Маленькая повесть о двоих - Юрий Ефименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я никогда не захватывал в кулак синиц.
Несколько лет назад я встретил ее под вечер на центральной аллее в Петергофе, потом возле Эрмитажной пристани. Мы прошли рядом по Невскому, разговаривали, расстались возле метро с обещанием увидеться завтра. И я до сих пор не знаю, почему не встретились.
С каждым годом без нее все невыносимее. Можно приникнуть к боли и никогда к одиночеству. Одиночество — тяжелейшая из болезней. От нее умирают заживо. И могут носить свою смерть десятки лет.
Мари стояла рядом, пила кофе, держа чашечку в вытянутой руке. Капли не пролилось. Он же несколько раз выплеснул себе на колени. Затем никак не мог справиться с картой, удобно подвернуть планшетом на нужном квадрате. Их мотало из стороны в сторону, валяло, словно ваньку-встаньку. Било. Вода лишь с виду мягкая, а как рухнет волна — удар каменный. За стекла бояться не приходилось. Век выучился их делать, а металл мог подвести, прогнуться, лопнуть на шву сварки. А хода не снизишь. Чужая беда гонит сильнее собственной.
Зарылись подлодкой — он прошелся взглядом по рубке. Где это их жилеты? Спросить Мари? А что в них толку: бултыхнет раз-другой вниз головой, накроет тысячу-другую раз, проболтаешься в холодной воде часов сорок, все равно труп будет, хоть и плавающий. Спасательные, да не слишком-то спасительные. Бог с ними!
Мари не отрывалась от моря. Перечерченный валами, гребнями горизонт. Бесконечно изломанная, искрашенная крошечными волнами накатывающаяся стена. Рисунок их ни разу не совпал. Ну хоть бы чуть-чуть!
Мари любила море: жить возле него, ходить по нему, заполучая от него то ласку, то таску, терпеть его, ждать по утрам первого шага к нему, дышать нм, вслушиваться в его звуки, относясь к ним как ко все более понятному языку великого соратника и соседа, с которым вековать и переносить все.
Для нее море было огромным, неисчерпаемым чудом.
Мари выучилась этой любви у своего умного, доброго мужчины, раздарившего себя уже тысячам душ. Она знала раньше лишь курортное море, теплое или холодное, занятное или скучное, украшенное пушистыми пляжами или заваленное тоскливой галькой. И он тоже никогда не был мариманом, Говорил, мариманство — пустая и жадная любовь. Больше любят себя на выигрышном фоне. Невежественная любовь! Потому что настоящая любовь к морю — понимать, что это перво-наперво богатейшая и могуче пульсирующая жизнь. Километровые толщи! На земле лишь тонкая корочка. В лучшем случае в несколько сотен метров.
Куда бы его ни заносило, он во всем искал и любил жизнь. А она везде удивительна и стоит любви.
—◦Мари!◦— он протянул руку, коснулся плеча.◦— Мари! Новостей нет?
Мари сняла наушники, помотала головой.
—◦Где-то рядом. Должны быть совсем рядом. Запроси их, пожалуйста.
—◦Не могу.
—◦Потерялись?
—◦Связи нет.
—◦Да почему же?
—◦Не хотела пускать тебя наружу.
—◦Антенна?◦— Он обернулся и присвистнул: из гнезда капало, а прокатывалась волна — лило ручьем, стекая по стенке.◦— Хоть бы не потерялась. Разваливаемся на ходу, господи!.. Где-то здесь они. Высматривай ходовые. Да, включи калорифер в кубрике. Просушим воздух для гостей.
—◦Хочешь еще кофе? Осталось,◦— кивнула Мари на термос, болтавшийся рядом с нею на крючке.
—◦Маришенька, а кроме ко-фе, ко-ньяк у нас есть?
—◦В баре. Ты что-то задумал?
—◦Выпить с капитаном по случаю благополучного!.. Принимай бразды. Я вниз, переоденусь. Дай свою чашку. Занесу.
Мари протянула — их бросило, и он не успел перехватить. Чашка осыпалась в углу осколками.
—◦Боже, сколько вы сегодня наколотили, мадам! А кто будет убирать? Эх-хе-хе — убытки за убытками. Что за день?.. Жаль, не оказала сразу про антенну. Штаны бы отстирал.
Он выпил кофе прямо из термоса, поперхнулся гущей.
—◦Пойдем галсами?◦— Мари постучала ему по спине крепким кулачком.
—◦Мариша! Милая! Убьешь!
—◦Думаешь, лучше посреди моря захлебнуться в чашке кофе? Собери осколки.
—◦Попробуем галсами. Знаешь, веника-то нет. Забыл дома. А без веника безнадежный случай. Не умею. Издержки патриархата! Придется тебе самой прибираться.
—◦Бросишь меня в трудную минуту?
—◦Мари! Чего не сделаешь ради любимой женщины — брошу!
На четвертом развороте, с гребня, они заметили «Петропавловск», колыхавшийся под самым берегом.
