Нам с тобой нельзя (СИ) - Орлова Юлианна

Как он мог? Я ведь…я даже в уме не могу сложить долбанную мысль в кучку, потому что мысли просто не формируются. Вакуум и расползающаяся по телу боль. И так ведь ранил уже, зачем еще больше?

Видимо, изменения в моем настроении отражаются на лице, потому что мужчина напротив тоже меняется в лице и перестает меня удерживать. Подхватывает за подбородок, заставляя посмотреть на себя. В глазах уже нет той лавины гнева, на смену ему пришла горькая печаль. Никита хмурится и тихо шепчет:

—Дурочка, ты понимаешь, что с тобой могло бы случиться там, будь ты одна? Зачем ты подвергаешь себя этому? Трахнули бы в коридоре и забыли. Ты думай о себе в первую очередь, а потом уже о мести или показательных выступлениях.

Читает как долбанную открытую книгу. Прикусываю губу от негодования.

Мои глаза увлажняются, но я не позволяю себе плакать, как не позволяю долго смотреть на него, потому что несмотря на боль, хочу его обнять. Но я скорее переломаю себе руки, чем первая пойду на контакт.

—Светик, посмотри на меня.

—Мне больше не о чем с тобой говорить, и не трогай меня, пожалуйста, — отталкиваю его руку, но боковым зрением цепляю красную нить на широкой руке. Потрепанная, но не сорванная.

 Горькое разочарование вместе с неконтролируемым восторгом опять прокатывается по телу. Он не снял ее. Бросаю взгляд на свое запястье. Такая же веревочка. Тяжело вдыхаю затхлый воздух и пытаюсь отойти в сторону от мужчины, но боль в ноге заставляется согнуться пополам.

—Что с тобой? — перехватывает мой локоть, но я недовольно шиплю.

—Ничего, отвали.

—Хватит, я сказал. Как это случилось? — взволнованный голос раздается над ухом. Волосы на загривке становятся дыбом, пока пытаюсь дотянуться до ремешка босоножек на высоком каблуке.

Стянуть скорее адские ходули.

—Отвали от меня уже! — откидываю его руку, прикусывая губу. Глаза щиплет.

Никита аккуратно цепляет мою икру и приподнимает одну ногу, потом вторую, осторожно стягивая босоножки. Они оседают на асфальт. Чтобы не упасть, я хватаюсь за плечо мужчины, а сама просто мечтаю о том, чтобы пытка кончилась. Не могу я больше это все выносить! Горячее дыхание касается кожи на ногах. Он так же бережно трогает лодыжки, от чего я ойкаю.

Не спрашивая больше ни о чем, Никита резко подхватывает меня на руки.

—Отпусти меня, не трогай. Я же в платье, куда ты меня поднял!

—Пару минут наза тебя не волновало, что ты светила нижним бельем перед мужиками, — выдерживает паузу, а затем дополняет. — Не волнуйся, тут никого. А кто увидит что-то, останется без глаз.

Сухо выдает мне и спустя секунду усаживает на заднее сидение, накидывая на мои оголенные ноги свой пиджак. Знакомый запах туалетной воды вгрызается в сознание. Теперь ярче, по-особенному.

Я смотрю на то, с какой нежностью Никита трогает мою ногу, и хочу плакать. Ну почему все так?

—Ты просто растянула, сейчас холодное приложим.

С этими словами он достает из мини холодильника своего новомодного внедорожника куски льда, обворачивает футболкой именитого бренда, висящей на вешалке тут же, и подает мне.

В таком виде мы и добираемся домой. Он, пьяный за рулем, и я, с раненой ногой, в полном раздрае.

Нас никто не останавливает, потому что эту машину знают все в области, если не в стране.

—Ты пьяный за рулем.

—Ты знаешь, что я не сажусь за руль в некотролируемом состоянии.

—Это опасно в любом случае.

—Я скорее отгрызу себе руку, чем сделаю что-то во вред тебе, Света.

Он смотрит в зеркало заднего вида, а я тихо ненавижу и себя, и его, за все то, что он говорит и за все то, что я чувствую в ответ на эти слова.

Мы сталкиваемся взглядами и резко отскакиваем. Мгновенно.

Это полное фиаско, Света.

—Я не поздравил тебя ночью, потому что не смог, а не потому что забыл.

Возможно, во мне уже отключился мозг, но я сквозь слезы едва заметно улыбаюсь.

Идиотка точно.

