Мамы-мафия - Керстин Гир

Ещё раз по поводу карнавала в воскресенье. Через связи моего мужа я бесплатно получила в молочной 450 крекеров из пахты. Я думаю, что эти сладости больше соответствуют нашему статусу и принципам, чем раздача конфет или кексов. Кроме того, это подходит к нашим костюмам молочных коров. Да здравствует посёлок «Насекомые»! Для всех, кто хочет заниматься своей фигурой и фитнесом: мы с Фрауке бегаем по утрам в половине шестого. Кто хочет поучаствовать, встречаемся перед дверью Фрауке – но не звонить, дети и муж ещё спят. Обязательно не забыть про отражатели.

26 февраля

Я определённо против приёма фрау Мюллер-Шмербек в общество матерей, хотя наша Софи, к сожалению, имеет слабость к Мелизанде. Мы ведь очень хотим сводить наших детей с теми детьми, у которых они могут чему-то поучиться, а Мелизанда для своих четырёх лет не очень развита. Она, в отличие от Софи, неуверенно считает от 1 до 100. Когда я недавно дала обеим поупражняться с жевательными конфетками (рекомендую: без сахара, желатина и добавок, из аптеки, экологическая оценка «очень хорошо»), она забыла 14 и остановилась на «двадцать одиннадцать». Кроме того, у неё, по-моему, из-за беспокойной брачной жизни её матери имеются психологические проблемы: она нагло обмочила самокат Софи и ковровое покрытие в её комнате. Кто знает, как убрать запах мочи с ковра? Парфюм не помог.

А теперь всем, кто удивлялся, что на последнем клубном вечере я не пила алкоголя: даааа, вы правы! У Софи в конце октября появится братик или сестричка. Не запланированные, но желанные. Жаль только, что я продала на eBay детскую кроватку Софи.

26 февраля.

Соня, дорогая, добро пожаловать в клуб кругленьких животов! Я действительно в супер-восторге! На какой ты неделе? Тебя уже тошнит? Я и мой корешок, мы, во всяком случае, супер-счастливы, поскольку мы сейчас всё можем делать вместе: гимнастику для беременных, плавание, подготовку к родам, оборудование детской, PEKiP, группу кормления – супер! Супер! Супер! Мы должны непременно устроить тошнозавтрак: сначала вместе позавтракать, потом вместе стошнить! Хихи.

P.S. Что касается фрау Зибек: я с самого начала придерживалась мнения, что женщина, у которой нет детей, недостаточно квалифицирована, чтобы работать воспитательницей.

27 февраля

Сердечные поздравления, Соня. Лучше поздно, чем никогда! Мы все, наверное, в глубине души боялись, что бедная Софи останется единственным ребёнком. Надеюсь, на сей раз будет мальчик! Девочки такие сложные! Особенно в переходном возрасте. Кто-нибудь знает хорошего косметолога для моей бедной Лауры-Кристины? На eBay я купила ей увеличительное зеркало и маску для лица, но она их, к сожалению, не использует.

2

– Давай! Просыпайся! Мой мобильник по-прежнему не ловит! Это катастрофа!

Кто-то грубо тряс меня за плечо.

– Катастрофа? – спросила я, испуганно садясь в кровати. Я уставилась прямо на гигантскую мебельную стенку красного дерева, которая исключительно неудачно освещалась трёхрожковой люстрой пятидесятых годов. Это была действительно катастрофа. – Где я?

– В твоём наихудшем кошмаре, – пронзительным голосом взвизгнула Нелли. Это она меня трясла. – В доме бабушки Вильмы.

Ах да, сейчас я вспомнила. Сегодня первый день моей новой жизни. Мой первый день матери-одиночки и владелицы дома. Начался он не очень хорошо.

– Это больше не дом бабушки Вильмы, – сказала я. – Это уже наш дом. – Я бросила взгляд на будильник бабушки Вильмы, который уже двадцать лет стоял на ночном столике бабушки Вильмы и имел корпус из красного дерева. Ночной столик, тоже из красного дерева, был покрыт стеклянной панелью. Было начало седьмого. – Дорогая, сегодня последний понедельник масленицы, мы можем выспаться.

– Но мой мобильник не работает! – взвыла Нелли. – Я не могу здесь спать. Тут ужасно. Тут жутко. Тут намного, намного хуже, чем я думала.

К сожалению, она была права. Когда Лоренц сказал, что дом готов для переезда, я предположила, что он убрал вещи своей матери и занёс наши, как это обычно делается. Но на самом деле Лоренц просто добавил наши вещи к уже имеющимся. Результат был кошмарный, как мы выяснили в наш первый обход нашего нового дома. Нелли в каждой комнате срывалась на крик, а Юлиуса внезапно вырвало в туалете. Лоренц наверняка это знал, поэтому он нас высадил перед входной дверью и тут же снова испарился.