Я чудовищно старше своих лет. Уже, пожалуй, и сбился со счета, забыл нажитый возраст. Лишь в потаенной глубине навечно тот, каким был в молодости. И мне по-прежнему порой хочется всего: всех дорог мира, всех солнц и лун вселенной, всех волнений жизни и всей славы. Но и готов отказаться от всего: и славы, и дорог, и прилипшего возраста. Ради Неё.
Сообщение о том, что к «Петропавловску» спешило небольшое научно-испытательное судно, оказалось поблизости, приняли к сведению, но без особого внимания. И связь с ним вскоре прервалась.
Поливода же заметил, едва слух, что минут через двадцать-тридцать к ним подойдет научное судно, прошел по «Петропавловску», обстановка будто переменилась. Волны казались меньше, и смотреть на них стало легче. Карпов перестал повышать голос. Зато в кают-компании разошелся Балков. Команд оттуда поступало больше, чем с мостика. Он бурно руководил подготовкой к эвакуации.
Разок громыхнул дизель. Кок вернулся на камбуз. Кухонное дело, как литейное, не терпит перерывов.
—◦Что же это «ученые» молчат?◦— Карпов вместе со всеми всматривался в горизонт.
—◦По времени, как обещали, должны вот-вот быть,◦— отозвался Поливода.
—◦Ничего от «ученых»?◦— запросил Карпов радиорубку.◦— Ясно, ясно…
—◦Чую, Анатолий Борисович, будут!◦— сказал Поливода, заметив на лице капитана тень.
—◦Если так, хотя бы раз вышли на связь? Вышли б! Что их — спутник связи наводит? Летучий голландец?
—◦Будут, будут,◦— настойчиво повторил Поливода.◦— Такая болтанка! Прикинешь минут тридцать, а займет все шестьдесят.
—◦«Ученые»!◦— крикнул вахтенный.
Со стороны открытого моря, словно из-под волн, вынырнул катер средних размеров. Для места и времени встречи менее всего подходящий: белый, изящный корпус, скошенные надстройки. Мотылек!
—◦Хоть неученые, все бог в помощь!◦— сказал Карпов.◦— Александр Михайлович, распорядитесь по судну: всем, кроме боцмана с помощниками и «машины», приготовиться. Собрать манатки — и на корму. Штормтрап, крепление проверьте сами. За порядком там пусть посмотрит второй… Вахтенный, мегафон!
Вторым помощником у них был настолько молодой человек, что Карпов то и дело звал его «вторым». Так он объяснял, хотя скорее всего дело было в трудности, что для памяти, что для языка, имени молодого человека: Светозарий Ромуальдович.
…Мари следила за сборами тревожно.
—◦Жилет не наденешь?
—◦Мари, ужасно мешает. Прости.
На их глазах «Петропавловск», судя по всему, потерял один якорь: ударил вал, а унесся — цепь обвисла, на баке заметались фигурки.
—◦Ты все-таки что-то задумал,◦— сказала Мари.
—◦Сейчас у них челюсть отвалится,◦— надел он шлемофон и сунул в карман смотанный шнур со штекером.◦— Ты кормовое гнездо давно проверяла?
—◦Все там хорошо.
—◦Сделаем так: развернись на сто восемьдесят подкрадись к баку, туда, где якорь полетел. Махну — спускайся к корме. Там люди, видишь? Возьмем их — обратно под скулу. Держись строго кормой. В крайнем случае отделаемся ахтерпиком. Винтам ничего. Это слишком влепиться надо. Все! Мари…
Они встретились ненадолго глазами и посмотрели коротко на руки друг друга.
Милый, тебя может ударить, смыть. Пусть твои руки будут тверды и крепки. В них вся я, вся моя жизнь. Не выпускай опору, как бы ни отрывало. Я смогу спасти этих людей и одна, но не выживу без тебя. Меня считают красивой, но это не мое — твое богатство. Потому что я знаю — чем ты богаче, тем лучше всем, кто прикасается к тебе и к кому прикасаешься ты. Я твой родник, ты река всех. Пусть твои руки будут цепки.
Светлая моя, только бы не дрогнули твои чудесные пальцы. Пусть они будут чутки как никогда. В них скользнет сейчас так много чужих жизней. Не тревожься за меня. Я люблю жизнь, но еще больше твою. А еще я так хочу, чтобы после нас как самое главное, как самое нужное остались наши дети, которых еще нет на свете.
—◦Ну, Мари,◦— разворачивай!.. Есть хочу!..
—◦Очень?
—◦Еще как очень!
—◦Береги себя. Кого же кормить буду!
—◦Мари, клянусь: голодная смерть не по мне!.. Посмотри, пожалуйста, я включил трансляцию? Брр!..◦— Он резко открыл дверцу и выскочил наружу.
…С открытого мостика катер был как на ладони. Карпов, не выдавая своих опасений, остро приглядывался: сможет ли снять всех?
—◦Куда лезет?◦— вдруг вскрикнул капитан.◦— Сейчас его как банку консервную!
После невообразимо беспечного разворота — при таком волнении, на полном ходу!◦— катер сунулся им под высокий бак. Его действительно тотчас же бросило на «Петропавловск». Из-под кормы ударила широкая, мощная струя. Не столкнулись.