Страна падонкаф - Вадим Россик

— По зомбоящику ничего.

— У нее же вроде под ногтями нашли чего-то? — продолжала разговор Лена.

Отчим сделал пренебрежительный жест. Потом засмеялся. Захлебнулся никотиновой мокротой. Закашлялся. Слезы, слюни… Отдышавшись и утершись краем своей майки, ехидно сказал:

— Салават утром рассказывал, что экспертиза установила наличие следов колбасы под ногтями жертвы. Девчонка поела, а руки не помыла. Ребенок! Мать не уследила.

— И что это значит?

— Значит, что никаких улик нет. Девчонку же не колбаса душила!

На секунду у Лены отлегло от сердца. Потом опять навалилась тяжесть. Так еще хуже.

— А дядя Салават точно знает?

— Откуда?.. Он же на Зеленом дежурит. Но в их ментовских кругах болтают такое.

Дядя Коля достал папиросы, зажигалку, мундштук и, выходя (курилы для мужчин у них были раз и навсегда определены в подъезде возле мусоропровода):

— Ты бы поостереглась пока. Поменьше ночером ходи. Неровен час…

Лена пожала плечами:

— Я же только на «Сметане». Да у Ани дома.

Вечер густой вуалью накрыл Мухачинск. Воздух стал плотным и тяжелым. Сумеречные краски легли мелкими мазками. Пуантилизм. Квадратные километры тридцать третьего района опустели. Начинающаяся темнота сосредоточила людей в жилищах. Первые цветки домашних огней раскрылись на фасадах. Тепло.

Даша подошла к лифту, сжимая в кулаке выпрошенную пустяковину. За спиной, прощаясь, хлопнула дверь. Вот так. Проведена черта. Закрывшаяся дверь навсегда разделила двух человек. Один остался жить дальше, другой шагнул навстречу неизвестности. В мир, где живых нет.

Девочка нажала кнопку вызова. Слышно было, как где-то в загадочных внутренностях громадного дома обещающе загудело. Даша зашла в качнувшуюся кабину — исчерканную, разрисованную, с сожженными кнопками. Пахнущую мочой. С трудом нащупала пальцем «единичку». Медленно поехала вниз.

В голове — карусель только что состоявшегося разговора. Может быть, неинтересного и неважного для кого-то, но не для нее. Ни о чем другом сейчас думать она не могла. Упершись застывшим взглядом в нецензурные надписи на стенке, перебирала в уме сказанные и невысказанные слова.

Кабина с грохотом встала. Первый этаж. Двери юрко разбежались в стороны, предлагая ступить в неосвещенный подъезд. Из света во тьму.

Казалось, что в этой тьме, кроме Даши, никого нет. Но так только казалось. Сделав несколько осторожных шагов к выходу, она едва не оглохла от вопля живого существа. Кошка! Мягкая плоть под острым каблуком! Еще не осознав этой реальности (фонтан адреналина!), Даша шарахнулась в сторону от лифта. К закутку пожарного выхода. Туда, где темнота была гуще.

Там во мраке кто-то улыбался. Видна была только бесформенная фигура. И самое жуткое — улыбка. Сама по себе. На высоте разбитого окна в призрачном вечернем свете. Чеширский Кот. Даша уже готова была продублировать отчаянный кошкин крик, но вдруг узнала.

— Пипец! Я же чуть не умерла от страха…

Фигура насмешливо согнула руки перед собой в нарочито грациозном придворном поклоне. Приглашение пройти. Еще не пришедшая в себя Даша послушно повернулась к дверям подъезда. Это была ошибка. Даша почувствовала, как шею сдавила узкая петля. Стало больно. Все больнее. Руки сами собой разжались. Вынужденный подарок стукнулся о цемент. По ногам потекла горячая жидкость. Мочевой пузырь сдался первым. Она услышала тихий хрип. Это был ее собственный предсмертный хрип, но понять этого она не успела. Успела только подумать: «Надо как-то до четверга дотянуть. Ведь в четверг у Марго день рождения»…

С заботой нежною я издали люблюЗа вами следовать, как спутник ваш случайный;Я, как родной отец, ваш каждый шаг ловлю,Я созерцаю вас, восторг впивая тайный![2]

— лихорадочно шептал убийца, содрогаясь вместе с жертвой. Конвульсии…

Украл жизнь.

В этот вечер Лену не пустили в Анин подъезд. Когда она подошла к распахнутым настежь дверям, там уже толпилась масса народа. Случайные зеваки. Жильцы. Полиэтиленовые ленты удерживали людей снаружи. Сновали полицейские в форме и в штатском. У стены стояли автомобили с вращающимися огнями. Полиция, скорая, МЧС, еще какие-то. Работали криминалисты. Лена все-таки смогла заглянуть внутрь. Любопытно же. Специально установленные лампы ослепительно ярко освещали площадку за дверью. На испятнанном цементном полу, недалеко от лифта, лежало что-то, накрытое коротким покрывалом. Видны были спутанные мелированные кудряшки.

