Сабля атамана - Ким Васин

Облилось кровью сердце Аштывая, как увидел он босоногого, исхудавшего парнишку в рваном кафтанишке.

— Эх, а еще говорил, заместо сына воспитаю!

Не сыном взял Волотка к себе в дом Порандая, а даровым безответным работником.

Обнял Аштывай сына, и по обветренной, грубой щеке атамана покатилась невольная слеза…

А Илья Долгополов из-за пазухи вытащил золотую чашу:

— А вот твоя чаша. У Волотки в доме была.

Взял атаман чашу и сказал:

— Была дарована эта чаша на дружбу горного берега с русским народом. Из этой чаши выпьем мы за победу, за вечную дружбу наших народов. А чтобы вновь враги не отняли ее у нас, есть у меня заветная сабля…

Но недолго пировал храбрый разинский атаман Аштывай: пал он в бою с царским войском под Козьмодемьянском. На плахе в Москве сложил буйную голову Степан Разин, в Тотьме казнили Илью Долгополова, но память о них жива и поныне.

Монастырь, что стоял на месте илема Аштывая, в царских бумагах и указах именовали Спасо-Юнгинским, а в народе его всегда называли Аштывайнырским, что значит «поле Аштывая».

И сабля — дар Степана Разина — тоже не пропала. Как погиб Аштывай, взял ее сын отважного атамана Порандай. Сражался он в последних разинских отрядах, а когда и они были разбиты, исчез. Искали его по всему горному берегу царские соглядатаи, чтобы казнить, да не нашли. Ни его, ни сабли.

Потом видали эту саблю в пугачевские времена…

А в одной избе в марийской деревушке на берегу Волги висит на стене старая фотография. На ней снят молодой красноармеец в прожженной походной шинели, в краснозвездном шлеме-буденновке, и в руке у него богатая, сверкающая серебряной чеканкой сабля.

Эту саблю нельзя не узнать — другой такой нет больше в целом мире.

Джигит с берегов Таныпа[12]

Отряд пугачевского полковника Изибая Ямбаева на рассвете выступал из деревни.

С копьями и кольями, с тугими луками и старыми дедовскими саблями, подымая дорожную пыль, ехали всадники на косматых башкирских лошадках, шагали пешие. Далеко разносилась боевая песня. Джигиты пели о родной и любимой земле, о серебряных водах реки Белой…

Вся деревня провожала повстанцев. Печальные женщины в белых кафтанах долго стояли за околицей у ослепительно белых берез и всё глядели из-под ладоней в пыльную даль, туда, где за голубыми холмами скрылись их мужья, сыновья и братья.

…Вечером отряд вернулся в деревню без песен. Ряды его заметно поредели.

На Уфимском тракте пугачевцы встретились с войсками царицы. Отважно бились повстанцы. Но разве могли они осилить вооруженных ружьями и пушками солдат?!

В бою пали самые храбрые, и тогда Изибай приказал отступать.

Отступали, преследуемые эскадроном драгун. Убитые и раненые остались на поле боя. Лишь тело Аргемблата, друга и помощника Изибая, привезли в деревню.

В молчании прошли повстанцы мимо кудрявого березняка и остановились за деревней, у одинокого раскидистого дуба, выросшего на самом склоне крутого холма.

Копьями и саблями вырыли под дубом яму. Тело Аргемблата обернули белой берестой и опустили в яму.

Над открытой могилой встал Изибай Ямбаев. Его суровое, изрытое оспинами лицо было печально.

— Пусть земля, в которой ты лежишь, будет тебе мягка, — сказал он. — Прости нас, если при жизни твоей мы обидели тебя чем-нибудь… А мы никогда не забудем, что ты погиб за край родной. И, когда будет наш народ свободен и счастлив, мы вспомянем тебя добрым словом…

Изибай замолчал. Все запели похоронную песню. Тоской и горем звучал ее напев в вечерней тиши.

В песне пелось о том, как лихой богатырь оседлал медногривого коня, взял в руку саблю, подобную молнии, и поскакал в бой за народное счастье. В сражениях сиял он среди богатырей, как светлый месяц среди ясных звезд. Но вот закрыла светлый месяц мрачная туча — взяла богатыря черная смерть…

А вокруг могильного холма цвела земля и кипела жизнь.

«Нет, не умер лихой джигит — жив он в славных делах! Вовек не заржавеет его сабля, сверкая над врагом!» — шелестят над холмом листья дуба.

И те же слова слышны в шорохе буйных цветов и трав, колышущихся под ветром. И закатное солнце, что завтра снова поднимется над землей, как будто тоже говорит об этом.

— А теперь подумаем о себе, — сказал Изибай, когда засыпали могилу. — Как нам жить дальше, как бороться. Против нас идет великая сила врагов, а нас можно перечесть по пальцам. Надо собирать новое войско. Надо послать верных людей, чтобы они кликнули народ по деревням и аулам. А всем остальным скрыться в лесу и ждать до поры…

Молча слушали джигиты своего полковника: правильно решил Изибай и все были с ним согласны.

