Маршал Жуков: Опала - Владимир Карпов

Наладил прямую связь с Жуковым. Выявил, что немецкий штаб (ОКВ) ведет радиосвязь открытым текстом (не зевайте, мол, подслушивайте).

У Трусова уже появился самолет, которым он посылает объемные документы Жукову.

В следующей шифровке Николай Михайлович доносит о том, что ему удалось выяснить в отношении флота.

«Маршалу Советского Союза

товарищу Жукову.

Докладываю:

1. …установлено, что немцы передали союзникам… всего в зоне от Кильского канала, включая Данию, 2600 сухопутных самолетов и 66 гидросамолетов.

Документы о переданных союзникам самолетах высылаю самолетом.

2. …после капитуляции англичане захватили в водах Балтийского моря и Северного моря следующий немецкий флот: крейсеров легких и тяжелых 9, миноносцев 12, подводных лодок 195 (далее идет перечисление многих видов кораблей). Всего 258 единиц боевых кораблей. Кроме того, торговых судов 951 единица.

Документальные данные по морскому флоту высылаю…

По данным, полученным из бесед с американскими и английскими офицерами, англичане не намерены выделять Советскому Союзу какую–либо долю из военного и торгового морских флотов.

Американцы не возражают против выделения Советскому Союзу определенной доли морских сил Германии…

(Далее сообщается о препятствиях, которые чинят союзники работе представителям советской комиссии. Поскольку в числе препятствующих и сам Эйзенхауэр, Трусов просит Жукова вмешаться).

Генерал–майор Трусов ».

Николай Михайлович не без удовольствия вспоминает ту горячую работу и ему, действительно, есть чем гордиться: за несколько дней, во враждебном окружении гитлеровцев и при недоброжелательном отношении англичан, он со своими офицерами сумел проникнуть, во все сферы, где находились интересующие Жукова и Сталина сведения.

Его донесения печатаются в строго ограниченном количестве экземпляров и рассылаются только. Сталину, Молотову, Жукову, Булганину, Берия, Антонову (последний был тогда начальником Генерального штаба).

Улыбаясь каким–то своим невысказываемым мыслям, Трусов продолжал рассказ:

— Для того, чтобы как–то парализовать деятельность правительства Деница, хотя бы нашим присутствием, и выяснить некоторые необходимые мне вопросы, я попросил генерала Форда дать мне возможность поговорить с адмиралом Деницем. Бригадный генерал Форд всячески противился моей встрече с Деницем. Дениц якобы все изложит по общей просьбе трех представителей на бумаге и копию этой бумаги англичане передадут представителю каждой стороны. Я настаивал на том, чтобы встреча с Деницем состоялась. После долгих проволочек и многих попыток отговорить меня от встречи генерал Форд все же свел меня с Деницем при условии, что я не буду вести протокол допроса, а выясню у него только некоторые вопросы, касавшиеся деятельности его как главы правительства, составленного по завещанию Гитлера от 29 апреля 1945 года.

В сопровождении нашего полковника В. И. Смирнова и бригадного генерала Форда я вошел в кабинет Деница. Кабинет был большой, старинная строгая деревянная мебель, на стене портрет Гитлера. При нашем появлении Дениц встал из–за стола и пытался приветствовать нас традиционным жестом гитлеровцев. Но увидев наши недовольные лица, как–то неловко опустил руку и показал ею на стоящие вокруг стола стулья.

— Николай Михайлович, опишите, пожалуйста, внешность Деница, — попросил я, движимый своим писательским любопытством.

— Дениц был в форме адмирала. Ему исполнилось 53 года, выглядел свежим, подтянутым военным человеком, среднего роста, приглаженные волосы, с сединой на висках. Взгляд Деница не был сосредоточенным, глаза его бегали, и была заметна какая–то неуверенность в его жестах, хотя внешне он держался спокойно.

Я спросил Деница о составе его правительства. И как вы понимаете, Владимир Васильевич, меня интересовал не столько его сегодняшний состав, а куда делись те, кого предназначал включить в него Гитлер в своем завещании. Мне уже было известно, что тех главарей, которых назвал фюрер, в правительстве нет.

Где же они?

О деятельности своего правительства Дениц отвечал неохотно, правда, назвал полный его состав и много говорил о трудностях при его формировании, потому что лиц, которые были указаны в завещании Гитлера, не оказалось на месте.

