«Дней Александровых прекрасное начало…»: Внутренняя политика Александра I в 1801–1805 гг. - Андрей Дёмкин

5 июня 1801 г. именным указом Сенату была создана Комиссия составления законов. Во главе комиссии государь поставил графа П. В. Завадовского. К указу приложен высочайший рескрипт на его имя. В этом документе сказано, что «единый закон – начало и источник народного блаженства». То есть в соответствии с просветительскими взглядами закон Александром I поставлен превыше всего (в том числе и его власти как самодержца). Стопятидесятилетнюю линию законотворчества (с Уложения 1649 г.) император оценил невысоко, отметив порочную практику «переменять» законы по «прихоти» или «самовластью». Он выделил лишь Петра I, который пытался усовершенствовать законодательство. Далее следует программа деятельности комиссии из десяти пунктов, которая начинается с характерной для молодого Александра I фразы: «Мне кажется…». Что же «кажется» новому государю? А вот что: 1. Определить «черту», на которой «остановилось» законодательство и с которой «двинуться нужно»; 2. Рассмотреть планы работы предыдущей (павловской) комиссии; 3. Выбрать один из планов или «составить многих общее начертание»; 4. С этим планом «сообразить» состав комиссии; 5. Во исполнение этого плана «обработать» все части законодательства, а те, которые «выйдут» из плана, – пересмотреть;

6. Начатые и неоконченные части законодательства завершить по «определенному начертанию»;

7. В случаях отсутствия в законодательстве каких-либо положений или противоречий в нем справляться с законодательством других стран;

8. Использовать «Наказ» Екатерины II Уложенной комиссии; 9. Требуются ясность, простота и «краткость слога»; 10. Комиссия представляет государю ежемесячно записки.

Император сориентировал Завадовского на использование «заделов» павловской комиссии, «Наказа» Екатерины II и зарубежного опыта. Работа предстояла большая. М. И. Богданович писал, что П. В. Завадовский «всегда умел пользоваться жизнью и обстоятельствами». Практическая сметка должна была помочь графу начать чистку «авгиевых конюшен» российского права[29].

В июне 1801 г. для Александра I настала пора освобождаться из-под влияния заговорщиков. Но до этого произошло тревожное для императора событие, усилившее позиции Палена. 4 мая государю сообщили о заговоре офицеров, принимавших участие в перевороте 12 марта. Они планировали устранить Александра Павловича и посадить на престол его жену – Елизавету Алексеевну. Нити заговора вели к братьям Зубовым. Трудно сказать, насколько серьезно было это предприятие. Возможно, все ограничивалось речами на офицерских пирушках. Александр I воспользовался влиянием графа П. А. Палена (недовольные офицеры желали устранить и его). Пален с ситуацией справился, и с этого времени между ним и Зубовыми началась борьба. В глазах государя кредит графа повысился, а кредит братьев, наоборот, упал. Для Александра Павловича важен был раскол среди руководителей заговора 12 марта. Он им и воспользовался.

Императрица-мать, Мария Федоровна, ненавидела Палена, требовала от сына устранить его с политического горизонта. Наступил час, когда Мария Федоровна патетически заявила Александру Павловичу: или он, или я! Государь, уловив, что настало время избавиться от опеки главы заговора, и опершись на позицию матери и ее окружения, снял 17 июня графа П. А. Палена со всех постов. Он даже не дал ему прощальной аудиенции: приказ уйти в отставку и срочно покинуть Петербург передал огорошенному неожиданной немилостью государя графу генерал-адъютант. У П. А. Палена, проживавшего отныне в своих прибалтийских имениях и исключенного из политической жизни страны, было достаточно времени, чтобы упрекать Александра I в неблагодарности. Мемуаристы так откликнулись на отставку графа. Ф. Ф. Вигель считал, что Пален «царствовал в России, кажется, более, чем император Александр… был, однако же, обманут притворной скромностью молодого царя и в один миг с высоты могущества низринут в ссылку». П. Г. Дивов видел причину падения Палена в том, что он не сохранил «должного уважения к матери государя».

Позже очередь дошла и до графа Н. П. Панина: он получил отставку в сентябре 1801 г. На его место в Коллегии иностранных дел был назначен граф В. П. Кочубей. По поводу Панина П. Г. Дивов пишет, что он «навлек на себя совершенную ненависть монарха» по своей «недовольной осмотрительности во изъявлениях» о его особе.