В беспощадном свете полицейских ламп Лена увидела, как один из экспертов поднял что-то с пола и принялся бережно засовывать в прозрачный пакет. Лена напрягла глаза: брелок для ключей в виде чертика, играющего на трубе.

Вернувшись домой, Лена позвонила Ане. Они до поздней ночи проболтали по телефону. Спать не хотелось. Происшествие в подъезде, музыка, Жора, уроки… Про знакомый брелок Лена ничего не сказала.

Жить девочкам оставалось пятьдесят семь часов тридцать минут.

Среда, двадцать третье мая

Мама мотнула головой в сторону дивана, на котором завернулся в одеяло дядя Коля. Как куколка. Запах перегара с дивана доставал.

— Наш-то герой-с-дырой вчера опять нажрался. До зеленых соплей.

Лена догадалась: мама просит о женской солидарности. Она «включила дурочку».

— Да, мамуль! Я вчера на базаре видела такие потрясные платьишки! Давай съездим туда как-нибудь вместе.

Мама сморщилась.

— Наверно, такая же порнография, как эта? Ходишь как бабайка!

Она ткнула сухарем в Ленину любимую футболку. Предложила:

— Так и быть! Оденешь мое старое школьное платье с белым передником. Хранила столько лет для такого случая. Я подгоню его по тебе.

Ожил мобильник. Псай. Смс-ка от Ани: «Ленка, ты — лицо, содержащееся в местах приобретения знаний!» Толстый намек на тонкое обстоятельство. Надо в школу.

Вслед за телефоном ожил отчим. Он с трудом выкрутился из одеяла и сел, тяжело дыша.

Мама раздраженно обернулась к спутнику жизни.

— Привет с большого бодуна! Долго еще будешь играть в бутыльбол, алконавт?

«Лучшая защита — это нападение». Вроде какой-то знаменитый шахматист говорил. Может, даже Ботвинник. Дядя Коля обиделся.

— Будешь много выступать, уйду навсегда. К Алене из мясного отдела. Она давно меня к себе зовет.

Наиля пренебрежительно засмеялась.

— Да кому ты нужен, лишай конский?!

Отчим поднялся, гордо задрал нос, шатаясь, ушел в туалет. В свой «кабинет». Подумать.

Аня ела на завтрак готовую магазинную пиццу и слушала мамины фортепианные экзерсисы. Карл Черни, «Ежедневные упражнения». Опус номер триста тридцать семь. Для детских музыкальных школ.

Дедушка с утра пораньше умчался в свой университет. Собирать дань. В совете ветеранов универа ему пообещали презент: водку, рыбные консервы и почему-то моющее средство. Набор оптимиста. «Непринужденно переживем конец света!»

— В курсе, что там вчера вечером у нас в подъезде стряслось? — спросила Валентина Николаевна, не прекращая играть. Аллегро. Размер четыре четверти.

— Похоже, убили кого-то, — ответила Аня. — Я хотела выйти погулять, но меня полицейские не выпустили из дома. На первом этаже у лифта кто-то лежал.

— Убийцу, конечно, не поймали?

Валентина Николаевна сменила темп. Гнесина, «Подготовительные упражнения к различным видам фортепианной техники». Раз, два, три, раз, два, три. Нога ритмично нажимает на педаль.

Аня аккуратно отрезала треугольный кусочек пиццы.

— Не знаю. Наверно, нет.

Мать бросила быстрый взгляд на дочку. Сказала многозначительно:

— Но одного человека забрали.

Аня, жуя с набитым ртом, невнятно:

— Кого же?

— Одного парня из нашего подъезда. Такого светлого, высокого, похожего на прибалта. Я из окна видела, как его уводили.

«Витас!»

— Может, ты знаешь, кого убили?

— Знаю. Соседка была понятой на опознании. Пока ты весь вечер висела на телефоне, мы с ней на кухне чаю попили. Убили девочку из вашей школы. Наверняка ты ее там видела. Какая-то Даша Палашова. Ужас!

«Палашова!»

Пицца больше не лезла в горло. Витас убил Палашову! Офигеть можно!

— А за что он ее?

Валентина Николаевна принялась за аккорды. Это Нейгауз: «Аккорды на форте играются более низкой кистью, аккорды на пиано — более высокой. Свобода руки от плеча до кисти при полной сосредоточенности пальцев». Велик и мудр Генрих Густавович! Хоть и немец.

Небрежно повела плечами.

— Понятия не имею. Я никогда бы на него не подумала. Вежливый такой. Всегда в двери пропустит. Интеллигентный юноша.

Пока дядя Коля отсутствовал, чаепитие закончилось. Мама унесла чашки на кухню. Мыть-сушить. Лена сложила недоеденные сухарики и сушки в хлебницу. Хлебницу Куролятины держали теперь в комнате. В кухне слишком накладно для семейного бюджета. С некоторых пор Фарида стала путать свою и чужую. А у Баимовых семья большая. Плюс постоянные родственники из области. Тоже люди не богатые. Хлеба все едят много.