Преданный служитель Церкви. О церковной и общественной деятельности митрополита Питирима (Нечаева) - Евгений Полищук

Нас часто посылали ездить по епархиям для сбора материалов о церковной жизни. Мы снимали храмы, монастыри, богослужения архиереев, иконы в музеях и храмах, накапливался самый разнообразный материал. Что-то из этого шло в книги, что-то в Журнал. Многие материалы никуда не шли и просто откладывались – думаю, и до сих пор собрание фототеки включает в себя множество никогда не использованных фотографий, которые были сделаны во времена Владыки Питирима. Конечно, тогда были возможности оплачивать командировки, оплачивать работу хороших фотографов. Ведь все это стоило очень дорого – и пленка, и бумага, да и «Кодак» в то время не каждое издательство имело. У нас работали журналисты-фотокорреспонденты из ТАСС и АПН, многие люди, лица которых мы потом видели на экранах телевизоров, прошли через наше Издательство. В то время те, которые не хотели работать на советскую пропаганду, шли в церковные структуры и попадали или в ОВЦС, или в Издательский отдел (тогда в Русской Церкви только и были эти два отдела). Многие из светских журналистов и ученых в той или иной форме работали в нашем Издательстве – здесь они зарабатывали какие-то деньги и в то же время, имея настоящее образование, поднимали уровень Журнала. Конечно, им было труднее входить в церковную тематику, – обычно на это требовалось несколько лет, зато потом они давали для Журнала множество серьезных работ.

«Журнал Московской Патриархии» иногда упрекали, что он не очень интересен; но я думаю, что если бы на месте Владыки Питирима был другой человек, то многие наши проекты просто не осуществились бы. Потому что у него были налажены хорошие контакты со всеми, он умело подходил ко всем вопросам, а потому все-таки печатались и богослужебные книги, и «Богословские труды»; регулярно выходил и «Журнал Московской Патриархии». Но когда на Синоде с него требовали, чтобы было больше молитвословов и Евангелий, Владыка только улыбался и говорил: у нас ограниченные фонды по бумаге – сколько нам государство выделяет, столько мы и издаем. А выделяли тогда буквально крохи: 200 тонн бумаги на все религии Советского Союза, и надо было эти 200 тонн разделить по всем конфессиям и по всем религиям, так что Издательству оставалось немногое. Так, при каждом издании Библии – а это был все же особый случай – вопрос о выделении бумаги на печатание решался на очень высоком уровне и тиражи разрешались не очень большие. Себестоимость книг в советское время была невысокая – например, одна Библия обходилась что-то около рубля – в продаже, конечно, она была намного дороже, но Владыка старался, чтобы она продавалась не дороже 30 рублей (правда, храмы могли делать свою наценку).

Конечно, монопольное положение Издательства в экономическом отношении способствовало его процветанию. У нас были средства для того, чтобы содержать большое количество сотрудников. Поскольку я тоже занимался кадрами, то помню, что по списку у нас работало около 900 человек (хотя не все из них были оформлены в штат). Конечно, имелись большие проблемы с их профессиональной подготовкой – ведь в то время ни Академии, ни светские вузы не готовили ни церковных журналистов, ни церковных редакторов. Поэтому Владыка брал этот подвиг на себя и все старался из нас, простых семинаристов, из которых многие и пришли-то не для издательской карьеры, а чтобы стать священнослужителями, – сделать профессиональных работников.

Он приглашал к нам известных мастеров устного слова – помню, приходил чтец-декламатор Д. Н. Журавлев и читал нам лекции по основам ораторского искусства. Владыка приглашал известных писателей, которые занимались с нами литературным русским языком, потому что, к сожалению, у русских людей всегда самое слабое место – литературный язык. Приглашал и опытных светских фотографов и пишущих журналистов, которые с нами беседовали и учили, как надо обрабатывать тот или иной материал, как сделать его интересным. Словом, Владыка всячески старался подтянуть нас до соответствующего уровня в журналистике.

Поэтому скучать не приходилось, работа была всегда интересной, много работали в архивах, в первую очередь в архивах Санкт-Петербургской, Московской, Казанской, Киевской духовных академий, знакомились с рукописями как студентов, так и преподавателей. Интересного материала было очень много, мы отыскивали работы, которые не успели выйти в свет до революции, а после об этом не могло быть и речи. Мы их обрабатывали и давали и в «Богословские труды», и в «Журнал Московской Патриархии».

