Килька неслабого посола (СИ) - "Старки"

— Счёт два ноль, это не то, что я от вас жду! Наши четыре ноль проиграли, а вы? Вам есть к чему стремиться!

— Внимание, внимание, тут сообщают, что к голкиперу первого отряда Иванову Алексею приехали родители, просим его срочно покинуть ворота и не менее 20 минут тупо ждать у лагерных ворот!

А когда наши забили таки гол, мы устроили массовый танец-истерию и ещё пробежку вокруг стадиона, Олега, забившего гол, качали на руках, а все девчонки были отправлены мной для целования бедного Иванова Алексея, пропустившего мяч. В общем, я сделал всё, что мог, чтобы поражение было не таким обидным.

Кот не вмешивался, стоял ухмылялся. Даже бесит, что его не заводит, ведь я оскорбляю его деток! Да и про него пару кричал и язв было запущено в эфир! И я не могу оставить всё как есть, дурость наружу просится, меня несёт, что не остановить:

— Товарищи! — ору я в рупор почти в ухо Коту. — Матч куплен, слит! Международный скандал! Из достоверных источников стало известно, что тренер «Чёрной каракатицы» пообещал команде второго отряда заплатить, если они проиграют матч! Скандал!

— И что же он пообещал? — ехидно спрашивает тренер-взяточник.

Так про сигареты нельзя, про лак на ногтях — за… роет. Про что же?

— Он пообещал поцеловать в зад! Представляете, какой конфуз! Фи!

И тут я понял, что договорился! Во-первых, какие-то сексуальные аллюзии вслух при детях и опупевшем физруке, во-вторых, надо бросать рупор и бежать. Коту показалось, что это так обидно? Я же пошути-и-и-и-и-ил…

Чешу от кабана Шурика по всему полю, детишки улюлюкают, мои мне помогают. Сенечка подножку поставил, но Кот ловко перекувырнулся и продолжил погоню. А-а-а-а-а! Я не могу не орать, это придаёт мне скорости… Уже поле закончилось и трава началась выше колена, ёлки-палки! Что я сказал-то такого! Ничего такого! Чтобы так нестись за мной! Может, остановиться?

Но на этой светлой мысли меня и так остановили, вернее, настигли. Кот схватил меня одной рукой вокруг тельца, развернул, сделал бросок, и я в траве. А он на мне!

— Мягко тебе? — еле дышу, но не могу молчать. — Я же пошутил, ты…

— Да ну?

И… впивается мне в губы. Не как вчера Серёга, тот просто прижался и всё. Кот всасывает меня в себя и требует, чтобы я подчинился. Ой-ёой-ёой! Это его язык такой во мне? Это он зубами так по губе делает? Это он кофе пил и всё ещё не выветрилось? Это потому, что он с закрытым ртом стоял в отличие от меня… Это он что-то говорит мне в рот? Дурак, нужно оторваться от меня, чтобы я понял, так, один гудеж… не-не, не отрывайся, хотя… Дышать, дышать, дышать…

Просто лежим в траве, но у нас мало времени, дети рядом. Мои олбанцы спасут своего вождя.

— В жопу же должен был! — возмущаюсь я.

— Что? — окосело смотрит он на меня. — А! Ну не при всех ведь! Это дома…

Он отваливается от меня, набегают дети и скручивают насильнику руки, победно крича…

Футбол закончился отлично: все довольны. Первый отряд — победой, мои олбанцы — спасением вожатого и весёлым унижением противника, физрук — тем, что уже кончилась эта свистопляска, Кот — демонстрацией своей силы надо мной. А я? Вроде тоже доволен…

Кот

Не выдержал, значит… Но всё равно доволен, пусть так! Никакого самокопания и выедания мозгов, захотел и поцеловал. Настроение сразу поднялось, да и Килька вроде не сильно припух от моей прыти… Поговорить о поцелуе не дали милые дети, обожаю их. Мы сразу погребли на отряды, я резко придумал кучу мероприятий, играл в «чепуху», учил парней играть в лапту. Перед самым обедом наш отряд в бассейн пошёл. На обеде нас весело развлекали воспитки. В тихий час болтал с детишками «за жись». А потом мы по договорённости с Килькой устроили чемпионат по пряткам между двумя отрядами. Сначала прятался мой отряд, на всех нацепили бумажные номера на спины. Дети, и с ними мы, разбежались по лагерю (условие — не входить в помещения). Засекается время, и второй отряд отыскивает людей с номерами, догоняет, срывает бумажки, и когда сорвана последняя бумажка, таймер останавливается. Контрольное время. Потом меняемся ролями. Мы ищем, они прячутся.