Я спросил: «Почему не включены в состав правительства во Фленсбурге Борман и другие руководители рейха?» Дениц заявил, что он неоднократно пытался установить местонахождение этих лиц, в том числе и Бормана, пытался наладить с ним связь, но успеха не имел. Далее Дениц сказал, что к нему приходил Гиммлер и предлагал свое сотрудничество, просил быть вторым лицом. Гиммлеру он отказал, и тот ушел, не сказав, куда направляется.

В течение всей «аудиенции» Дениц не спускал глаз с бригадного генерала Форда, как бы дожидаясь одобрения его ответов на мои вопросы. Я ушел от Деница с полным подтверждением ранее сложившегося мнения о том, что адмирал Дениц находился на службе у англичан, он знал о предстоящем роспуске его правительства и о том, что его лично ожидает: видимо, англичане информировали Деница и его окружение о предстоящих мероприятиях союзников.

Я понимал: пока у Деница и Йодля существует опора на реальную вооруженную силу, проведение нашей операции может не состояться. Поэтому я стал настоятельно требовать выполнения союзниками положений, зафиксированных в акте о безоговорочной капитуляции гитлеровцев, то есть разоружить их воинские части и корабли здесь, во Фленсбурге. После настойчивых и неотступных наших требований английская сторона все же приступила к разоружению фашистов.

Это уже создавало более благоприятные условия для осуществления нашей задачи. Стали вырабатывать план действий по выполнению операции, возложенной на все три группы союзников. И тут опять генерал Форд начал процессуальные выкрутасы, он заявил свое несогласие проводить арест и вообще упоминать этот термин, он предлагал считать пленными Деница и его приближенных, или же называть их интернированными. Но я настаивал на аресте и по форме, и по существу, так как нет уже боевых действий и пленными членов правительства называть нельзя, мы осуществляем именно арест за незаконное их действие, за нарушение достигнутой союзниками договоренности в отношении Германии.

Кроме того, наша делегация настояла на том, чтобы арест провести одновременно, по утвержденному нами списку. А надо сказать, список был немалый — в него мы на совместном заседании включили более двухсот крупных нацистов. Наконец мы обо всем договорились, арест был намечен на 23 мая 1945 года, операция проводится одновременно, по всем известным нам адресам.

Ночью, 22 мая, когда все было подготовлено для–свершения заключительной и решающей части акции, Трусов послал шифротелеграмму:

«Особо важная

Маршалу Советского Союза товарищу Жукову

Докладываю:

Операция по вопросу ареста правительства Деница и штаба верховного командования германских вооруженных сил (ОКВ) намечена 23 мая…»

Далее излагается, как будет проводиться и обеспечиваться операция. А я хочу обратить внимание читателей на то, что генерал Трусов не только выполнял прямое поручение Сталина и приказ Жукова — «об аресте правительства Деница», но по своей инициативе еще прихватил и весь штаб верховного командования Германской армии. Я подчеркиваю «весь штаб», чтобы и зародыша для воскрешения не осталось. Поэтому в донесении сказано, что будет арестована не только основная часть этого штаба (60%) во Фленсбурге. «Часть штаба верховного командования (ОКВ), находящаяся в Берхтесгадене, будет охвачена теми же мероприятиями и аресты там должны быть произведены одновременно».

И еще нашел себе дополнительные хлопоты энергичный генерал, о чем так же сообщает:

«Наши предложения о создании комиссии и об учете архивов приняты».

Напомню важность этой заботы об архивах только тем, как они пригодились на Нюрнбергском процессе, а не прояви инициативы генерал Трусов, многие из эти очень важных документов могли быть уничтожены гитлеровцами или просто утеряны после ареста немецких работников штаба.

Приближаясь к решающим событиям в своем рассказе, Николай Михайлович немного заволновался, щеки его зарумянились, в голосе появилась (не знаю, будет ли это определение точным) своеобразная «детективная» хрипотца. Но если в детективных фильмах это делается для того, чтобы вызвать чувство опасности, то у Николая Михайловича это происходило непроизвольно, без умысла создать напряжение, он действительно переживал, не создавая никаких искусственных эффектов.

— В решающий день, а вернее, ночь у меня возникли большие затруднения. В моей группе двадцать пять человек, арест будут проводить английские солдаты и офицеры. Для того, чтобы осуществить контроль и проявить настойчивость, если таковая потребуется, я распределил своих офицеров в английские группы и соответственно их проинструктировал.