Владыка рос в большой семье, у него было много братьев и сестер и он, конечно, рассказывал о своем детстве, об отце. Помню, отец Иннокентий очень уважал маму Владыки Ольгу Васильевну – даже его исследования о святой княгине Ольге были как-то связаны с ней, поскольку она носила имя этой святой[1]. Интересно отметить, что у мамы митрополита было имя Ольга, у отца – Владимир, у самого Владыки светское имя – Константин, т. е. в этой семье все небесные покровители – благоверные князья и княгини, очень знаменитые, важные для православной Церкви люди.

По словам архимандрита Иннокентия, мама Владыки Питирима, когда его вынашивала, видела сон, и в нем ей явился Патриарх Тихон и вручил цветок лилии, сказав: береги этот цветок. И она так и подумала, что ее Костя будет особым человеком, что от нее, может, даже родится преемник Святейшего Патриарха Тихона. В целом этот сон, я думаю, был вещим, если учесть, каким важным для Церкви человеком стал ее сын: и скончался в сане митрополита, и как издатель сделал для Церкви очень многое, притом в те времена, когда сделать это было очень не просто. Ведь он три десятка лет возглавлял Издательство, а редакцию небольшого по объему Журнала преобразовал в современное громадное Издательство. И не его вина в том, что в конце 1994 года он был освобожден от своей должности, да и Издательский отдел прекратил свое существование. Полагаю, что этого потребовало время, поскольку в стране шли уже глубокие политические и экономические преобразования, требовались другие подходы и методы в осуществлении издательской деятельности. К тому же возможность выпускать церковную литературу обрели и другие издательства, поэтому острой необходимости в большом церковном издательстве уже не было. Были, вероятно, и другие причины, но как бы то ни было, что случилось – то случилось.

Владыка Питирим дружил с очень многими интересными людьми: так, в Издательстве можно было увидеть и академика Б. В. Раушенбаха, и академика Д. С. Лихачева – они были его друзьями, бывали у него на богослужениях, беседовали с ним на различные темы – и богословствовали, и философствовали. Как-то Дмитрий Сергеевич пришел в Издательство в день памяти его мамы, и Владыка Питирим в домовом храме Издательского отдела во имя преподобного Иосифа Волоцкого служил панихиду. Я часто бывал на службах с митрополитом – и в качестве иподиакона, и в качестве иерея, но другого такого богослужения я не помню: в храме ощущалась какая-то особая атмосфера, как в воздухе перед грозой – это была атмосфера духовности, поскольку и сам академик Лихачев был человеком высокой духовности, и, конечно, духовным человеком был Владыка Питирим. То было незабываемое богослужение.

Какая-то информация доходила до нас и о том, о чем Владыка беседовал с академиком Раушенбахом. Как правило, они обсуждали научные вопросы, например, можно ли на иконах изображать облака. Раушенбах доказывал, что нельзя, поскольку облака – это атмосферное явление. А Владыка Питирим возражал, что облака на иконах – это не те облака, которые мы видим на небе и из которых идет дождь, – это совершенно другие облака, о них говорится в Священном Писании и они всегда связаны с какими-то Божественными явлениями, с проявлением Божественной энергии.

Вообще я думаю, что многие ученые, приходившие к Владыке и беседовавшие с ним, укрепляли свою веру; после таких бесед и своих встреч с ним они считали себя его духовными детьми. И многие начинали сотрудничать с нами: конечно, они не могли печатать статьи под своими настоящими именами, приходилось использовать псевдонимы, но это были очень интересные статьи, особенно на исторические темы – они имели высокий научный уровень.

Владыка Питирим хорошо знал и любил старцев, которые еще оставались в СССР, несмотря на все гонения. Он поддерживал с ними отношения с неизменной внимательностью, всегда относился к ним бережно, с любовью. И я помню, как во время какого-то официального визита в Грузинскую Православную Церковь, в котором он участвовал и днем был очень занят, он даже ночью специально поехал, чтобы встретиться с Владыкой Зиновием, побывать у него в келье, взять благословение. Он много раз бывал в Караганде, где после ссылки остался жить преподобный Севастиан, брал с собой и отца Иннокентия. И я видел фотографии, где они оба сидят за столом рядом со старцем. Я думаю, что и весь жизненный путь отца Иннокентия определился влиянием и воспитанием Владыки Питирима, – и то, что он из простого семинариста стал богословом и церковным ученым, и то, что он тоже любил старцев, любил молитву, стремился к этой молитве и старался воплотить в своей жизни высшие достижения Православия – традицию исихазма. А ведь традиция эта включает в себя настоящий молитвенный подвиг – не просто некое посильное дело, а именно серьезный и тяжелый труд.