Наше время — 50 минут. Мы второй отряд почти всех нашли быстро, минут за 30. Ещё пять минут и осталось найти двух человек. Один из них — Килька. Я лично бегал до когда-то обнародованной дыры за складом, залезли даже на карусель в верхнюю кабинку, нарушая технику безопасности. Блин! Время идёт, уже 42 минуты! Бегу за костровую с двумя пацанами, нет никого, но тссс… Прижимаю палец ко рту, показываю парням, мол тихо! Подкрадываемся к пожарному щиту, рядом ящик с песком, а из него глухой голос:

— Ба… всё нормально! Лекарства пью! Всё взял!

— …

— Не бегаю! Да тут все мирные! Никто же не гоняется за мной! Дети маленькие, спокойные! Никаких нагрузок!

— …

— Ну, это в твоё время такие лагеря были! Сейчас не опасные для твоего внука-хлюпика!

— …

— Кормят хорошо!

— …

— Не курю! Тут не разрешают!

— …

— Не переживай, не было никаких приступов! Врач же сказал, что ремиссия…

— …

— Зачем он приходил? Гони его в шею! Я ничего от него не возьму! И не смей говорить ему ни про меня, ни про деньги!

- …

— Ба! Я сам справлюсь, он мне не отец! Ты лучше о себе подумай! Как давление?

— …

— Я не увиливаю!

— …

— Не говори ему, где я! Прошу тебя, бабулечка моя любимая!

— …

— Целую тебя, позвоню завтра!

И я забыл, зачем мы тут, что-то у меня сердце закололо. У Кильки проблемы? Проблемы с отцом? А что там про врача, про лекарства, про ремиссию? До меня доходит, что у него есть какая-то другая жизнь, в которой нет ни меня с мокрыми губами, ни надувной уточки, ни теневого театра. А есть что-то страшное… Или я неправильно понял?

Пацаны трясут меня за плечо, не дают анализировать. И мы открываем ящик. Килька, лежит там скрюченный, с телефоном под ухом.

— Ага! — восторженно кричат парни.

— Вот, гады! — так же восторженно кричит Килька, вскакивая. Мы срываем с него номер и бежим к нам в отряд. Когда добежали, таймер показывал 50 минут! Блин, ничья, что ли… Но я не расстроился, я уже расстроен, и мне всё равно стало, чем эти прятки закончатся…

Но Килька носится, бегает, он уже для своего отряда новую игру придумал, какой-то пионербол четырьмя мячами. Угнал их на стадион… Как он там сказал? «Никаких нагрузок…»

========== 6. ==========

Килька

Вечером Кот какой-то не такой. Ни с того ни с сего наорал на меня после второго ужина. И за что! За то, что мы решили в вышибалы поиграть. Бесит! Он что, бог вожатых? Видите ли, «нужно знать меру», «бегаете весь день», «обалдел, столько спорта нельзя». Велел заняться чем-то «мирным». Мой отряд, что хочу, то и делаю! Но на его сторону вдруг встала Ольга Петровна, она предложила провести «свечку». Кот одобрил, так как лежание в холле на одеялах и всякие россказни и прибаутки он счёл подходящим занятием.

Потом, после планёрки, я удачно улизнул за склад, договорившись с Серёгой, чтобы он тоже пригнал покурить. Он и пригнал, пригнал сюда Кота. Тот опять на меня наорал, главное, на Серёгу не орёт, его здоровьем он не обеспокоен! Бесит! Он что, моя бабушка?

В корпус пришли, так Кот запретил мне на ночное вожатское сборище идти. Типа хоть эту ночь выспись! А покушать? Повёл меня к нашим воспиткам, те впихали в меня всё сегодняшнее меню: сыр с завтрака, котлету с обеда, банан с полдника, запеканку с ужина, булку со второго ужина, всё это сверху залито чаем и засыпано конфетками. Наверное, это всё для того, чтобы меня обездвижить, так как сижу наетый, вздохнуть боюсь, кажется, что разорвёт. Договорились, что завтра двумя отрядами пойдём за территорию, на речку, обещали показать мне «чудо-место». В конце этих старческих посиделок Кот поднял меня за шкирку и уволок до кровати. Ладно, хоть не бросился раздевать меня, как маленького! Зато приказал:

— Всё, дрыхни!

Блин! Что за диктатура? Может, у меня планы какие на ночь? Чувствую, как во мне зарождается революционная ситуация, когда «низы не хотят, верхи не могут», в данном случае низы — мои ноги, не хотят смирно лежать, а верхи — моя головушка, не может просто подчиниться этому эксплуататору. Отвернулся от него, ручки под щёку сложил, изображаю засыпание, причмокиваю и соплю… А Кот даже свет ещё не выключил! Давай, спи уже! Моё сопение не убеждает, слышу, он мне говорит (совсем не как с заснувшим говорит, громкость не сбавляя):