«Стрижи» на льду - Эдуард Тополь

Егор подошёл к этой двери. Неужели та молодая мамаша спит и не слышит, как плачут её малыши?

Новая молния расколола небо, и гром ботинками великана саданул по железной крыше с такой силой, что, казалось, крыша сейчас провалится.

Дети за дверью заревели ещё пуще.

Но ни их мать, ни соседи никак на это не реагировали.

Егор решился и позвонил в тридцать третью квартиру.

Он слышал звонок внутри квартиры и всё тот же детский рёв за дверью, но – ни одного дополнительного звука.

– Эй! – крикнул он в эту дверь. – Вы там что, одни?

Дети продолжали реветь, не отвечая.

Егор стукнул в дверь кулаком:

– Эй, пацаны! Тише!

Рёв чуть поутих, Егор повторил вопрос:

– Не бойтесь. Я сосед. Вы там одни?

– Д-да… Од-д-дни… – близко ответил детский голосок, заикающийся от плача, и Егор понял, что оба малыша стоят там под самой дверью, даже, наверно, прижавшись к ней.

– А где ваша мама?

– Н-на… н-на… на работе…

– А ключ у вас есть?

– Н-не… н-нету…

За лестничным окном снова сверкнула яркая молния, и тут же, буквально рядом, с такой силой шарахнул гром, что даже Егор пригнулся. А дети от страха снова заревели на два голоса.

Егор растерянно оглянулся – что делать? Звонить в полицию? В МЧС? Но пока они приедут… к тому же в такую грозу у них дел!..

Он приложил обе руки к двери на манер рупора и крикнул:

– Эй! Перестаньте реветь! Слушайте меня!

Рёв прекратился.

– Старший! – сказал Егор. – Ты меня слышишь?

– С-с-слышу… – ответил детский голос.

– Хорошо. Подойди к окну. Чтобы я тебя видел. Ты понял?

– Д-да… Но ак-окно… ра-разбито…

– Разбито?

– Д-да…

– Ладно. Сейчас посмотрю…

И Егор побежал вниз по лестнице, выскочил под проливной дождь во двор. Только теперь он увидел, что натворила и продолжает творить гроза. Низкие чёрные тучи терзали деревья. Весь двор был завален каким-то мусором и сломанными ветками. По детской площадке и бывшему катку, превратившемуся в сплошную лужу с пузырями, ветер катал пустое мусорное ведро и ржавую бочку. На улице потоки воды несли к Волге не только грязь и цветы из палисадников, но даже доски с ближайшей стройки. Какая-то собака, выпучив глаза, плыла в этом потоке незнамо куда. Егор сунул два пальца в рот и свистнул. Собака свернула в его сторону, быстрее заработала лапами и выскочила, наконец, из воды. Это оказался довольно крупный пегий пёс неопределенной породы с лобастой головой. Радостно виляя мокрым хвостом, он подбежал к Егору и старательно отряхнулся – так, что брызги окатили Егора с головы до ног. Хлюпая ногами по воде, Егор, мокрый насквозь, отошёл от парадного и увидел на третьем этаже окно, в котором ветер раскачивал разбитую оконную створку. За ней виднелась макушка пятилетнего малыша, выглянуть в окно мальчик, наверно, боялся.

Что было делать?

Ещё одна молния разорвала тучи где-то сбоку, над Волгой, и туда же переместился гром. Но он был такой силы, что даже пёс присел на задние лапы и поджал хвост, и опять детский рёв послышался из разбитого окна.

Егор посмотрел на стену своего дома. Дождь хлестал по её бетонным плитам, водосточная труба не справлялась с потоком воды с крыши, вода катила прямо по стене. Зато труба проходила по этой стене рядом с отворённым окном на третьем этаже.

Егор вздохнул и как был, в мокрой майке, спортивных трусах и промокших кроссовках, обнял эту трубу руками и подёргал – держится ли. Вроде держится.

А там, наверху, продолжали плакать дети. Егор решительно стал карабкаться вверх.

Глядя на него, пёс тревожно залаял – то ли отговаривал, то ли подбадривал, неизвестно.

Наверно, подняться по сухой трубе было бы не так уж трудно. Но по мокрой, гудящей потоком воды изнутри и со струями воды снаружи, – это совсем другое дело. Ливень хлестал по спине и затылку, вода, которая текла по трубе, заливала руки и ноги так, что они скользили, но Егор продолжал упорно карабкаться вверх. С каждым рывком труба становилась более зыбкой, и никто – ни Егор, ни пёс – не знали, выдержит ли она Егора или оторвётся от стены. Где-то посреди этого подъёма он ощутил опасную шаткость этой трубы и посмотрел вниз. Ещё вполне можно спрыгнуть…

Но тут снова раздался гром, и наверху снова заголосили испуганные дети. Егор рванул вверх. Теперь это было соревнование в скорости – то ли Егор успеет добраться до третьего этажа, пока труба не отвалилась от стены, то ли, наоборот, труба опередит Егора, отвалится первой и вместе с ним грохнется на землю.

