своей большое наслаждение сопровождается изгнанием семени» был пройден весьма долгий путь. Врожденная набожность сменила изначальную чувственность. Новая риторика пропитывала и отражала это преобразование. В середине XVIII века писательница Гарриет Бичер-Стоу писала в письме мужу о постоянных сексуальных оговорках чиновников на всем пространстве Восточных Штатов: «Какие ужасные искушения изначально присущи вашему полу. До настоящего времени я никогда не понимала этого, ведь я любила Вас почти безумной любовью прежде, чем вышла за Вас замуж, но никогда еще не знала и не чувствовала пульсацию, которая показала бы мне, что я могла бы соблазниться пойти по этому пути, никогда не было момента, когда я чувствовала что-либо, чем Вы могли бы сбить меня с пути истинного, ведь я любила Вас так же, как сейчас я люблю Бога». В то же время известный британский гинеколог и писатель, автор ряда медицинских книг Уильям Эктон разъяснял, что «к счастью для нашего общества, большинство женщин не слишком озабочены различными сексуальными ощущениями».

Тем не менее, если не учитывать науку о репродукции, феминизм и религию, промышленная революция оказала огромное влияние на взгляды Запада на то, что означает быть женщиной. Рушились классовые барьеры, люди получили возможность подниматься по социальной лестнице. Это до известной степени определило важность работы и профессиональных устремлений, чего до этого момента никогда не могло быть. Теперь награда за труды могла стать практически безграничной. И работа, заимствуя термины у Фрейда, который одновременно был представителем Викторианской эпохи и в то же время отходил от общепринятых норм, стала в какой-то степени сублимацией. Эрос должен был быть подавлен, либидо было перенаправлено на достижения. Викторианская эпоха стремилась подавлять желание, предписывала полное сексуальное ограничение, и прежде всего это касалось женщин.

Насколько далеко мы ушли от этого представления за последние 100 лет? С одной стороны, викторианское мировоззрение – антиквариат, оставшийся в далеком прошлом, и устои того времени так легко высмеивать! Понимание этого очень быстро увело нас от отрицания женской сексуальности. Этот процесс шел через откровенные исследования эротического начала в женщинах, выполненные Фрейдом, через нахальство эпохи джаза и бесстыдство ветреных девчонок. В него вписалось изобретение противозачаточной таблетки, социальный переворот 60-х и сексуальная революция, агрессивные бюстгальтеры Мадонны в форме конуса и порнографическая самореклама множества знаменитостей женского пола.

Но и противоположная тенденция также ведет свою родословную от Фрейда – от той части его трудов, в которых он указывает, что женщинам по самой их природе свойствен «более слабый сексуальный инстинкт», более слабые эротические возможности. Это представление подкреплялось дидактической литературой, выпущенной после Первой мировой войны. Например, в одной из книг утверждается, что, в отличие от почти всех мужчин, «число женщин, которые не удовлетворяются одним своим партнером, чрезвычайно мало». С 40 – 50-х годов начинается история Альфреда Кинси, которому было отказано в финансировании его исследований после того, как он неожиданно отошел от каталогизации вариантов сексуальной жизни мужчин и опубликовал свой труд «Половое поведение самки человека». Затем, в конце 60-х, появилась книга, ставшая бестселлером, «Все, что вы всегда хотели знать о сексе (но боялись спросить)», где был сформулирован эмоциональный закон: «Прежде чем женщина вступит в сексуальные отношения с мужчиной, у нее должно быть с ним налажено социальное общение». И, наконец, имеет место слияние различных течений современной мысли: это требования сохранения девственности, нацеленные главным образом на девочек и молодых женщин евангелистским христианством, волны паники и сексуального протекционизма, захлестывающие светскую культуру в тех случаях, когда речь идет о девочках, но не о мальчиках, и широко распространенный – и неосновательно поддерживаемый – тезис эволюционной психологии о том, что мужчинам самой природой предназначено выходить на охоту в поисках сексуального удовлетворения, тогда как женщинам генетика предписывает искать в сексуальных отношениях комфорт.

