Килька неслабого посола (СИ) - "Старки"

Я ненормальный? Понимаю, чего прошу? Понимаю, понимаю… Кот ошалело посмотрел на меня и спросил то же самое, о чём вопрошал себя сам:

— Ты вообще-то понимаешь, о чём просишь?

— Захотелось мне…

— Килька, ты сам напросился!

И Кот медленно подходит ко мне, медленно обнимает и начинает целовать. Да, да, да, я напросился сам! И мне захотелось! И я прошу Кота, оторвавшись от его умелых губ:

— Научи меня так же…

Он кивает, но точно не понимает, чего я хочу… А я хочу уметь целоваться, как он, властно, томительно, так, чтобы губы вытягивались, чтобы позвоночник вытягивался, чтобы сладко и страшно…

========== 8. ==========

Кот

Чувствую себя растлителем несовершеннолетних. Понимаю, что Киле двадцать, но кто даст? Глаза с искрой, щёки гладкие, шейка тощая, губы обветренные. Да и поведение инфантильно-детское, суждения игрушечные, выходки подростковые. Вот и грызёт совесть. Но целую Кильку, целую с упоением, удерживаю за голову обеими руками. Боюсь руку переместить даже на спину ему, вдруг сделаю следующий шаг, сорвусь, и этот шаг — ступень в неизвестность, прыжок в никуда. Килька отвечает очень серьёзно, наверное, осознаёт, что не шутка — такие отношения. Это не совместное мазание детей! Обхватываю его губы, рвусь внутрь, а он робко языком до моего дотрагивается, отвечает вроде, но неуверенно, и не дышит. Когда отрываюсь, он пытливо смотрит на мои губы, как будто удивляется, как этим можно такое выделывать? Во время поцелуя его глаза мутнеют, и даже закатываются! Но начинаю спускаться вниз, к шее через подбородок, Килька пугается, в глазах становится ясно, отталкивает. Допускает только к лицу, у самого руки «по швам», напряжено всё, кроме губ, на носочках вытягивается. Сладостный, конечно, поцелуй, но странное при этом ощущение, что мелкий какой-то экзамен сдаёт. Эти руки «по швам» выдают Килю со всеми потрохами, нет той похотливой муки, от которой дрожь в руках и стон в паху, но есть интерес к новой учебной дисциплине, есть уважение к преподавателю суперсложной науки.

Когда губы опухли и стало невыносимо жарко внизу живота, я отстраняю Кильку, он не сразу приходит в норму, но всё-таки успевает вставить:

— Спасибочки… У тебя это так восхитительно получается! И я так спать захотел!

— Киля, за поцелуй не говорят «спасибо».

— Так я «спасибочки» же? А это соверше-е-ено разные вещи! — и в душ сбегает.

На следующий вечер беру его сам, без его идиотских просьб. И опять руки по швам! И опять удивлённые, пытливые глаза! После поцелуя он вдруг говорит:

— А вытащи свой язык! — я вытаскиваю во всю возможную длину. А он продолжает: — Колечко сделай! А трубочку? А ещё что-нибудь? Ни фига себе! А до носа дотянешься?

Великолепная картина: стою, рожи корчу ему в лицо, а он разглядывает. Киля даже пальчиком до кончика языка дотронулся! Расстроился:

— Блин, у меня так не получится…

— Ну, ты и балбес! Это что, жизненно-необходимое умение — языком колечко делать?

— Ты же умеешь!

— Этого нам хватит…

Вот я и мыслю категориями «мы», «нам», «о нас». Незаметно это как-то подкралось ко мне. Килька днём и виду не показывал, что есть между нами какие-то поцелуи и прижимания. Мы вообще не касались друг друга, только если в бассейне дурачились. Во внепоцелуйной программе мы бесконечно пикировались и подкалывали друг друга, Килька пару раз посолил мой компот, я связывал его шнурки на кедах. Киля снял флаг с улыбающимся солнышком и повесил мою майку с ликом Че Гевары (влетело обоим от Ларисы Ивановны). Я однажды ночью спрятал всю его одежду в холле, и когда утром он проснулся, то в плавках очень долго рыскал по комнате, потом домогался (в хорошем смысле) меня, потом в плавках рыскал по коридору. Его спасла ТатьСанна, которая мой юмор не оценила.

Пожалуй, самый крутой розыгрыш устроил Киля. Мы собирались с отрядом зорьку встречать (есть такая развлекуха), я поставил часы на 5 утра, ответственно лёг спать пораньше. Отпустил при этом Кильку на ночер в четырнадцатый отряд (я добрый). В общем, всё вроде нормально. Заснул.

