Охота на Циклопа - Александр Шляпин

– Слушай Тимофеевич, а знаешь, я что— то не наблюдаю в этом доме архива Афанасьева. Раньше я не один раз был у него в гостях. Покойный любил хвастаться добытыми материалами. У него было много фотографий нашего города, снятых с немецких разведывательных самолетов. Кроме этого, была часть немецкого архива, который фрицы потеряли при отступлении. Черт побери, из дома исчезли документы, – сказал Иван, открывая все подряд шкафы и ящики. – Возможно, что это и стало поводом для его убийства.

– Возможно Васильевич, это еще одна версия, ведь у моего покойного клиента Солдатова, из дома тоже пропали документы. Я ведь тебе говорил, что на данный момент, это один из доходных бизнесов после наркоты, оружия и проституции.

– Тимофеевич, я, конечно, понимаю, что этот бизнес стоит немалых денег, но зачем из— за этого убивать людей? – спросил Селезнев, вдаваясь в философские размышления.

– Вань, а вот ты сам посуди, немецкий «Тигр», стоит миллион долларов. Самолет в хорошем состоянии от двухсот, до пятисот тысяч. А вот простой жетон летчика, может стоить столько, сколько ни ты, ни я ни весь ваш РОВД за всю жизнь не заработает. Летчики «Люфтвафе», страховали в швейцарских страховых компаниях. За шестьдесят лет, на страховых счетах, накопились огромные проценты. Теперь жетон с личным номером любого летчика, стоит не менее миллиона долларов. А теперь представь, найти в болоте, экипаж бомбардировщика? Это два пилота, стрелок радист, штурман и все, по миллиону баксов. Теперь Ваня, тебе понятен состав преступления? Даже если родственники этих фашистов возьмут половину денег, то я думаю тебе около двух миллионов, было бы солидным прибавком к пенсии. Это такой вот бизнес, от которого еще долго будет литься кровь. Сам посуди, Гитлера уже нет шестьдесят лет, а его бомбы мины и патроны, до сих пор уносят сотни людей. Его шестерки, во время войны, перли из России миллионы рублей золотом, картины, бриллианты, янтарную комнату тоже вывезли? Ведь её никто не нашел, да и вряд ли когда— нибудь найдут. На данный момент её оценочная стоимость равна пятидесяти миллионам долларов. Теперь ты понимаешь, сколько лет сто будет продолжаться эта вакханалия, и лет сто будут погибать люди.– Сказал Тимофеев, продолжая мысль Селезнева.

– Знаешь Тимофеевич, я знал, что мы дремучие провинциалы, но чтобы на столько! У— у— у!!! Я просто не представляю! Да у нас в шестидесятых годах, немецкие каски детям вместо горшков давали. На каждом столбе, любого забора они висели, чтобы столбы от дождя не гнили. А теперь, что получается, что все это дерьмо стоит огромных денег?

– Сейчас каска немецкая, стоит на базаре, от двухсот рублей до полутора тысяч. Вот это бизнес! – сказал москвич, рассматривая своим профессиональным взглядом холодный и пустой дом.

– Да Тимофеевич, теперь я понимаю, что за такие деньги и привалили майора?! Я вот что надумал – закуривая, сказал Селезнев.– Ты там проверь по архивам, какими материалами последний раз пользовался покойный? В каждом архиве, сохраняются данные на интересы абонемента. Лет пять назад, он так же ковыряясь в бумажках и с точностью до метра, вычислил, где наш генерал попал под немецкий обстрел. Из боевых донесений, его парни установили то место, и нашли ржавые части от машины. А рядом, откопали останки генерала, и всей его свиты. Вот тебе и следопыт!!! А таких случаев было довольно много, – сказал Селезнев, делая акцент на увлечения покойного.

Тимофеев встал с табурета, и, подойдя к выключателю, включил свет.

– Темно, что— то стало. Ты Васильевич, допросил родственников? Может жена, дети, что знают? Опроси соседей, может они кого видели, что— то слышали?! – сказал Тимофеев.

– Ладно, Тимофеевич, я вчера занимался этим вопросом. Поехали домой, баню протопим, тебя на постой определю. Вот дома и пообщаемся почитаешь протоколы допросов. Знаешь, иногда после баньки, да под пивко, хорошие мысли приходят, – сказал Селезнев, зная, что хорошая баня раскрывает всю человеческую сущность.

Селезнев вышел, пропустив вперед столичного гостя. Закрыв хату на замок, он проследовал за Тимофеевым в машину. Селезнев молчал. После того, как москвич поведал ему о деньгах вращающихся в сфере трофейного бизнеса Иван потерял покой. Он погрузился в глубокое раздумье и старался осмыслить информацию.

Глава пятая

Баня

К десяти часам вечера, баня была готова. Вода, словно в долине гейзеров бурлила в котле, поднимая огромные пузыри. Каменка прямо светилась от раскаленных камней.

