Пробуждение силы. Уроки Грузии – для будущего Украины - Михаил Саакашвили

К сожалению, новая судебная система через какое-то время «сдулась». Не прошло и полугода после начала реформы, как начался экономический кризис и судьям перестали платить зарплату. Они месяцами сидели без денег, на них давила полиция и прокуратура. Некоторых судей шантажировали. Многие ушли, а остальные «легли» под систему.

Это единственная реформа, которую мы потом не смогли провести заново. Потому что она была дискредитирована. И это урок для Украины. Когда ты делаешь современную патрульную службу, и на этом останавливаешься, то ее очень скоро съест старая система.

И все же я считаю нашу судебную реформу первой правильной реформой на всем постсоветском пространстве, возможно, за исключением Эстонии. Такой радикальной реформы ни в одной сфере нигде в бывшем СССР не проводили. Президент Всемирного банка Вулфенсон пригласил меня читать лекции в Вашингтоне, где торжественно меня представил и сказал, что мы провели лучшую судебную реформу в мире. Я стал мировой звездой и пребывал в эйфории. А у кого в 29 лет лет от таких похвал не закружилась бы голова? Но на самом деле эта реформа потерпела крах из-за отсутствия политической воли.

Грузинские суды до сих пор в очень плохой форме. Так случилось, что мы потом реформировали все остальные государственные системы. Но судебная реформа была дискредитирована и поставленной цели не достигла. Чтобы провести ее заново, в Грузию надо приглашать иностранцев. И судьями назначать иностранцев.

В этом я вижу единственный выход. То же самое касается Украины. Назначать министрами иностранцев, я считаю не лучшей идеей, но вот судей, наверное, стоит, в том числе и этнических украинцев из других стран. Да пусть это будут хоть англичане. Так даже лучше – полностью независимые, с высокими зарплатами.

Первый урок, который должна извлечь из этого Украина, заключается в том, что нельзя делать реформы для ширмы, нельзя делать половинчатые реформы, нельзя делать реформы только одной системы. Можно начать с одной системы, но сразу перейти на вторую, третью. Невозможно реформировать маленький островок. Невозможно очистить маленькую часть моря. Очищать нужно все. Если ты проводишь реформу для вида, чтобы «продать» иностранцам, чтобы бросить «кость» реформаторам внутри страны, а сам ничего менять не хочешь, то все это вернется бумерангом. Система погибает, идея реформ дискредитируется, ты выигрываешь какое-то время, а потом оказываешься один на один с реальностью – время утеряно.

Второй урок я продемонстрирую на примере новой украинской полиции.

Думаю, ее просто затопчут. Я езжу по Одессе и вижу этих полицейских. У них ужасные здания, их не кормят, они вынуждены сами покупать себе шаурму или сэндвичи. Так долго не может продолжаться. Это важные детали. В Одессе им платят 8—10 тысяч гривен. Из Киева привозят в большом количестве офицеров, вынужденных вчетвером ютиться в одной комнатке, да еще и из своей зарплаты платить за это жилье. Так они долго не продержатся. Плюс они вынуждены работать бок о бок со старыми коррумпированными кадрами. Они выезжают из города и сталкиваются со старым ГАИ, у которого совершенно иной подход к работе и иные источники доходов. С одной фуры гаишник может получить больше, чем полицейский зарабатывает за месяц. У новых денег недостаточно, у старых – больше, и власть пока у старых еще есть.

Чтобы довести реформу до конца, нужно перестать красть, реформировать фискальную систему. Фискальная система должна высвободить достаточно денег, чтобы повысить зарплату, построить нормальные здания, а не кое-как отремонтировать старые. Мы в Грузии все время создавали для людей перспективу, повышали зарплату, кормили, давали премии, показывали их с лучшей стороны – и все время продолжали реформирование других систем. К одной реформированной системе сразу же добавлялась другая, третья.

Эка Згуладзе очень точно сформулировала это на Кабмине: проблема острая, лавина коррупции все снесет.

В мой первый срок в парламенте мы активно сотрудничали с неправительственными организациями – например, с Обществом защиты прав землевладельцев. Его возглавлял Вано Мерабишвили, который после Революции роз стал министром внутренних дел и премьер-министром Грузии.

Шеварднадзе нам почти не мешал. На законы в Грузии никто не обращал внимания ни в советское время, ни в первые постсоветские годы. Зачем? Законы принимаются для лохов, страна живет в другом, параллельном измерении, которое не имеет ничего общего с законностью. Подумаешь, какие-то ребята пишут какие-то законы и проводят через какой-то комитет… Депутаты и чиновники заметили нас лишь после того, как поняли, что процессуальные законы, которые мы принимаем, влияют на работу исполнительной власти. Полиция работала грязно – кого-то ни за что арестовали, кого-то избили, кого-то выкинули из окна участка. Всякий такой скандал – а они происходили регулярно – был для нас поводом инициировать новые законы, которые усложняли бы жизнь чиновникам. Тогда они поняли, что это серьезно: тебя могут показать по телевизору как нарушителя закона.