– Теперь это ваш дом, – сказал он и одарил всех, кроме меня, сердечным поцелуем на прощанье. Потом он уехал назад, в свой собственный, со вкусом обставленный дом, который сейчас принадлежал ему одному.

А здесь всё выглядело так, как оно было при жизни бабушки Вильмы, словно время просто остановилось. Как будто она сейчас выйдет нам навстречу из кухни, с голубовато подцвеченными волосами, фартуком поверх воскресного костюма и с лёгким запахом малиновой настойки.

Вкус бабушки Вильмы был – ну, это было красное дерево. Красное дерево в массиве, красное дерево облицованное и полированное. Во всяком случае, очень много красного дерева. Некоторые предметы мебели были такими широкими, что они не проходили в дверь. Наверное, дом был построен вокруг них, другого объяснения не было. Из прихожей, обшитой панелями красного дерева, с гардеробом и телефонным столиком красного дерева, справа можно было попасть в жилую комнату, где дыхание форменным образом отшибала высокая, до потолка стенка красного дерева и два буфета красного дерева. Журнальный столик красного дерева чудесно гармонировал со староанглийской коричневой кожаной кушеткой на коричнево-синем персидском ковре, подходящем к коричневым бархатным шторам. Буфеты были такие громоздкие, что их вполне можно было переоборудовать в стойла для маленьких животных, если заменить двери на металлическую сетку. Для зайцев или для кучи морских свинок или даже для маленьких коз там бы вполне хватило места. Даже обшивка батарей отопления была выкрашена в красное дерево.

Кухня, по левую руку от прихожей, была маленькой кишкой, оборудованной высокими, до потолка, шкафами красного дерева, там было раздаточное окно со створками красного дерева, выходящее в столовую, куда рядом с обязательным буфетом – кроличьим стойлом красного дерева Лоренц впихнул наш старый кухонный буфет. Здесь стоял большой обеденный стол из полированного красного дерева и подходящие стулья красного дерева с коричнево-бежево-голубой обивкой такого же психоделического узора, как и шторы на окнах. Особенность этой комнаты – люстра была тоже из красного дерева. Из столовой можно было попасть в зимний сад, который сейчас представлял собой кладбище растений, потому что никто не поливал цветы бабушки Вильмы с тех пор, как она умерла. Зато кресла здесь были из ратана, а не из красного дерева. В отличие от пианино.

Плитка в большом гостевом туалете была такого же коричнево-дерьмового цвета, как и тамошняя сантехника, а вершиной всего был вязаный крючком держатель для туалетной бумаги, который Юлиус надел на голову, после того как его вытошнило.

– Я думаю, что меня тоже сейчас вытошнит, – заявила Нелли.

Я тоже.

– Я думала, что папа вынес всё из дома, – сказала я, крутя в руках рулон туалетной бумаги. На ней был узор из жёлтых цветочков, бабушка Вильма, наверное, хранила её в держателе с семидесятых годов.

– Он и вынес, – сказала Нелли, почти рыдая. – Он поставил у нас в гостиной пару коробок. Я подумала, что ужасную мебель он отдал Красному Кресту или что-то в этом роде.

– Нда, наверное, это было не так просто. Большинство из них, наверное, можно вытащить из дома только с помощью крана, – задумчиво произнесла я. – Вероятно, для этого придётся разбирать наружную стенку. И что со всем этим делать Красному Кресту?

– Сжечь, – рыдала Нелли. – Наверное, где-то мёрзнут бедные люди, и им срочно нужны дрова!

На верхний этаж при жизни бабушки Вильмы мы ни разу не ходили, но надежду, что там, может быть, всё выглядит лучше, нам пришлось быстро похоронить. В так называемой швейной комнате Лоренц составил мебель Юлиуса – его кровать, комод, шкаф для одежды, столик для игр и икеевский ящик для игрушек с красной крышкой. Всё это поместилось между швейным столиком бабушки Вильмы и мебельной стенкой высотой до потолка – тоже красного дерева. Вместо бархатных штор оливкового, по-моему, цвета Лоренц повесил небесно-голубые занавески с облаками из бывшей детской Юлиуса. Занавески были слишком длинные, зато они придавали яркую нотку оливковому ковру и оливковым обоям.

– Пещера монстров, – пробормотала Нелли.

Но Юлиус был рад. На его голове по-прежнему сидел держатель для туалетной бумаги. Увидев свои игрушки, он засиял. Его хорошее настроение не могло быть поколеблено так быстро.