Человек без страха - Джон Карр

Тэсс колебалась.

– Они… – промолвила она, – они стреляют?

– Едва ли. Попробуйте на вес. – И Кларк снял кавалерийский пистолет с трех деревянных крючков. Глаза его блестели. – А почему вы об этом спрашиваете, мисс Фрэзер?

– Я подумала о том, что кого-нибудь могут убить.

Кларк внимательно посмотрел на нее.

Слова вырвались случайно. Хорошо зная Тэсс, я понимал: она сболтнула раньше, чем сумела остановиться, тем не менее произвела определенный эффект. В атмосфере произошли изменения, столь же ощутимые, как холод и темнота в комнате, только хуже, потому что их источник нельзя было определить. Тэсс попыталась сгладить неловкость.

– Я хотела сказать, – в отчаянии проговорила она, – я… я подумала об одной истории.

– Истории? – эхом отозвалась Гвинет Логан.

Как видно, торговое дело научило Тэсс великолепно лгать. Чтобы оправдаться, она в одну секунду сочинила историю из кусочков моих давнишних рассказов.

– Да. В этой истории шла речь о старинном ружье, висевшем на стене. Оно было заряжено и снабжено ударным капсюлем. И вот однажды лучи солнца, светившего в окно, попали на бутылку с водой, стоявшую на столе, и образовалось что-то вроде зажигательного стекла. Луч от этого зажигательного стекла взорвал капсюль, и тот вылетел из ружья.

И снова в воздухе повеяло чуждым и зловещим, хотя Кларк улыбнулся.

– Боюсь, у нас нет оружия с капсюлем, – сухо парировал он. – Сильного солнца, как видите, тоже. – Он говорил убежденно, но мне не понравился его взгляд. – А теперь посмотрите вот этот! – снова засуетился Кларк. – Это более легкий пистолет. Когда-то он был собственностью сыщиков уголовного полицейского суда. Обратите внимание на корону и широкую стрелу. А вот этот…

– Все это не стоит и двух пенсов, – объявил Арчибальд Бентли Логан с категоричной прямотой. – Модель парусника – другое дело!

– А, эта? – Кларк обернулся. – Вам она нравится?

– Н-да-а-а… Неплохая, очень неплохая. Вы не продадите ее?

– Боюсь, что нет.

– Ну продайте! – настаивал Логан, бросая на Кларка странные взгляды, словно намекая на готовность конфиденциально обсудить проблему. – Сколько вы за нее хотите? Называйте цену! Имейте в виду: это будет не очень выгодно для меня! – Он смотрел на парусник со все возрастающим пренебрежением. – Но он мне понравился, а уж если мне что-то нравится, то нравится! Да, Гвинни? Ну, давайте соглашайтесь! Что скажете? Один фунт? Два? Или даже три? Называйте цену!

– Простите, но он не продается.

Логан весело фыркнул – было видно, что теперь он действительно искренне заинтересовался.

– Чепуха, – сказал он. – Все продается, даже… – Тут он остановился. – Я скажу, что я сейчас сделаю, – доверительным тоном сообщил он, убирая руку с плеча жены и доставая из кармана бумажник. – Я дам вам за него пять фунтов. Пять фунтов на бочку! Что скажете?

– Бентли, дорогой…

Внезапно Логан фыркнул от смеха, но взгляд его оставался очень проницательным.

– Гвинни снова пытается извиниться за меня. Она всегда извиняется. Старый грубиян должен знать, как положено себя вести, да? – Его взгляд стал еще более пронзительным. – Дорогая, я все это знаю, но, черт возьми, неужели ты не можешь поддержать игру? Это же бизнес – самая лучшая игра в мире!

– Мы уже играем в игру, дорогой, – удивительно спокойно сказала Гвинет. – Но если уж тебе захотелось поиграть именно в эту, то почему не выбрать кое-что действительно симпатичное? К примеру, вещь из золота и эмали. – Она указала на триптих. – Что это, мистер Мартин?

Кларк посмотрел на нее. Я уловил насмешливые искорки в глазах.

– Это триптих, Гвинет.

Она нахмурила лоб:

– Боюсь, это слово мало что говорит мне. Наверное, я ужасно невежественна?

– Это – запрестольная перегородка. У нее два крыла или створки, которые складываются спереди, когда она закрыта; сейчас она закрыта. Если ее раскрыть, то на створках можно увидеть религиозную картину, часто очень красивую.

– О! А можно мне посмотреть?

От ее нетерпеливого тона лицо Кларка перекосилось – другого слова не подберу. Однако, когда женщина шагнула вперед, он мягко и вежливо остановил ее.

– Минуточку. По-моему, вас это заинтересует. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Однако, думаю, не стоит бросаться сразу на все хорошие вещи; сейчас самое время подняться наверх и переодеться к обеду. В конце концов, – он взглянул на нас с лучезарной улыбкой, – эти милые люди хотят увидеть свои комнаты.