– Эх, как хорошо— то как, до костей прожигает, – сказал Иван, и плеснул в каменку немного воды. Пар выстрелом вырвался из дверки, мгновенно наполняя помещение нестерпимым жаром.

– Ваня, только без фанатизма. Мы москвичи народ нежный и не приемлем таких температурно— физических экзерсисов.

– Не ссать сказал Суворов…

Селезнев стал хлестать себя березовым веником с каким —то неистовством. Москвич опустился на нижний полок и старался не дышать, смотрел с восхищением на своего нового знакомого.

– Что Василий, непривычно? Влезай на полок, я тебя попарю, вышла, чтобы из тебя вся дрянь столичная вышла! Все шлаки кремлевские с потом уйдут!

Через несколько секунд тело москвича стало красным, как у вареного рака. Выскочив в предбанник, Иван открыл дверь на улицу. Он, словно дельфин, нырнул в глубокий снег, наслаждаясь температурным контрастом. Следом за ним вылетел столичный гость, и завалился рядом с Иваном. От такого удовольствия, он, словно волк стал выть, обтирая себя снегом. От разгоряченных жаром тел, на холоде, шел пар, словно кто— то сунул в снег раскаленную до красна кочергу. Повалявшись на этой обжигающей холодом перине, мужики с криками вновь вскочили в раскаленную баню. Слегка подмерзнув на морозе, они еще с большим остервенением стали хлестать друг друга, вкладывая в удар, довольно приличные силы, пока пребывание в парилке стало невыносимым. От таких температурных перегрузок казалось, сердце просто выскочит из груди. По окончании процесса помыва, мужики, словно римские патриции обернувшись в белые простыни, развалились на лавках просторного предбанника.

– Я такую баню хочу, – проговорил Тимофеев, – это же настоящая блажь!

– Это настоящий кайф— ответил Иван и приоткрыв двери втянул в предбанник сумку с пивом, которое стояло на улице.

Иван на правах хозяина, налил по кружке пива и по сто грамм холодной водочки.

– Ну, вот так Тимофеевич, принимают гостей на Руси. Как состояние?! Ты доволен? – спросил пышущий жаром Селезнев.

– Это Ваня, просто фантастика! Я такого кайфа, никогда раньше не испытывал! Я зарядился на десяток лет, и омолодился, словно тот Иван дурак, из сказки «Конек Горбунок». Я вот, что думаю, меня жена не узнает, придется, куда на дискотеку идти, чтобы найти себе молодушку лет двадцати.

– Давай Тимофеевич за твое здоровье!!! – Селезнев поднял рюмку с водкой и чокнувшись с Тимофеевым, опрокинул содержимое в рот. Маленьким глоточком, он запил водку пивом, чтобы не застудить горло и крякнул от удовольствия. Краем белой простыни Иван, вытер образовавшиеся от пены, белые усы. Москвич, с улыбкой глянул на Селезнева и только сейчас проникся к нему всем сердцем, впустив его в свою душу.

– Я вот, что хочу сказать тебе Ваня… Вы провинциалы, люди очень счастливые! Я в столице, даже в самом крутом оздоровительном центре, такого удовольствия не смогу получить. А бабки заплатишь такие, как ты говоришь – мама не горюй! А у тебя природа, березовые веники, пар так пар, а у нас – что? Ванна да душ с горячей водой. Ну к примеру – я задницу помою, а удовольствие – удовольствие где взять? А у вас, каждая баня, это Ваня, не только чистота и гигиена, но и душевное удовлетворение! Это понимаешь, особый русский ритуал. Очищение духа и тела, от всякой накопившейся за неделю скверны! – сказал Тимофеев, размышляя по— философски над бренностью тела и силе русского духа.

– Ты Тимофеевич, преувеличиваешь, вот для тебя наша баня, это экзотика! Ты даже представить не можешь, сколько за этим кайфом скрыто труда. Воды наноси, дров на год заготовь, веников заготовь. Зимой пару раз баню протопишь, и думаешь, – лучше бы в городе сидел бы в ванне. А если захочешь в сартир? Ты дома сел на теплый толчок и сиди детективчик почитывай. А у нас? У нас ты зимой сидишь, а ветер холодный в очко завывает, словно в пустую бутылку. Поверь мне, детективчик не почитаешь. А когда в самый разгар зимы, из толчка начинают вонючие «Гималаи» подниматься?! Тогда, чтобы погадить, тебе приходится кирпичи подкладывать, чтобы задницей своей на этот говняный Эверест не взойти. Это дорогой мой гость, уже не экзотика! Это такая – бытовуха. У нас от такой жизни, народ просто вешается., – сказал Селезнев сгущая краски местного бытия.– Давай еще по соточке вмажем, да лещиком копченым закусим! Вспоминать будешь мою баньку до конца своих дней! Я тебе обещаю, – сказал Иван, и вновь разлил в сосуды содержимое бутылок.