Облако Магеллана - Станислав Лем

В заключение несколько слов об общественном устройстве Белой Планеты. Мы знаем немного, зато самое существенное. Радарный сигнал, следивший за нашими движениями, был непрерывным, несмотря на вращение планеты; следовательно, его высылали передатчики, образующие всепланетную систему, и по мере того как одни заходили за горизонт, другие перенимали их функцию. Радарная защита имеет всепланетный характер, следовательно, в техническом отношении ее обитатели так же объединены, как и мы. Но для технического объединения необходимо объединение общественное. Мы должны попытаться наладить связь с обитателями Планеты. Удастся ли это сразу, неизвестно. От нас требуется многое – требуется нечто такое, чего никто на Земле от нас не требовал, – и мы должны выполнить это, ибо таковы законы истории. Человечество не может остановиться на своем пути. Мы должны сделать этот великий следующий шаг; а внутреннюю готовность на то, чтобы принять его последствия, мы найдем в сознании необходимости, которое уже для следующего поколения станет новой, высшей свободой.

Едва Гообар кончил, нак снова появился Тер Аконьян с бумагой в руке. Он прочел:

– «Совет астрогаторов – команде корабля.

В ближайшие годы человечество начнет совершать трансгалактические перелеты. Для них потребуются промежуточные космические станции на небесных телах, движущихся поблизости от солнечной системы. Положение системы альфа Центавра делает ее естественной базой таких станций для полетов в направлении к южному полюсу Галактики и к Облакам Магеллана. Обсудив все это, совет астрогаторов решил:

1. Продолжать попытки связаться с населением Белой Планеты.

2. Эти попытки могут закончиться гибелью корабля. В таком случае последующие экспедиции возобновят их, но постройка космической станции будет отсрочена на четверть века. Во избежание этого, прежде чем «Гея» попытается связаться с Белой Планетой, из планет альфы Центавра будет выбрана одна, наиболее подходящая для постройки космической станции. Оставленные на ней механизмы начнут работу под управлением одного человека. Совет астрогаторов решил поручить эту работу механевристу – пилоту Зорину, так как он обладает всесторонним политехническим образованием и большим опытом в строительстве космодромических станций».

Астрогатор кончил чтение и оглядел зал, и тут я заметил, что сидевшая внизу Анна встала и вышла в боковую дверь. Из средней зоны протиснулся вперед Зорин, поднялся на возвышение. Легкий гул, послышавшийся в зале при последних словах Тер Аконьяна, утих. По законам межпланетной навигации человек не может оставаться на космодромической станции один и должен иметь хоть одного товарища. Зорин сейчас должен был его выбрать. Зал сосредоточенно утих, хотя все мы знали, что пилот сделал свой выбор заранее и сейчас только ищет того, кого выбрал себе в товарищи. Вдруг сердце у меня дрогнуло. Напрасно я говорил себе, что это бессмысленно, невозможно: кто я такой для Зорина? Только один из членов команды, едва знакомый человек... Вот будь на моем месте Амета...

Головы собравшихся чуть заметно приподнимались навстречу взгляду пилота и чуть заметно же опускались, когда он миновал их, и это напряженное ожидание проходило по залу, как волна. Потом его глаза остановились на мне так упорно, что, сам того не замечая, я встал.

– Ты согласен? – донесся до меня, словно издали, голос Первого астрогатора.

– Согласен, – ответил я, и зал глухо зашумел.

Зорин и Гообар беседовали с астрогаторами; потоки людей спускались сверху, окружали возвышение. Я вышел в пустой, тихий коридор. Во мне не было ни возбуждения, ни гордости, ни радости – ничего. Я шел долго и вдруг остановился: ноги сами принесли меня в фойе концертного зала. Сердце у меня сжалось, я подумал об Анне. Куда она могла пойти? Я приостановился, потом ускорил шаги.

Ближайший лифт поднял меня к саду. Я увидел Анну еще издали: она сидела на траве, густо усеянной незабудками. Раскрытыми ладонями она прикасалась к цветам, словно слепая. Я остановился позади нее.

– Это ты... – негромко произнесла оиа, но не тоном вопроса. Я присел в траве рядом с ней. Со стороны это должно было показаться смешным: двое взрослых людей сидят в траве, как дети.

– Ты был на собрании до конца? – спросила Анна.

– Да.

– Зорин?

– Да.

– И ты?

– Да.

Она молчала.

– Ты слушала потом дома? – спросил я.

– Нет.

– А откуда ты знаешь? Она подняла голову.

– Я так думала. А ты?

– Нет, – удивленно ответил я. Она усмехнулась.

– Ты всегда догадываешься последним.

С лицом у нее делалось что-то странное; я видел, как она старается улыбнуться. Потом она отвернулась, а когда снова взглянула на меня, то была уже вполне спокойна. Вдруг она спросила меня:

– Ты вернешься?

Я быстро приподнялся.

– Дорогая... Я вернусь, конечно, вернусь, но, знаешь, не только я ухожу от тебя... мы оба расходимся в разные стороны.. А ты вернешься? – Я пытался улыбнуться и говорить весело, но Анна осталась серьезной.

– Да, – ответила она. – Я, наверное, вернусь.

– Это хорошо. Она взглянула на меня, ее темные глаза были совсем близко.

Поиски продолжались месяц; обсерватория работала днем и ночью; телетакторы и радарскопы неустанно вглядывались в пространство, и в результате выбор астрогаторов пал на безыменный астероид диаметром около 400 километров, обладавший полем притяжения ничтожным, но совершенно достаточным, чтобы человек мог передвигаться по его поверхности, не опасаясь улететь в пустоту.

«Гея» облетала его в течение двух недель. За это время тектоники убедились, что скала достаточно прочна и может просуществовать еще тысячелетия; вслед за тем на астероид стали перебрасывать машины, строительные материалы и запасы провианта.

Строительные автоматы быстро вгрызались в скалу и сделали в ней два круглых углубления; в одном поместилась сводчатая жилая камера с запасами воздуха, в другом – атомный котел, который должен был снабжать нас теплом и электричеством.

День за днем грузовые ракеты перевозили иа планетоид материалы и части для постройки будущего радарного передатчика. Наконец последние грузы легли на каменистый грунт среди скал.

Мы коротко и просто попрощались с товарищами, сказали близким такие слова, какие говорятся перед краткой разлукой. Когда мы с Зориным, уже в скафандрах, но еще с поднятыми забралами шлемов, сошлись у мостков взлетного пути, на котором уже стояла готовая к старту ракета, из-за колонн выскочила вдруг девочка, обеими руками обнимавшая огромный букет белой сирени, и загородила нам дорогу.