Проснулся от звуков будильника. Ни хрена не выспался! Неужели уже пять? Смотрю на часы… блин, пять! Киля лежит у себя, сладко спит. Везёт! Встаю, сижу на кровати минут пять, сил никаких. Может, отменить на хер эту «зорьку»? Нее, пионеры не одобрят, обидятся… Придётся вставать, ищу одежду, с трудом завязываю кроссовки, стараюсь Килю не разбудить. Обречённо, в темноте шарю в тумбочке, нахожу щётку и пасту, иду умываться и бриться. Иду обратно, руками машу, плечиками передёргиваю, мышцами играю — разминаюсь, значит. Надо детей будить, их не жалко, но орать нельзя… другие же отряды не виноваты, что мы на мероприятие выдвигаемся! Хм, а ТатьСанну что-то не видно. Как мы без её гитары? Осторожно стучу к воспиткам, не реагируют. Стучу ещё, громким шёпотом в дверную щель взываю: «Татьяна Александровна, мы идём?» Шорох, звук отрывающегося замка, выглядывает ошарашенная и всклокоченная ТатьСанна:

— Саня, ты чё, охуел?

— В смысле?

Она приоткрывает двери и показывет на столе электронные часы: 01.15.

— Не хуя себе! — практически кричу я.

— Вот и я о том же! — отвечает воспитка.

Я лечу в нашу комнату, там на кровати трясётся от смеха Килька. Врубаю свет, я зло-о-ой!

— Киля! Что это значит?

Он трясётся, давится, говорить не может, единственное, что выдавливает:

— Ой, щас обосссусь!

Истерика длится минут пять, потом этот «обоссавшийся», видимо, понимает, что я обиженный, растерянный стою посредине комнаты и молчу. Затыкается. Подскакивает ко мне и даже обнимает!

— Котик! Только не бей меня! Прости меня, Кильку безмозглую… Котик, я гад и мерзкий тип, признаюсь и расписываюсь в этом…

В общем, как только я уснул, Киля не пошёл ни на какой ночер. Он перевёл мои часы, переставил мой будильник в телефоне, подстраховался и переставил свой телефон на четыре часа вперёд. Лёг в кровать и стал ждать моего пробуждения. В итоге, я спал полчаса. Соскочил по будильнику и стал собираться на «зорьку», Килька наблюдал за мной из-под одеяла и балдел от своей идеи. Приколист-садист!

Ложусь обратно в постель, отворачиваюсь, дуюсь. Килька ко мне, через одеяло обнимает. В ухо шепчет, давясь от смеха:

— Ну, Котик, не бычься! Хочешь, я с тобой в пять встану?

— Я не бычусь, иди спи!

— Я же вижу, ты обиделся! Прости меня, я исправлюсь, буду нудным…

— Простил, иди спи…

— Ни фига ты не простил! Поцелуй меня!

— Ну, ты наглый! Просит прощения и ещё требует, чтобы его поцеловали!

— А как надо?

— Как? Об косяк! Шуруй к себе спать!

Чувствую, губки мягкие по скуле пробираются к носу, оставляя мокрую дорожку, дышит в меня гадёныш тёплой струйкой. До губ добрался и чмокает… Блин, что за чмоки?

— Это что, ты поцелуй сейчас изобразил?

— Ага.

— Фигня какая-то! Отвали от меня, иди спать уже!

— Ну, Кот!

Молчу. Тогда он пытается поцеловать меня по-настоящему. Норма-а-ально получается, можно сказать, научился! Хотя всё равно инициативу перехватываю, беру в плен его губы, загребаю его руками в охапку, подпихиваю под себя. Килька только попискивает, а я постанываю. Останавливаюсь вовремя, не довожу до точки невозврата. Понимает ли Килька? Он ведь парень! Должен понимать! Неясно, о чём он думает. Что там варится у него в голове?

Килька выползает из-под меня и с радостью прыгает к себе в кровать:

— Только посмей меня разбудить, когда «на зорьку» потащитесь! — бодро угрожает он мне, видимо, понял, что прощён. Уже через пару минут Киля засопел, а я лежи и желай его!

Уже через день второй выходной. Мы собираемся на речку. Серёга одобрил, и я позвал его с нами, а он:

— Я тебе мешать буду, Кот!.. И крем возьми какой-нибудь, для рук можно!

— Серёга, ты извращенец! Что за намёки?

— Никаких намёков! Это совет!

— Отвянь со своими советами…

— Тогда для загара хотя бы возьми… Или масло сливочное в столовке типа для бутиков! Тебе дадут! Скажи, что для Кили, сразу дадут! Не говори только для чего! — гнёт своё Серёга, ехидно ухмыляясь.