Моцарт - Анатолий Чупринский

В кабачках каждый вечер собирались темпераментные знатоки всего самого музыкального в Вене.

— Да… ваш этот Моцарт… вообще… неизвестно кто!

— А ваш этот… Сальери… тайный агент Ватикана!

Подчас дело доходило до легких потасовок.

Комитет по проведению конкурса собирался раз в неделю. По понедельникам. В кабинете директора императорского театра. Возглавлял комитет сам граф Розенберг.

Император Иосиф II отказался от столь почетной миссии. Еще два года назад комедия Бомарше повергла в шок всю французскую аристократию. И когда Сальери предложил для конкурса именно ее, Иосиф II был крайне удивлен.

— «Свадьба Фигаро»?! Разве возможно из пустой и безнравственной истории создать нечто… нечто возвышающее?

— В этом в сложность задачи! — возразил Антонио. — Сделать непристойное пристойным, под силу только подлинному таланту!

Антонио был единственным при дворе, кому дозволялось иметь собственное мнение. Он довольно часто возражал императору, даже спорил с ним. И в этом случае, он стоял на своем.

— Полагаюсь на ваш вкус… — пробормотал Иосиф II, всем видом давая понять, в случае провала, он ни при чем.

Именно этого и добивался Антонио.

Медлительный крот Ригини безнадежно опаздывал к назначенному сроку. Его уже никто не брал в расчет. Когда до утверждения оставалось меньше недели, Михаэль Гайдн навестил обоих претендентов. Сначала Вольфганга, в его скромной квартирке на окраине города.

Но Вольфганг даже не поднял головы от нотных листов, в беспорядке рассыпанных по всему столу. Михаэль просмотрел большинство из них, стараясь не нарушить, одному Вольфу известный порядок. Поболтал несколько минут с Констанцией, сделал ей пару комплиментов. И отбыл в центр Вены.

Сидя в просторном кабинете, в удобном кресле, Михаэль долго и подробно знакомился с почти законченной партитурой Сальери. Антонио едва дождался, когда Михаэль, наконец, отложил листы в сторону.

— Как наш юный друг? — с тревогой в голосе спросил он.

— Вас совсем не интересует собственное сочинение? — изумился Михаэль.

— Меня интересует Моцарт.

— Ну… если учесть… вкус императора…

— Говорите же… ради Бога! — взорвался Антонио.

— Не знаю, обрадует вас или огорчит. Словом, шансы на успех у вас обоих… равны!

Лицо Антонио приняло странное выражение. Будто, он внезапно остановился в одном шаге от пропасти. Долгое время он стоял, повернувшись спиной к Михаэлю.

— Это худшее… из всего, что могло случится! — произнес Антонио, наконец, своим глухим голосом.

Встреча друзей на этом закончилась.

За весь день Антонио не проронил ни слова. Напрасно терпеливая Тереза пыталась разговорить его, отвлечь, даже приготовила какое-то немыслимое итальянское блюдо, Антонио не притронулся в еде. Поцеловал жену в лоб и увел в кабинет.

Стояла глубокая безветренная ночь.

Антонио подошел к окну и настежь распахнул его. Огромная луна заливала весь город серебристым светом. Ни шороха, ни звука… Казалось, весь мир замер в напряженном ожидании.

И Антонио совершил невероятное!

Он сделал то… на что способен только подлинно благородный человек. И мало кто способен оценить.

Антонио зажег свечи, вел к столу и недрогнувшей рукой вычеркнул из своей партитуры самое удачные, самые яркие куски. Потом небрежно вписал нечто, повторяющее его самого, десятилетней давности… Партитура оперы утратила всю привлекательность. Это бросилось бы в глаза даже любителю. Заурядная ремесленная поделка!

Антонио подошел к зеркалу. Он смотрел на свое отражение и не видел его. Тяжелый взгляд был устремлен сквозь лицо… куда-то дальше. В его ушах звучала музыка, с которой он только что распрощался.

«Прости меня, Господи!» — беззвучно шептали его губы. «Ты все видишь. Все понимаешь. Все простишь!..».

Последний раз комитет собрался в традиционный понедельник. Присутствовали: граф Розенберг, Сальери, Гайдн и еще несколько незначительных личностей.

Глюк отсутствовал но причине своей глубокой старости. Моцарт отсутствовал по причине беременности жены. Уже подходил срок, и Вольф не отходил от Констанцы ни на шаг. Ригини отсутствовал без всякой причины. Просто не пришел и все.

Мнение всех выступавших /кроме Гайдна!/, было единодушным. Даже голосования не потребовалось. Безусловная победа Моцарта.

Сальери принял это решение абсолютно спокойно. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Розенберг поблагодарил всех за проделанную работу и выразил надежду, в самом скором времени встретиться на премьере оперы.

Сальери уже садился в карету, когда подбежал запыхавшийся Михаэль и схватил его за руку.

— Что случилось, друг мой? — удивленно вскинул брови Антонио.

— Вы добровольно уступили свое первенство?! — потрясенно начал Михаэль, — Я читал другой вариант вашей партитуры…

— Молчите! — резко прервал его Антонио, — И никогда не вспоминайте… Если вы мне друг, молчите!

Антонио захлопнул дверцу и карета стремительно покатила по узким венским удочкам. Редкие прохожие в испуге сторонились, и прижимались к домам. Михаэль стоял в растерянности.

Как снег на голову, в Вене объявилась… Алоизия. Разумеется, не одна. Но вовсе не с блистательным усатым офицером. Где-то там… Алоизия вышла замуж за актера Иозефа Ланге. Стало быть, называлась она теперь, «госпожа, Алоизия Ланге». Не иначе.

Алоизия мгновенно сориентировалась и присоединилась к… ярым противникам «Фигаро» Моцарта! Вот так! О-о, женщины… Ее певческие амбиции, за время вынужденного отлучения от театра, возросли многократно. По всей Вене Алоизия трезвонила, что плавная роль Сюзанны написана с нее, для нее, во имя нее. И так далее. И только одна она способна спеть эту партию. Разумеется, если слегка улучшить. Сократить, изменить и тому подобное. Когда до Вольфганга дошли эти слухи, он только помотал головой.

«Чего хочет женщина, того хочет Бог!». Не иначе, этим принципом руководствовалась Алоизия, когда всеми кривдами-неправдами добивалась главной роли в «Фигаро». И добилась!

Неизвестно, какие такие чары пустила она в ход, но сам Иосиф II сообщил Розенбергу, что есть мнение! давать молодым актрисам дорогу. И пообещал лично посетить премьеру.

Алоизия появлялась в театре только с мужем. Демонстративно ходила с ним под ручку и обращалась ко всем только через него.

— Иозеф! Скажи господину дирижеру, он глухой…

— Иозеф! Передай этой госпоже актрисе, ее уволят…

Труппа подобралась самая пестрая, языкастая. По театру тут же пошли гулять шуточки, вроде… «Не так страшен Иозеф, как его малютка!», «Курица не птица, Ланге не певица!», и так далее. И тому подобное. Словом, сложилась здоровая, нормальная, творческая атмосфера. Репетиции шли свои ходом.