Постепенно мы перетягивали на свою сторону гражданское общество. Несколько молодых журналистов были дружественно настроены к нам с самого начала. А 1998 году возник первый в Грузии независимый телеканал с серьезным подходом к делу. Канал «Рустави 2» принадлежал бизнесменам из этого провинциального города. Вскоре власти почувствовали угрозу и его отобрали. Тогда владельцы «Рустави 2» обратились ко мне за помощью. Я взялся за это дело, и Жвания меня поддержал. Мы нажали на судей и канал отстояли. Потом мы помогли отбить еще одну попытку отнять «Рустави 2». Канал начал вещать на всю страну. Туда перешли работать молодые журналисты из честных газет. В 2000–2001 годах он стал самым популярным и по-настоящему влиятельным. Интернета тогда не было, а газеты были малотиражными, люди их почти не покупали. Поскольку остальное телевидение было низкопробным, первый независимый телеканал захватил все телевизионное пространство.

В 2000–2001 годах на «Рустави 2» начали выпускать программу-расследование «60 минут», в которой в пух и прах разносили Шеварднадзе и его ближайшее окружение. Передача выходила каждую субботу. В это время жизнь города замирала. Из каждого окна были слышны позывные «60 минут», все стремились посмотреть очередной выпуск.

Когда Шеварднадзе осознал угрозу, он договорился с российским олигархом Бадри Патаркацишвили, чтобы тот создал канал-конкурент. Партнер Патаркацишвили Березовский сбежал от Путина в Лондон, и ему тоже нельзя было оставаться в Москве. Он договорился с Шеварднадзе, что создаст канал, который будет защищать власть от «Рустави 2», и переехал в Грузию.

Патаркацишвили вложил в свой канал «Имеди» огромные деньги. Ему удалось отобрать часть аудитории у «Рустави 2», но догнать лидера на том этапе не получилось.

В 1997 году гражданское общество объявило меня человеком года (в 96-м это звание присвоили Жвании). Что это означало, никто не знал. Но то, что ты человек года, ощущалось сразу. В те времена главный национальный канал транслировал заседания парламента, и люди это смотрели. Парламент был резко контрастным. Реформаторов там было даже меньше, чем в нынешнем украинском парламенте, но мы захватили в парламенте лидерство. Будучи в абсолютном меньшинстве, при нейтральном отношении Шеварднадзе, мы во многом заправляли этим парламентом. Мы начали проталкивать законопроекты и монополизировать трибуну. Мы были намного умнее и моложе наших противников – нам было по 25–27 лет.

Контраст был очевиден. В 1998 году на первой полосе The New York Times вышла восторженная статья, автор которой предсказывал, что я стану президентом Грузии. Шеварднадзе настолько огорчился по этому поводу, что пару раз во всеуслышание злобно пошутил на эту тему. И это запомнилось народу: Шеварднадзе меня боится.

Лидерами этого парламента были Жвания и я. Нас так с самого начала и называли: команда Жвании – Саакашвили. Формально я был всего лишь председателем комитета, но я был самый активный. И мы со Жванией начали перетаскивать к себе депутатов.

Когда Жвания убеждал меня участвовать в выборах, я сразу его предупредил, что к Шеварднадзе отношусь скептически. Меня так воспитывали, что я с детства очень не любил все коммунистическое и советское. Жвания попросил меня не распространяться об этом, тем более что дело я буду иметь с ним, а не с Шеварднадзе.

Шеварднадзе несколько раз собирал руководителей парламентских комитетов, но я под разными предлогами уклонялся от встречи. Видимо, это заметили, и меня пригласили к нему лично. Встреча продолжалась не долго, потому что я вдруг начал почти непрерывно чихать и кашлять. У меня была натуральная аллергия на этого человека. После этого мы почти не виделись. Когда Шеварднадзе уходил в отставку, он встретился со мной, Жванией и Бурджанадзе. «Нино, как ты могла так со мной поступить, ты в детстве сидела у меня на коленях, я дружил с вашей семьей, – сказал он и продолжил, уже обращаясь к Жвании. – Зураб, я привел тебя в политику, я тебя сделал человеком, как ты мог это сделать со мной?» Потом он повернулся ко мне и сказал: «К Мише у меня претензий нет, мы всегда друг друга недолюбливали и никогда не были близки».