Не знаю, какое чудо свело это соревнование в ничью. Когда Егор наступил ногами на крепёжный обруч трубы, двумя металлическими клиньями удерживаемый в стене, а левой рукой ухватился за подоконник окна на третьем этаже, – труба заскрипела, и крепёжные клинья стали выходить из бетона.

Егор замер, всем телом прижимая мокрую трубу к мокрой стене.

Под его ногой стальной клинышек крепёжного обруча уже наполовину вышел из бетона. Если он вывалится окончательно – и трубе, и Егору конец!

Наверно, это было ясно даже псу, который заметался внизу под трубой и стал лаять, не переставая.

Егор закрыл глаза. Через боль, через кровь, через «не могу»!

Медленно, очень медленно он стал одной левой подтягивать своё тело вверх по трубе.

Ливень продолжал сечь ему спину и затылок. «Живой» клин трусливо дрожал под левой ногой. Или это нога, ещё помня своё недавнее бессилие, трусливо вздрагивала на зыбком клинышке?

Теперь вертикально, строго вертикально, чтобы трубу не сдвинуть вбок, подтянуть по ней ноги и хотя бы одной ногой опереться на чёрный шов меж бетонными плитами.

Снова молния и гром, но плевать на них!

Есть! Левая нога – молодец! – нащупала жёсткий упор не то шва, не то щербины между бетонными плитами! Правую ногу – к ней! Труба заскрипела, клин вывалился из бетона и улетел вниз. Скорей правую руку к подоконнику!

Егор оттолкнулся правой рукой от закачавшейся трубы и успел ухватиться за подоконник двумя руками, когда труба, скрипя, отошла от стены, переломилась и полетела вниз, грохнулась оземь рядом со взвизгнувшим и увернувшимся псом.

Грохот упавшей трубы разбудил кого-то из соседей. Полуголый мужик выглянул из окна четвёртого этажа, увидел упавшую трубу и покачал головой. Но Егора, распластанного на стене под окном третьего этажа, ему, конечно, не было видно. Мужик почесал волосатую грудь и скрылся.

Егор стал медленно подтягиваться, держась двумя руками за оконную раму.

И когда казалось – всё, он уже подтянулся, – ветер рванул и разбитая створка окна изо всей силы саданула по его левой руке. Егор стиснул зубы от боли. Через боль, через кровь – последний рывок!

Грудью упав на подоконник, он почувствовал, как порезался разбитым стеклом, и совсем близко, прямо перед глазами, увидел наконец двух зарёванных малышей. Это были те самые мальчики…

– Дядя, у тебя кровь… – сказал ему старший.

– Какой я тебе дядя? – ответил Егор, отжался на подоконнике и спрыгнул на пол. Левая рука ныла после удара, а на груди действительно был кровавый порез. Егор зажал его правой рукой и сказал детям: – Это ерунда. Главное, запомните на всю жизнь: по вере вашей да будет вам! Понятно?

– Н-нет… – честно сказал старший.

– Это значит: насколько веришь, на столько и сбудется. То есть, через боль, через кровь, через «не могу» – нужно верить и побеждать! Ясно?

– Н-ну, д-да… – сказали дети.

– Вот и хорошо. А теперь показывайте квартиру. Где-то же должен быть ключ!

Тут Егор поднял глаза и увидел, что осматривать нечего – это была точь-в-точь такая же квартира, как у него с братом и мамой. Даже кровать у этих малышей такая же, как у него с Витей, – двухэтажная. Правда, в углу вместо письменного стола и компьютера – детская шведская стенка и гора игрушек. Зато над кроватью висел такой же портрет Ивана Ткаченко, а вот плакатов Брюса Ли и Джеки Чана не было.

И с этого портрета Ткаченко смотрел на Егора вполне уважительно.

– Пошли, – сказал Егор старшему мальчику. – Тебя как звать?

– Витя, – сказал мальчик.

– Иди ты! – изумился Егор. – Так не бывает!

– Как не бывает? – не понял мальчик. И напомнил: – У тебя кровь.

Но Егор и теперь не обратил на это внимания.

– А ты? – сказал он младшему мальчику. – Ты Егор?

– Нет. Я Серёжа.

– Ну, слава богу! – облегчённо сказал Егор и уверенно пошёл в ванну, промыл рану на груди.

Оба мальчика, забыв о слезах и грозе, смотрели на него во все глаза. А Егор нашёл в шкафчике йод и, морщась, смазал свою рану. После этого вымыл руки и снова сказал старшему:

– Вот так, Витя. Ты запомнил? Через боль, через кровь, через «не могу». Запомнил?