В тени желаний (сборник) - Евгения Чепенко

В квартире было темно, она провела меня в зал, тусклый уличный свет проникал сквозь распахнутые шторы. Я прижал ее спиной к стене, опершись обеими руками по бокам от лица. Хотелось растянуть удовольствие. Под ладонями еле заметно выступал бумажный рисунок. Я медленно склонился и снова поцеловал. И снова все существо затопили ее и мои эмоции. Яркие, жгучие. Я перенес тяжесть тела на одну руку, вторую оторвал от стены и осторожно провел кончиками пальцев по лицу, шее, по шершавой крупной вязке ткани свитера, скрывающего грудь. Прижал ладонь к сердцу, закрыл глаза, ощущая каждый удар. Не выдержал, выдохнул в голос. Настины бабочки запорхали в странном диком хороводе.

Я оттолкнулся от стены, спустил мокрое пальто с ее плеч, за ним последовал свитер, влажная юбка. Ее смущало, что я не раздеваюсь. Я не хотел пока. Мне нужно больше, дольше, иначе…

Перенес ее на диван. Касаться хрупкого тела со столь ярким сильным духом было неимоверно восхитительно, восхитительно до боли в костях. Я знал ее желания и последовательно потакал им, выбирая из сумятицы мыслей самое верное на данное мгновение. Слушал, как из ее горла вырываются неосознанные хрипы. Девушка почти мурчала, извиваясь под моими ласками. Наконец, я позволил ей раздеть себя. Позволил себе удовлетворить ее человеческие инстинкты. Она шептала мое имя, кричала мое имя. Мое истинное имя. Я улыбнулся. Я знал, что отныне стал зависим. Зависим от нее. Знал, что ничто сущее не убьет светлых бабочек ее души. Я не позволю.

Жизнь-и-Смерть

Совсем старая миниатюра. Немножко жутковатая. Ограничение по возрасту: 14 лет.

В каждом городе есть набережная с ржавыми стальными перилами и серым асфальтом. Над головой кружат и дико визжат чайки. Ветер завывает в ушах и поднимает полы плаща. Серое небо нависает над головой, как кусок старой грязной ваты. Привычная осень. Привычный город. Человек в черном привычно стоит, опершись о перила и всматривается в воду.

Когда-то человек был мальчиком, маленьким и безобидным, любил своих маму, папу и брата… Пожалуй, брата более всех. Мама пахла ванилью и пекла яблочные пироги. Брат ходил в школу. Папа был личностью неординарной. Художник-авангардист. Кто знает, что за человек такой? Мальчик знал. Вечно пьян и рисует на стенах.

Малыш не водил к себе друзей, потому как в коридоре папа нарисовал мужчину с раздвинутыми ногами, а между ног изобразил телевизор. А потом в зале появились обнаженные женщины. На кухне все те же плоды нестандартной фантазии. Мама гладила сына по голове и объясняла, как должно быть на самом деле. И мальчик понимал, потому что он любил маму, папу и брата. Потом родители развелись. Папа кричал, что старшего сына она не заберет. Так мама и мальчик стали жить вдвоем, теперь друзья приходили к нему часто.

Мальчик вырос и стал юношей. Он все так же любил маму, только теперь еще любил черную одежду, кровавые фильмы и сложную музыку. Папа был художником и юноша им стал, только он не рисовал. Он сочинял песни и играл их, пел охрипшим и срывающимся на визг голосом, ставил спектакли, где обезумевшие люди избивали друг друга до полусмерти, а потом занимались сексом. Это было его творчество, его стихия. Его занимала смерть. А мама его просила получить образование. Юноша получил два. Он стал актером своих постановок и режиссером своих постановок. Где-то в сугробе умер его папа-художник, а в клинике от передозировки брат-художник.

Юноша стал мужчиной. Его поглотила смерть и кровь. Он больше не прятался, пришел новый век, всем стало интересно умирать и смотреть на смерть, на кровь, на секс.

Он встретил девушку. Она была на десять лет его младше и носила все белое. Он снимал ее в своих фильмах. Она пила кровь, но в ее руках кровь была вином. Она пела с ним песни о тьме, а в глазах сиял свет. И тогда мужчина понял одну вещь — он живой. И он не похож на своего папу и на своего брата.

А потом у него родился сын. Сын похож на ангела. и он одет во все белое. А мужчина так и носит все черное снаружи — для других, а в душе — свет для семьи и для мамы, которая когда-то не отдала маленького мальчика.

Сумерки поглотили набережную. Мужчина все глядел на воду, растворяясь в темноте. В кармане затрещал телефон. Мужчина улыбнулся и приложил трубку к уху. Детский голос зазвенел в тишине:

— Папа!..

Наигралась

Она привыкла играть с парнями, однако рано или поздно все меняется… Добрая миниатюра о любви.

Покачалась на своих обожаемых десятисантиметровых каблуках. Скучно. Пустой коридор девятки. Кругом пары. Вынула телефон из кармана, проверив в очередной раз время. И вот стоило вставать в шестом утра ради того, чтоб попасть в пробку, опоздать на двадцать минут и провести полтора часа на подоконнике? Прелестно. Снова покачалась на каблуках. Надо чем-нибудь заняться. Задумалась. Игрушки на телефоне — не мое. Все, во что я когда-либо играла, — это Quake. Прошла за две недели, наградила себя замечательными снами и больше не подсаживаюсь ни на одну хотя бы отдаленно похожую муть.

На лестнице послышались мужские голоса. Два студента, на вид курс четвертый, появились в дверях, дружно свернули головы в мою сторону. Я легко улыбнулась, не сводя глаз с точки где-то между ними, так оба будут искренне верить, что смотрела на каждого. Раз и все. Легкая победа. Как обычно. Даже скучно. Две пары загоревшихся желанием глаз. Парни, как дети, ей Богу! А тот факт, что я могу просто с ними играть, им в голову не приходит. Чудные создания.

Остановились. Нет. Спасибочки, не сегодня. Резко развернулась на тонких каблуках, уставилась в окно. За спиной воцарилась тишина. Затем удаляющийся звук нерешительных шагов. Ни Черта господа сейчас не поняли. Еще и меня про себя как-нибудь обозвали. Ладно, не суть. Скучно. В голову пришла шальная мысль. Не стала прояснять возможные последствия. Сняла плащ, швырнула сверху на сумку, отошла от подоконника и сделала колесо. Каблуки не подвели. Айс. Весело. Повторим.

— Ай, какой кошмар!

Встала, перекинула волосы, плотной пеленой закрывшие обзор, назад. В проеме кабинетной двери возвышалась секретарь нашего деканата. Я мило улыбнулась и сделала немного несчастные невинные глаза. Работает безотказно. Ну и потом я в списке особо ценных студентов.

— Саша, ты с ума сошла?

— Доброе утро, — я наклонилась, подняла деревянную палочку, исправно служащую мне заколкой.

— Ну, да. И тебе, — женщина закрыла дверь. — Так. У нас тут такое дело…

Я снова улыбнулась, вникая в суть дела, и по ходу рассчитывая сколько краски уйдет на это самое дело.