Братья Зубовы сохранили свои посты в Государственном совете. Хотя князь П. А. Зубов даже подавал записки о важных политических проблемах, но влиянием уже не пользовался и с декабря 1801 г. перестал участвовать в заседаниях, уехав за границу (этому предшествовала, по некоторым сведениям, интрига, целью которой было якобы устранение Александра Павловича и замена его на престоле матерью). Его брат граф В. А. Зубов просидел в Совете вплоть до своей кончины в июне 1804 г.[30] Полагаем, что падение графа П. А. Палена и начало заседаний «Негласного комитета» неделю спустя – не простые совпадения.

Обратимся к внутриполитическим шагам Александра I в марте – июне 1801 г. Рассмотрим указы верховной власти (помимо уже упомянутых ранее указов и манифестов, отменявших неудачные павловские положения). Кроме высшего законосовещательного органа, каким стал Государственный совет, в России роль высшего административного органа выполнял Сенат (некоторые члены Государственного совета были сенаторами). Ряд указов высшей власти касался конкретных сторон деятельности Сената. Именной, объявленный генерал-прокурору 3 апреля, требовал представлять государю лично по воскресеньям «рапорта» и «мемории». Этим Александр I подчеркивал свое желание лично вникать в дела этого органа власти. 22 апреля именной указ устанавливал, что общее собрание в Сенате должно быть «по-прежнему в пятницу». 22 мая такой же указ предписывал Сенату не рассматривать «во временных» департаментах новых дел, но передавать их в постоянно действующие департаменты (это и понятно – «временные» департаменты подлежали ликвидации). 31 мая генерал-прокурор объявил сенаторам именной указ, в котором обязывалось присутствие в каждом департаменте не менее трех сенаторов. Предполагались «отлучки» сенаторов в летнее время.

Рассмотрим сенатские указы, касавшиеся внутренних вопросов: с 13 апреля подтверждалось, после полученного одобрения государем, что Сенат имеет право «увольнять» в отпуск или от службы тех чиновников, «которых определение от него зависит». 23 апреля дела, бывшие в ведомстве упраздненной Тайной экспедиции, отдавались в архив «к вечному забвению». «Доносы» же по важным государственным делам указано было «представлять» военным или гражданским начальникам.

Важное значение имел именной указ от 5 июня. В нем император предписал Сенату самому составить доклад о своих правах и обязанностях и представить ему. Причем Александр Павлович прибег к весьма обнадеживающим для сенаторов фразам: «Я желаю восстановить (Сенат. – А. Д.) на прежнюю степень, ему приличную, и для управления мест, ему подвластных, толико нужную. Права и преимущества Сената я намерен поставить на незыблемом основании как государственный закон». «Прежняя степень» положения Сената – это времена петровские и елизаветинские, когда этот государственный орган был на вершине своих полномочий. В последние царствования значение Сената падало, а роль генерал-прокуроров усиливалась. Этот указ положил начало бурным дебатам о прерогативах Сената, о которых будет сказано ниже[31].

Не менее важен для Александра I был вопрос о крепостном праве. Он сам, его друзья, да и лица, ухитрявшиеся делать достоянием государева внимания свои записки (например, В. Н. Каразин), желали приступить к этой проблеме и начать ее решать с ограничений прав помещиков на своих крепостных. Александр Павлович поручил генерал-прокурору А. А. Беклешову подготовить проект указа о запрете продавать крепостных без земли. 6 мая 1801 г. этот документ был представлен Беклешовым Государственному совету. Его члены нашли, что подобное предложение соответствует «благотворительным распоряжениям и великодушным правилам» императора, однако рекомендовали выпустить подобный указ «попозже». Несвоевременность данной меры аргументировалась вполне традиционно: «простой народ, всегда жаждущий свободы», «по неразумию» может выйти из повиновения (особенно в начале царствования), посчитав, что начальство скрывает от него данную царем свободу. На самом деле, члены Совета выражали мнение основной массы дворян, не желавших расставаться даже с частью своих прав на крепостных. Проект указа был исправлен, и 16 мая сам Александр I явился на заседание, стремясь убедить вельмож. Но тщетно! Считается, что государь не ожидал оппозиции по этому вопросу. Александр Павлович не рискнул настаивать, понимая, чем ему может грозить недовольство дворянства. Он только предписал именным указом от 28 мая не печатать объявлений о продаже людей без земли в «Ведомостях». Поскольку эти газеты находились в ведении Академии наук, указ предназначался ее президенту барону Блудову[32]. К подобным мерам, пусть в малой степени, но ограничивавшим права крепостников, можно отнести и именной указ от 8 мая. Он уточнял, что по ревизии за теми помещиками, которым пожалованы целые «селения», числить все «ревизское число душ». За помещиками же, кому жаловались отдельные семьи, «числить» только тех, кто принадлежит к этим семьям «по родству»[33].