В доме не горит свет, и так я понимаю, что родители давно спят. Беглый взгляд на часы, и все становится ясно —  уже за два часа ночи. Никита молча выходит из машины и также молча берет меня на руки. Я не сопротивляюсь, потому что голова тяжелая, сил хватает ровно на то, чтобы удерживать глаза открытыми. Но даже в таком состоянии мое тело нагревается от тесного контакта. Я снова реагирую на него не так, как мне бы хотелось. И от этого осознания внутренности сжимаются. Бесконечно долго прокручиваю сегодняшний день, как ждала каждую долбанную минуту поздравления от него. И не дождалась.

Хватит накручивать себя. Хватит думать о нем. Пьянь болотная!

Все становится ватным и смутно осязаемым, так бывает, когда ты очень сильно хочешь спать и наконец-то дорываешься до заветной подушки. Вот именно подобное состояние легкости охватывает и меня

—Ты себя плохо чувствуешь? — Никита так осторожно несет меня, что я не замечаю, как плавно опускаю голову на плечо и едва ли не падаю в объятия Морфея. —Света? — как гром звучит над ухом.

Дергаюсь и сразу возвращаюсь в реальность. Тяжело поднимаю голову, и губами случайно прохожусь по щетине, но ощущения, будто бы по раскаленному железу. Помутневший от алкоголя взгляд цепляется за выточенный гордый профиль. Сейчас Никита хмурится, и я не нахожу ничего лучше, кроме как просто провести пальчиками по мужскому лицу, разглаживая морщины. Стирая печаль. Я больше не злюсь, во мне глушится негатив всем тем, что я успела в себя влить в надежде забыть его.

—Что ты делаешь?

—Ты противный. Ты меня не поздравил, — тыкаю пальцем в грудь и плавно веду вниз, расстегивая пуговки согнутым указательным. Никита резко втягивает воздух. Между нами искрит и дымится, даже в невменяемом состоянии могу уловить эту смену.

—Прекрати себя так вести! — грозно шепчет, пока мы проходим через пост охраны. И я только сейчас замечаю то, с каким вожделенным взглядом на меня смотрят эти мальчики. Шлю им воздушный поцелуй, за что моментально отхватываю от Никиты. 

—Ты сейчас ночевать будешь в палатке на улице, — цедит, разворачивая меня прочь от охраны. Ревнуешь? Печально, что только так можно добиться от тебя хоть чего-то.

—Я пойду к тем мальчикам, они меня согреют. Ты ведь не хочешь, — надуваю губы как в детстве и открыто смотрю в хмурое лицо. К чести нашей несокрушимой скалы надо сказать, что ни один мускул на лице не дрогнул.

—Я укрыл твои ноги пиджаком, второго нет, уж уволь, — заносит в дом и уверенно поднимается по лестнице. Да, укрыл...чтобы никто не увидел. Но сам с радостью рассматривал под разными углами. Эгоист! Ни себе, ни людям!

—Ты знаешь, как быстро согреть человека, если он замерз? — обхватываю мощную шею двумя руками и придвигаюсь вплотную к губам, но смотрю в глаза. Там плещется ярость и еще нечто смутно знакомое. —Кожа к коже, Ник. Надо раздеться и полностью обнять человека. Подумай над этим.

Глаза воспламеняются, на смену злобе приходит похоть. Вот. Это то, что я ждала, что ему не все равно. Дура, ему и так ведь не все равно, потому что он тут с тобой нянчится. Мог бы охраннику передать и спокойно ехать домой, но нет. Он, наплевав на все, приехал к тебе. И сейчас смотрит так, как тогда…год назад, когда все поменялось кардинально и навсегда.

Я смотрю на него и понимаю, что падаю с обрыва вниз. Отворачиваюсь и облизываю пересохшие губы.

 Теперь я спокойна. Никита хватает меня за подбородок, заставляя смотреть на него в упор и шепчет:

—Еще раз увижу, что ты хоть каплю в рот взяла…

—Что ты сделаешь? Отшлепаешь? — смеюсь, вырываясь из захватата. А спустя минуту оказываюсь на своей кровати. Становится тепло, бесконечно хорошо и пахнет им. Я засыпаю быстро, мгновенно. Как будто только этого момента и ждала весь день.

В последний раз приоткрыв глаза, натыкаюсь на сгорбленную фигуру в моем розовом кресле прямо напротив кровати. Полумрак комнаты не дает разглядеть картину целиком. Но даже того немногого, что удается увидеть, хватает для ощущения всепоглощающей радости. Неконтролируемой.  Руки уперты в колени, а выражение лица напоминает застывшую в болезненной гримасе статую. Охраняющую мой покой.