— Ты, Ялкий, — продолжал Изибай, — поскачешь в башкирские степи, а на пути заедешь к берегам Таныпа. Там стоит илем, в котором жил Аргемблат. Найдешь его родных и скажешь: «Ничто не вечно на свете: в осенний день улетает на юг птица, время крушит сталь клинка. Настал час и Аргемблата: погиб богатырь, пал в бою с саблей в руке…» Скажешь и как можешь утешишь, поможешь пережить горе. А если есть в его доме способные носить оружие, пусть идут к нам мстить врагам за кровь Аргемблата.

Когда ночь покрыла деревню, Ялкий оседлал коня.

Три дня спустя в лесной лагерь Изибая Ямбаева на тонконогом и быстром, словно взнузданный ветер, коне прискакал юноша лет шестнадцати. На парне были длинная марийская рубаха и белая шляпа, в ушах поблескивали серебряные серьги, а за плечами висел лук и лыковый колчан со стрелами.

— Где полковник Ямбаев? — звонким, ломающимся голосом спросил парень.

— Здесь, — ответил Ямбаев, выходя из шалаша. Потом, взглянув на парня, усмехнулся: — Э-э, думаю, какой это арслан-батыр[13] шумит? А тут безусый мальчишка. Ну и румян же ты, парень, прямо красная девица.

Парень вспыхнул, потом нахмурился:

— Девица, говоришь… Неужели мужчина отличается от бабы только усами? Козел моего отца тоже бородат, значит, и он батыр?

Вокруг раздался дружный хохот. Ответ парня понравился.

— Ловко отрезал! — крикнул кто-то весело.

— Джигит… Якши джигит… Настоящий джигит, — одобрительно сказал стоящий рядом с Ямбаевым седой башкир в красной шапке.

— Откуда ты? — улыбаясь, спросил Ямбаев парня.

— С Таныпа, — сурово сдвинув брови, ответил тот.

— С Таныпа? Оттуда родом был мой друг Аргемблат, — задумчиво сказал Ямбаев. — Храбрый был воин. Погиб он.

— Аргемблат был хороший человек. Я знал его, — дрогнувшим голосом сказал юноша и, помедлив, твердо закончил: — В нашем крае много таких богатырей, как Аргемблат.

Изибай Ямбаев пристально вглядывался в лицо парня, ему показалось, что он чем-то похож на Аргемблата.

— Ну ладно, — сказал Ямбаев, — иди к сотнику Назарке. Да, а как тебя зовут?

— Келтей.

— Келтей-батыр, значит… — И, бросив еще один внимательный взгляд на парня, Ямбаев повернулся и скрылся в шалаше.

Келтей быстро разыскал Назарку, пожилого русского мужика в солдатском кафтане. Назарка сидел у костра и что-то рассказывал весело скалившим зубы приятелям.

Келтей тоже присел к огню. Он знал очень мало русских слов и не понимал, что рассказывал Назарка и чему смеялись все вокруг.

Келтей сначала смотрел в костер, потом потихоньку стал рассматривать сидевших у костра. Вот башкир в красной шапке, тот, что давеча назвал его джигитом; рядом с ним пожилой мариец в белом суконном кафтане, а немного поодаль стоит бородатый казак в лохматой бараньей шапке. Все незнакомые и все родные, близкие какие-то. Рваные рубахи, заплатанные кафтаны, стоптанные лапти — видать, запросто живут эти люди с тяжким трудом и вечной нуждой…

Вдруг совсем близко, в черных кустах, раздался резкий свист. Послышались шум, голоса, и, ломая кусты и треща валежником, к шалашу Ямбаева прошел татарин-лазутчик.

Немного погодя Ямбаев и татарин вышли из шалаша и подошли к костру.

— В нашу деревню сегодня прибыл отряд драгун, — сказал Ямбаев. — Они не ожидают нападения. Надо их взять врасплох. В деревню поскачет сотня Назарки. Ну как, ребята, справитесь?

— Не в первый раз, — ответил за всех Назарка.

Лагерь проснулся. Закопошились люди, заржали кони.

Сотня Назарки умчалась к деревне, и вместе с нею Келтей.

Гулко раздается в ночи топот конских копыт. Как ветер, влетели пугачевцы в деревню. Прогремел запоздалый выстрел опомнившегося часового, но пугачевцы уже неслись по всем улицам.

Враги были захвачены врасплох. Только небольшой кучке драгун во главе с офицером удалось вырваться из деревни.

Бешено погнали драгуны своих коней, спасаясь от гибели.

Пугачевцы открыли им вслед стрельбу, но оперенные стрелы уже не доставали врагов.

Тогда Келтей резко рванул поводья, и его конь вышел вперед.