Это слияние представлений очень красноречиво. Незаметно, но тем не менее значительно, викторианские взгляды на женщин и секс влияют и на наши современные представления. И эволюционная психология – наука, которая расцвела в последние несколько десятилетий, – также оказывается неправдоподобно консервативной. Господствующая эволюционная теория легко и находчиво объясняет все наши физиологические черты – от отстоящих больших пальцев до вертикального положения тела и строения иммунной системы. Эволюционная психология решила использовать те же самые дарвинистские принципы, чтобы исследовать закоулки человеческой души – от нашей готовности к сотрудничеству до предпочтений в сексе.

Незаметно викторианские взгляды на женщин и секс влияют и на наши современные представления.

Эта область науки оказалась соблазнительной и запутывающей: соблазнительной – поскольку манила обещанием того, что великолепная логика Дарвина сможет обеспечить нам глубокое и полное понимание нас самих, и запутывающей – потому что психические характеристики были очень неопределенными и, возможно, были обусловлены по большей степени культурой, а не унаследованы в хромосомах. Эволюционные психологи были абсолютно уверены, что наше поведение, побуждения и эмоции являются прежде всего проявлением того, что заложено в наших генах. По мнению эволюционных психологов, то, что есть, генетически говоря, есть то, что предполагается быть. Это одинаково верно как для факта, что у всех у нас большие пальцы расположены таким образом, чтобы нам было удобно хватать предметы, так и для утверждения, что, если судить по внешним проявлениям, мужчины являются представителями более похотливого пола.

Ведущие сторонники этого научного течения не придают особого значения нормам, прививаемым социумом. Если бы сексуальная распущенность считалась нормальной у девочек-подростков, а не у мальчиков, если бы за нее поощряли девочек и осуждали мальчиков за распутство, если бы молодых женщин, а не молодых мужчин, поощряли коллекционировать свои победы, как бы разнились жизни женщин и мужчин – то есть внешние проявления, которые эволюционная психология считает неизменными?

Подобный вопрос не особенно интересует таких эволюционных психологов, как Дэвид Басс, преподаватель Техасского университета в Остине, один из ведущих теоретиков эволюционной психологии в вопросах секса. Он собирает доказательства того, что во всем мире приветствуются мужская похоть и женская скромность. С его точки зрения, широкое распространение подобных представлений доказывает предопределенность, генетическую закодированность такого поведения. «Посмотрите, – написал он в одном из академических манифестов своей научной дисциплины, – на идеальное число сексуальных партнеров, указанное студентами колледжа, которое они собираются иметь в течение всей своей жизни. Исследование показало намного более высокие цифры у мужчин, чем у женщин. Посмотрите на принятые во всем мире предпочтения – от Замбии и городов арабских палестинцев до Америки, – людские сообщества считают весьма важными целомудрие или, по крайней мере, пристойность или сдержанность женщин».

Подобных доказательств на страницах трудов Басса великое множество. А затем он добавил еще одну реалию отношений между мужчиной и женщиной, которую можно увидеть в любой точке мира – от Замбии до Америки. Эта реалия привела его к одной из кардинальных идей эволюционной психологии, известной как «теория родительских вкладов». Большинство людей, возможно, вообще не знают эту теорию и с трудом способны понять ее смысл. Тем не менее благодаря СМИ она вышла из академических лабораторий и глубоко проникла в общественное сознание, стала частью общепринятых представлений. «Теория родительского вклада» заключается в следующем: у мужчин огромное количество спермы, в то время как число яйцеклеток в организме женщины ограничено. Мужчинам не приходится сильно вкладываться в воспроизводство, в то время как женщины вкладывают в этот процесс не только свои яйцеклетки, но и тела, берут на себя потери и риски беременности и родов, затем кормят грудью (имеются в виду вложения в дополнительные калории и отложенную возможность зачать другого ребенка). Из-за этих расчетов, имевших намного большее значение для наших доисторических предков, постоянно подвергавшихся различным опасностям, мужчины были запрограммированы сделать все возможное, чтобы гарантировать наследование их генома и распространить его, в то время как программа женщин предусматривала получение максимальной пользы от своих вложений: они очень разборчивы, обеспечивая себе мужчину, который наиболее вероятно имеет хорошие гены и длительное время будет хорошим кормильцем и ее потомкам.