И вдруг раздался голос Энди Хантера:

– Я хотел спросить: что все-таки здесь случилось? – резко выпалил он, распахнув, а затем сложив руки. Поскольку никто не ответил на его вопрос, Энди продолжил с той же решимостью: – Мы слышали много разных слухов, разговоров и прочего. Но что произошло на самом деле? Кем были эти Лонгвуды и чем они занимались? Именно это я хотел бы узнать.

– Я присоединяюсь, – пробормотала Тэсс.

– Если рассказывать всю историю семейства Лонгвудов, – Кларк снова взглянул на часы, – это займет весь вечер. Очевидно, их главной характерной чертой была любознательность. Впервые о Лонгвудах упоминается в 1605 году. Тогда один из членов семьи участвовал в «пороховом заговоре» [6]. Затем история Лонгвудов – помещиков, священников, юристов – небогата событиями вплоть до 1745 года, когда другой представитель семейства стал участником восстания. Однако лишь в 1820-м с ними или с их домом стали связывать какую-то дьявольщину. Главой рода в то время был Норберт Лонгвуд. Кстати, это его кабинет.

– Кем он был? – спросил Энди.

– Врачом. Он был ученым, членом Королевского общества и другом некоторых светил медицины, имен которых я не помню.

– Их звали, – сказал я, и Кларк тут же резко обернулся, – Араго, Буажиро и сэр Хэмфри Дэви.

– Да? И как вам удалось узнать?

– Навел справки. Похоже, все они в это время писали друг на друга памфлеты, а вот какие открытия в медицине им принадлежат – не знаю. Но мы отвлеклись. Так что же случилось? Вы можете добавить что-то еще?

– Нет, – признался Кларк. – Доктор Норберт Лонгвуд неуловим, как и тогда. Все, что о нем известно, – умер ужасной смертью в своей комнате осенью 1820 года. Слуги так боялись колдовства, что тело его два дня пролежало в этой комнате, пока его не обнаружили. Поэтому и говорят, что он хватает людей за ноги своими пальцами.

Я обнял Тэсс.

– С тех пор комната изменилась, – торопливо продолжил Кларк. – В те времена она была из темного дуба; здесь находились книжные полки и лекарства. Теперь, на мой взгляд – да вы и сами можете убедиться, – это веселое и симпатичное место. Последний из Лонгвудов хотел очистить его. В конце концов, произошла та самая история с люстрой, упавшей в столовой на дворецкого семнадцать лет назад.

Похоже, Кларк разволновался; он стоял постукивая сжатым кулаком по ладони другой руки.

– Все очень запутано; некоторые реальные события обросли легендами. Теперь я и сам не знаю, где правда, а где вымысел. Так всегда бывает. Если вам доводилось слышать подобные истории, то вы можете предсказать все заранее. В них всегда есть обычные происшествия, достоверность которых сомнительна, потому что они встречаются в сотнях других историй о привидениях, где обязательно смешаны с реальными фактами, а люди продолжают повторять их. Вот вам пример! Когда вы вошли в дом, обратили внимание на высокие напольные часы в холле?

Мы кивнули. Кларк пожал плечами:

– Существует легенда, что часы остановились в момент смерти Норберта Лонгвуда и с тех пор их нельзя завести. Чепуха! Во-первых, часовщик в Притлтоне говорил мне, что нет поломки, которую бы он не исправил, а во-вторых – и это гораздо важнее, – скучная история об остановившихся часах снова и снова повторяется в подобных историях. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Но Тэсс настаивала.

– Да, – сказала она, – но были случаи, когда что-то видели?

– Да.

– Что?

– Норберта Лонгвуда, – ответил Кларк. – После его смерти. – Он немного помолчал. – Это короткая история, к тому же не очень приятная. Я расскажу, а вы постарайтесь забыть ее, если сможете. Она кажется очень убедительной. Не то, что история с часами.

Примерно через шесть месяцев после смерти Норберта Лонгвуда видел в этой комнате его кузен. Кстати, в день смерти Норберта кузена здесь не было. О происшествии узнали из его дневника, и случилось оно 16 марта 18 21 года.

Кузен вошел в комнату примерно в четверть двенадцатого, думая, что она пуста. К своему удивлению, он увидел мужчину в черной одежде из тонкого сукна, сидящего у камина спиной к двери. Кузен хотел было с ним заговорить, как тот встал и обернулся, и он узнал Норберта Лонгвуда. Норберт выглядел как живой – разве что лицо было очень бледным. На Лонгвуде была полотняная манишка с жабо. Но больше всего потрясло кузена то, чего он совершенно не мог понять, – длинная красная царапина на лице Норберта, словно прочерченная булавкой, от внешнего угла глаза и почти до подбородка.